Денежная история

— Поговорим?

Я смотрю на него с жадностью и нетерпением. Мне хочется узнать, с чем он пришел.

— Моя фамилия Жуков Юрий Иванович, — представляется он. — А ваша Кумиров Андрей Дмитриевич, верно?

Я отвечаю ему глазами: верно, мол. Это моя фамилия. Мое имя-отчество.

Опять хорошая, славная улыбка.

— А мы ведь никаких документов при вас не нашли. Вы в отключке были. Хорошо, что бандюг спугнули, а то бы… Вы где работаете? В газете «Свобода», мне сказали?

Опять я делаю знак глазами: правильно, мол, там, а этот славный малый что-то пишет в своем блокноте. Чувствую, что относится он ко мне уважительно, не как к рядовому пострадавшему, а к представителю прессы.

— Вы, Андрей Дмитриевич, помните, как все произошло?

— Кое-что помню.

— Откуда вы шли?

— Я шел от своего знакомого… некоего Баранова. А до этого я был на поминках своего приятеля Яхнина Игоря Ивановича, коммерсанта. Может, слышали о таком?

— Которого застрелили? — быстро реагирует он.

— Да. Застрелили.

— Слышал, как же! И куда шли?

— Домой шел.

— А где вы живете?

Я называю адрес, который он быстро записывает.

— Вы женаты, Андрей Дмитриевич?

— Да, женат. Но жена и дочь в отъезде. — Говорить мне все еще трудно. Язык толст и неповоротлив, как-то спотыкается о зубы и распухшие губы.

— Ну-ну. Шли и…? Вы извините, вы сильно пьяны были?

— Наверно, сильно. Да, сильно. Может быть, даже шатался. Но не падал. Я много выпил на поминках.

— Так. Понятно. И?

— Тут они появились. Трое или четверо. Там темно было.

— И что? Попросили закурить, как обычно? — быстро спрашивает он и быстро что-то пишет.

— Нет, по-моему. По-моему, один сказал: «Привет, дядя. Тебя-то нам и надо». Что-то в этом роде.

— Дядя? Какой вы дядя! Значит, молодые были.

— Видимо.

— И что дальше?

— Больше ничего не помню. Вы курящий?

— Нет, не курю, не научился, — одаривает он меня улыбкой. — А вы курить хотите?

— Не прочь бы.

— Значит, на поправку пошли. Значит, ничего не помните?

— Ничего.

— А узнать могли бы их?

— Вряд ли.

— А по голосу?

— Вряд ли. Обычный голос. Молодой вроде.

— При вас деньги были?

— Деньги?

— Ага.

— Кажется, что-то оставалось. Немного. Я в тот день отдал крупный долг.

— А документы?

— Документы?

— Ну да.

— Документы были. Редакционное удостоверение, проездной билет…

— А паспорт?

— Нет, паспорт с собой не ношу.

— А в чем вы были одеты?

Он все записывал, все мои никчемные ответы на свои никчемные вопросы.

— На мне куртка была.

— Что за куртка? Как выглядит?

— Обычная куртка. Тонкая такая, светлая. Старая уже. Ценности не представляет.

— А все-таки сняли, сволочи, с вас куртку. А на ногах что было?

— Кроссовки. Тоже светлые. Тоже старые.

— Им все равно какие! Наш патруль их спугнул. А то бы могли и догола раздеть, чтобы поиздеваться, — хмурится юнец, и на потвердевших его скулах вспухают желваки.

— А что… поймали кого-нибудь? — вяло интересуюсь я. Праздный вопрос. Мне абсолютно безразлично, как в недрах милиции раскручивается мое дело. Никакой ненависти я не испытываю к ночным бандюгам. В том, что произошло, я вижу какое-то давнее, чуть ли не космическое предопределение, которого невозможно было избежать. Я удивлен лишь тем, что наказанье (Божье?) столь милосердно: остался жив и, может быть, вскоре опять смогу нормально функционировать.

— Есть у нас наметки, — туманно отвечает мой интервьюер. — Жаль, вы опознать их не можете. А то все-таки попытаетесь, а?

Я слегка шевелю головой — и сразу тупая боль проходит от затылка ко лбу. — Нет, никого не помню. Бесполезно это.

— Да-а, ситуация! — глубокомысленно вздыхает он. — Ну, ничего! — вдруг ободряется. — Мы их, Андрей Дмитриевич, все равно прищучим. Вы не волнуйтесь.

— Я не волнуюсь.

— От наказания они все равно не уйдут.

— Что ж…

— Я вам по секрету скажу: один подозреваемый уже задержан. Я думаю, он расколется. Тогда всех возьмем.

— Что ж…

— А вы лежите, выздоравливайте, — встает он, одергивая белый халат на плечах.

— Спасибо.

— До свидания.

— До свидания.

Светло улыбнувшись, этот нетипичный мельтон идет к дверям. И уходит, оставив меня один на один с собой. Нет, не так. Один на один с муторной тоской. Один на один с предстоящим кошмаром.

* * *

Затем — другие посетители, в частности бородатый, лысый Баранов. Он звонил в редакцию, чтобы меня разыскать и извинения принести, а ему сказали, что я лежу в больнице.

— Андрюха, Христа ради, прости балбеса! Я же когда подопью, разум теряю.

— Брось, Витя… не казнись. Я сам не лучше, — успокаиваю его.

— Эх, как они тебя!.. Вот найти бы их, вот на них я бы отыгрался. Как так получилось?

И вновь я прокручиваю эту невнятицу: «Шел с поминок… пьяный… напали… ничего не помню…», но уже не Баранову, а редактору издательства Перевалову. Он, ясное дело, сочувствует, как и все. Но вот порадовать меня ничем не может. Кореец Ю. отпал, а других перспективных спонсоров пока нет. Издательство перебивается с хлеба, так сказать, на воду.

— Но вот что, Андрюша. Я на днях лечу в Москву в командировку по одному делу. На недельку-две. И я знаешь что надумал? Я возьму экземпляр твоей рукописи и похожу там по издательствам. В столице есть еще киты, которые держатся на плаву. Может, кто и купит на корню. А может, возьмут обычным порядком. Доверяешь мне как литературному своему агенту?

— Давай… попробуй… спасибо скажу.

— Должны взять! Я нюхом чувствую, что это бестселлер. Неужто понимающего человека не найдется?

— Вот ты понимающий, — слабо улыбаюсь я, — а издать не можешь.

— Богатого понимающего человека, — уточняет он. Прощается. Желает всяких благ. Уходит.

А затем (я уже могу полусидеть на кровати и пробую читать газеты) входит незнакомец средних лет. Поверх костюма — серого, в полоску — накинут белый халат. Свежая кремовая рубашка. Яркий галстук. В руке «дипломат», а в «дипломате» что? — пистолет? Такая мысль почему-то у меня сразу мелькает.

— Не ошибся? — спрашивает он свежим голосом. — Андрей Дмитриевич?

— Я-с, — отвечаю. Именно так и отвечаю: не «я», а «я-с».