День учителя
Шрифт:
В коридоре хлопнула дверь. Саша отстранила его и с какой-то покровительственной истомой в голосе прошептала: «Ох, мужики, мужики… Посиди здесь. Я постараюсь эту старую мегеру уговорить». Она выбежала из кухни. «Что я делаю? — Мирошкин тупо уставился на торчавшую из раскладушки простенькую ночную рубашку. — Надо бежать, бежать. О, Господи! У нее еще и веснушки». В дверях возникла Саша: «Пойдем. Я сказала, что мы вместе учимся и ты зашел мне кое-что объяснить по курсам. У нас есть минут двадцать, пока директор не пришел». Лицо у нее было торжествующее. Они прошли в комнату отдыха. Усаживаясь на драный на подлокотниках диван, Мирошкин спросил: «А директор — это кто?» — «Ну, Владимир Николаевич. Алексеев его фамилия. Прекрасный человек. Он знаком с моей старшей сестрой, она теперь живет в Петербурге и работает моделью. А я решила в Москву ехать. Вот она меня к нему и направила. Он меня и на курсы устроил, и деньги заплатил. А здесь поселил с условием — работай и живи,
— Так зачем же ты приехала в Москву? Чего ты хочешь добиться?
— Пока не знаю… Владимир Николаевич сказал, чтобы я думала и присматривалась.
— А почему он запрещает тебе встречаться с молодыми людьми? Может быть — ха-ха — ты ему самому нравишься. Для себя бережет?
— Ты что! Ему лет шестьдесят. Он очень хороший человек…
Когда Саша пресекла вторую попытку Мирошкина поближе изучить ее тело, он засобирался домой.
— Ты обиделся?
— Нет, что ты. Просто у меня тоже есть дела. Давай встретимся завтра. Когда ты сможешь освободиться?
— Завтра… Завтра у меня курсы в шесть вечера… Я думаю, что смогу отпроситься где-нибудь в два. Приходи в книжную лавку и будь там. Я оденусь, зайду попрощаться с продавцом — завтра Валентины не будет — а ты иди за мной на улицу.
— Хорошо. Только я приду в половине третьего. — Мирошкин прикинул время, необходимое ему на дорогу от школы, и заложил в него небольшой запас.
Остаток дня Андрей убеждал себя не связываться с этой «шалашовкой» — так он почему-то называл Сашу — пугал себя хваткими провинциалками (в сравнении с Серковой он казался себе москвичом), но в половине третьего следующего дня уже копался в скудном книжном развале клуба «Носорог». «В конце концов, — думал молодой человек, — мне ничего не грозит. Ничего она про меня не знает, а если не буду дураком, то и не узнает. А в остальном… Личико, конечно, простенькое — девушка, видно, «из народа», но фигурка точеная, ножки… Чего я?! Ищу какую-то безумную страсть. Вот Поляничко сколько баб за эти годы в подвал перетаскал! А я все в мечтах витаю. Надо проще подходить к вопросу. Главное, всегда носить при себе презервативы». Презервативы, кстати, лежали в боковом кармане куртки. Из дальних комнат клуба слышалось треньканье на балалайке.
— Андрей, пойдем со мной.
Он оглянулся. Перед ним стояла Саша, одетая в белую футболку, старые джинсы и тапочки. «Точно, «троечка», — определил Мирошкин, ощупав ее глазами. — Ой какое лицо колхозное». Волосы девушки были убраны в хвостик, и теперь в глаза особенно бросались ее полуазиатский разрез глаз и курносый нос в веснушках. Такая прическа ее явно простила и портила.
— Куда пойдем? — Андрей был удивлен тем, что девушка не одета для уличной прогулки.
— Владимир Николаевич хочет с тобой поговорить.
«О, Господи, — подумал Мирошкин, — только этого мне еще не хватало». Они двинулись на звук балалайки. Владимир Николаевич оказался атлетически сложенным мужчиной — стариком его нельзя было назвать, слишком он был крепок — со строгим лицом и большой седой шевелюрой. «Чем-то похож на сердитого льва», — определил Андрей. Директор клуба восседал на стуле, а перед ним терзал балалайку сидевший на табурете мальчик лет десяти. «Вот-вот, — сурово ободрял его страдания Владимир Николаевич, — уже лучше». Появившимся в дверях молодым людям он бросил только: «Обождите», — и Саша повела Андрея на уже знакомую кухню. На его вопросы о содержании предстоящей беседы с директором она отвечала незнанием и с таким напряженным вниманием всматривалась в лицо Мирошкина, как будто ждала от него по меньшей мере внезапного обращения в упыря. Наконец балалайка смолкла, и раздался громкий призыв благодетеля Серковой: «Зайдите». Владимир Николаевич усадил Андрея на ту же ученическую табуретку и выставил из комнаты Сашу, которая с перекошенным от волнения лицом и со скрещенными на груди руками встала было около дверей.
— Ну-с, молодой человек, давайте знакомиться: Алексеев Владимир Николаевич — директор клуба, человек, на которого волей случая возложена ответственность за судьбу Саши. А вы…
— Андрей Мирошкин, историк…
— А также политик, аспирант, предприниматель
и сын генерала. Видите, как всего у вас много. Зачем вам еще и Саша?— Это странный вопрос…
— Я поясню. Вы довольно привлекательный молодой человек с хорошими возможностями. Вижу, спортом занимаетесь. Чем, если не секрет?
— Ничем специально я не занимаюсь. Так, гантели кидаю. А Саша…
— А я вот долго занимался самбо. Даже сейчас иногда приходится использовать старые навыки. Разные люди попадаются… Но мы отвлеклись. Ну и для чего вам понадобилась девушка, приехавшая в Москву издалека, без прописки и… В общем, девушка не вашего круга?
— А почему вы мне задаете эти вопросы? Как для чего? Она мне понравилась!
— Нет, это как раз понятно. У Саши есть все данные, чтобы нравиться. Ну а что вам в ней особенно понравилось?
— Господи, как что?
— Вот вы спросили у Саши, не собираюсь ли я сделать ее своей любовницей. Не отпирайтесь, она мне подробно передала содержание вашего с ней разговора. Когда интересуются подобными вещами, ясно, что целью является затянуть девушку в постель. Она вам в таком качестве понравилась?
— Я, Владимир Николаевич, задал ей этот неприятный для вас вопрос потому, что мне также небезразлично ее будущее и я хочу уберечь ее от злых людей. А вас я до сегодняшнего дня не знал.
— Ну, вот теперь мы познакомились, и я хочу у вас спросить о ваших намерениях в отношении Саши?
— Позвольте, какие же у меня могут быть намерения, если мы только вчера познакомились?
— Положение Саши настолько непросто, что ей нельзя рисковать и ввязываться в сомнительные знакомства. А вам, как мне кажется, лучше оставить ее в покое и обратить внимание на москвичек. Я думаю, для вас не составит трудностей познакомиться с другой девушкой.
— Послушайте, Владимир Николаевич, я прекрасно представляю ситуацию, в которой находится Саша. И я вовсе не хочу причинить ей зло. Что касается прописки… Что тут сказать? Саша мне так понравилась, что мне, в общем, все равно. Не знаю, может быть, это любовь с первого взгляда… В общем, поскольку вы выступаете в роли ее опекуна, могу сказать, что у меня самые честные намерения в отношении этой девушки.
«Ну что? Вывернулся? — Андрей чувствовал на своем лице пристальный взгляд Алексеева. — Сколько я тут всякой высокопарной ерунды наговорил. А каким ископаемым идиотом выгляжу! Интересно, этот старый дурак верит в любовь с первого взгляда? Дурак-то он дурак, а все четко угадал. Хотел я ее трахнуть — это точно. Трахнуть, и все. А эта матрешка ему все рассказала… Поверит или нет? А что я, собственно, теряю?» Но, положа руку на сердце, ему почему-то хотелось выйти победителем из этого словесного поединка с директором клуба. Андрей выпрямился и с вызовом взглянул в лицо Владимиру Николаевичу. Тот позвал: «Саша, ты можешь войти». Появилась Серкова с лицом преступника, готового услышать решение суда. Алексеев поднялся со своего стула и, обращаясь к девушке, торжественно произнес: «Считай, что тебе повезло. Тебе попался достойный человек. Я разрешаю вам погулять. Надеюсь, Андрей, вы покажете Сашеньке Москву, а то я как-то не успел. У нее сегодня занятия. Так что не увлекайтесь. Помните о времени». Алексеев с чувством пожал руку молодому человеку и вышел из комнаты. Глядя на повеселевшее лицо девушки, Мирошкин подумал, что она не так проста, как думает этот старый болван, — ничего не рассказала про то, что Андрей с ней целовался. «Подожди меня на улице», — Саша скрылась из комнаты. Андрей вышел наружу и втянул в себя холодный осенний воздух. «И что мне теперь с ней делать? Продолжать строить из себя лопуха с честными намерениями? А что остается? Не бежать же прямо сейчас. Надо уж ломать комедию до конца, — он оглянулся на подъездную дверь. — Или, правда, взять прямо сейчас и уйти? Представляю, какие у них будут с Владимиром Николаевичем рожи… Допрос мне устроил! Никогда не был в более глупом положении». Из дверей появилась Саша. На ней был вчерашний плащ, и, Андрей был готов поклясться, что под ним одето все то же вязаное платье. «Как ей только не холодно, — думал он. — А может, у нее больше ничего нет? Или такая погода в Туве — лето? Интересно, там холоднее или теплее, чем у нас? Забыл посмотреть атлас, где эта Тува точно находится. Где-то на юге. Значит, там должно быть теплее. И зачем она так красится?» Мирошкин взглянул на часы — половина четвертого. Этот Владимир Николаевич сожрал кучу времени. Ей на курсы в шесть, пока доедет — минус один час, итого на все про все — полтора. Куда же ее отвести?
— Ты не голодна?
— Нет, я пообедала.
У Саши было, судя по всему, великолепное настроение. Мирошкин решил сводить девушку в проверенное место — Александровский сад. Это недалеко, а там есть скамейки, как раз у них будет время посидеть, поговорить. По дороге молчали. У выхода из метро им попался навстречу Лещев. Он поздоровался с Андреем и с недоумением посмотрел на Серкову. «И чего он тут делает? Как посмотрел! А с ней и правда ходить рядом неприлично. В таком виде и с такой раскраской. Сразу видно — лимита», — Андрей неодобрительно посмотрел на свою спутницу. Та истолковала его взгляд по-своему.