Деньги круглые

– Чего именно?

– Он намекнул, но не уточнил. При оказии в разговорах с пассажирами велел разъяснять, что денежной реформы, дескать, в текущий момент вышестоящие органы не планируют. Это враждебные слухи. Мол, правительство целиком в заботе об трудящихся, понял? А то, говорит, неуместная паника отражается на производительности труда. Надо народ успокоить, чтоб не хмурился. Ха!

– Пускай сами успокаивают.

– Пущай-то пущай. Но он опять же намекал: дескать, выборочно ставят в машины подслушки. Я, конечно, удивления не изображал, но для порядка спрашиваю:

"А в моей-то тачке установлено?"

"Это, - говорит, - мне неизвестно, не я этим занимаюсь. Тебе лично мы, конечно, доверяем, ты наш человек. Только, мол, на случай, если иностранцев везешь. Расширение, мол, с иностранцами производится..."

– Ну и хрен с ними! Наше дело - баранка да счетчик.

– Ха! Мое дело - тебе передать.

Отец плюхнулся за руль, больно задев Машу локтем. Мотор долго не хотел заводиться, чихал и наконец взревел. Отец высунулся по пояс из окошка.

– Ведет, сволочь!

– Ведет не ведет, план отдай. Нахлобучив фуражку, отец отъехал, вдруг притормозил, дал задний ход, опять поравнялся с Тихоном.

– У тебя в загашнике не завалялось? Начинаю без копья.

– Ха! Я тебе что, Госбанк? Сам учись печатать.

– Завтра посчитаемся.

– Раздеваешь меня!
– Тихон порылся в карманах, достал две скомканные двадцатипятирублевки.
– С тебя процент на портвейн! И за это по дороге заедь к Клавке, пять банок мне на ночь возьми.

– Какие пять банок, пап?
– спросила Маша, когда Тихон уплыл назад.

– Не твое дело!

Вокруг кишел автомобильный муравейник. Со всех сторон ползли, пятились машины. Вот-вот столкнутся, но под боком у отца в этой неразберихе не страшно.

– Что за клиент без счетчика?
– строго спросил из окошка отбивала, механически пробив время выезда, но придержав путевку.

– Дочка, Андреич, - объяснил отец.
– Сейчас по дороге домой завезу.

– Учти, что не положено.

– Учту, учту, за мной, сам знаешь, не пропадет...

Отбивала подышал на штамп, прижал его к путевке и надавил кнопку. Ворота загромыхали и раздвинулись. Отец вырулил на улицу.

– Как же домой, пап? Мама ведь велела, чтоб мы целый день не появлялись...

– Помалкивай, сам знаю!

2.

День стоял не солнечный, но и не пасмурный. Ветер вяло закручивал пыль в воронки, медленно гнал вдоль тротуаров мусор вперемежку с листьями. Грузовики застилали улицы сизым дымом. Дым растекался и таял, оставляя запах горелой каши. Проехали потихоньку пустырь и несколько кварталов. Отец лениво глазел по сторонам, изредка чертыхался. Сцепление, наверно, вело не туда. Возле гостиницы на тротуаре стоял чемодан с привязанной к нему авоськой. Рядом нервно бегал мужчина в сером плаще. В одной руке он держал коробку, другой размахивал, пытаясь остановить какой-нибудь транспорт. Отец притормозил, перегнулся, навалившись на Машу, к окошку.

– Куда?

– На Курский. Если можно, поскорей.

– Всем надо скорей. Но если будет пойда, можно.

– Пойда? Что-то я не слыхал...

– Это по-восточному, как бы сказать, смазка.

– Ах, смазка! Так бы и сразу. Смазка будет.

Пассажир открыл переднюю дверцу.

– О, да тут занято...

И расположился на заднем сиденье, обхватив рукой вещи.

– Дочка, - объяснил отец.
– Мать нас с ней из дому выгнала. Но мы и сами проживем, верно, Маш?

– Не совсем ведь выгнала, пап!

– Дурочка, я ж шучу.

Застеснявшись, Маша кивнула и стала разглядывать прохожих на тротуарах.

– У меня тоже дочка в Муроме. Вот куклу ей везу. Посмотреть не хочешь?

На сиденье легла коробка. Маша вопросительно взглянула на отца.

– Посмотри, чего ж, руки не отсохнут.

Маша вежливо сняла крышку. Кукла была ослепительная: синие глаза, черные ресницы, желтые волосы. Платье - модное. Даже бусы и часы на руке. Закрыв коробку, девочка сказала равнодушно:

– У меня полно кукол, да, пап? Целых двенадцать штук...

– А такой у тебя, положим, нету, - возразил пассажир.
– Я сам торговый работник, весь поступающий товар знаю. Это новинка, импорт из Венгрии. Нету ведь?

– Такой нету, - призналась Маша.

– Скажи отцу, пускай приобретет. Сейчас как раз завоз.

– Приобретешь, - засмеялся отец, - а мать ворчать будет...

– Разве ж таксисты мало гребут?

– А торговые работники мало?

– Вроде и немало, - неопределенно протянул клиент.
– И зарплата текет, и навар. Но рублю-то цена копейка, сам знаешь.

– Мама говорила, в рубле сто копеек.

– Много она понимает, твоя мама, - проворчал отец.

– По-моему, бабы не виноваты, - сказал пассажир.

– Кто ж тогда виноват?

– Деньги ненаглядные! Они ведь скользят да вертятся. Тут возьмешь, там отдай. Круглые, что твой руль.

– Пап, почему деньги круглые?

Маша смотрела, как выталкивают одна другую цифры на счетчике. Пассажир глянул на счетчик, потом на девочку, сощурился:

– Круглые? Потому как гуляют по кругу. Вон, вишь, вертятся? Ты даже глаз оторвать не можешь - гипноз! Отец отдает твоей матери, мать продавцу в магазин, продавец в такси садится - опять отцу, отец опять матери.

– А мама мне на мороженое?

– И на мороженое. Детям тоже радость положена.

Отец долго молчал.

– Впрямь круглые, - вдруг согласился он.
– Ты их крутишь, они тебя. И все норовят вкруг горла, вкруг горла... Только, по-моему, все ж деньги не полную цену имеют.

Пассажир заинтересованно наклонился к отцу.

– Что же, по-твоему, имеет полную цену?

– Не знаю. Люди-то должны быть людьми. Али теперь уж нет?

– Ну, люди!
– клиент расхохотался.
– Чего они стоят? Практика показывает: и копейки человеку за так нельзя дать. Дашь - возьмет и тебя же в дерьмо обмакнет. Жизни цену определяешь, только когда заболеешь, и в карман врачу клади. На людей, брат, надейся, а сам простофилей не будь. Ищи, где плохо лежит! Деньги на деревьях не растут.

– А если б росли?
– скосил глаза отец.

– Если б росли, я бы Мичуриным стал. Выводил бы гибриды - полсотенные с сотенными скрещивал.
– Пассажир засмеялся, удовлетворенный родившейся мыслью.
– Вот какая агрономия, верно, дочка? Учат вас в школе разной ерунде, а как деньги делать - предмета такого нету. Еще называется аттестат зрелости. Вот она, зрелость-то!

Он постучал по карману. Маша хотела защитить школу, но промолчала. Скоро месяц, как она во второй класс ходит. И будет всегда в школу ходить, потому что дома еще скучнее. Санька же в шестом классе. Он про деньги давно все знает. В магазин сам ходит и к отцу в день получки едет, чтобы скорей деньги матери привезти. А то отец еще когда дома появится. Они с Тихоном с получки должны в шашлычную зайти. Они уважают шашлычную.