Деньги круглые

Бритый убрал пистолетик в карман, открутил окно и харкнул. Попав в соседнюю машину, захохотал.

– Я бы с удовольствием, - осторожно сказал отец, - да вот, вишь, дочку надо срочно везти к врачу, заболела.

Маша хотела возразить, но решила на всякий случай промолчать.

– Ну и дурила, ля!
– сказал бритый без особой обиды.
– Встань, ля, вон там. Другого, ля, возьму. Дай цыгару и вали отседа, покеда, ля, не пришил!

Бритый закурил, пустил клуб дыма Маше в лицо - так, что она закашлялась, вылез и хлопнул дверцей с такой силой, будто выстрелил.

Отец закусил губу и отъехал бледный и хмурый.

– Анекдот, да, пап?..

Маша все еще кашляла. Ей хотелось сказать отцу что-нибудь приятное. Он грустный все время. Сцепление у него куда-то ведет, вот в чем беда.

– Мне в шашлычной понравилось, - прошептала она ему на ухо.

Он немного отошел, кивнул, подмигнул:

– Ну и хорошо.

– И тетя там красивая, да?.. А к маме скоро?

Отец зыркнул на Машу и стать смотреть по сторонам.

– Ладно!
– решительно сказал он.
– Поехали за рублем, а то день пустой.

Подкатили они к стоянке возле универмага "Москва". Пассажиров было полно, и ни одного такси.

– В Домодедово, в аэропорт! Только в аэропорт везу, - стал кричать отец, приоткрыв дверцу.

– Вот и ладненько, что только. Как раз подходит!

Человек в мятом черном костюме и черном галстуке сразу согласился. За всю дорогу не произнес ни единого слова, а возле аэровокзала расплатился по счетчику. Мелочь вынуть не поленился, копейки отсчитал.

– И это все?
– тихо спросил отец.

– Чего ж еще?

– Добавить надо за вредность производства... А то, смотри, обратно отвезу.

Пассажир испытующе посмотрел на него и вынул из кармана удостоверение ОБХСС. По виду было ясно, что птица невысокого полета, на побегушках, но отец скис.

– Так что?
– пассажир продолжал смотреть внимательно, любуясь произведенным эффектом.
– Давай к нам прокатимся, актик составим: вымогательство да еще с угрозами. И родственников возишь на служебном транспорте. Тут, в Домодедове, недалеко.

– Да какие же угрозы?
– хмуро произнес отец.
– Я пошутил.

– За такие шутки, знаешь...

– Мы что, не свои люди?

– Видно, не свои, раз глаз не наметан, у кого брать.

– Ну ошибся, сосчитаемся! У тебя когда день рождения?

– Не все ли равно?

– Может, скоро? У меня для тебя подарок есть.

– Другой разговор. Только это будет взятка. Да еще при свидетелях, обэхаэсник покосился на Машу, захлопнул удостоверение и спрятал в карман. Что за подарок? Я тороплюсь.

Пришлось подняться с сиденья, пойти к багажнику и вытащить пару бутылок водки.

– Держи, не разбей! "Столичная". Себе купил.

– На ночь что ль запасся?
– спросил клиент, ввертывая бутылки во внутренние карманы пиджака. Ладно уж, на этот раз езжай. Я сегодня добрый.

Отец проводил его глазами и уселся за руль.

– Скучаешь?
– он завел мотор, и рукой, пахнущей маслом, похлопал дочь по щеке.
– Заплатил по счетчику, и на том спасибо, верно, Маш?

Она кивнула.

Возле аэровокзала он съехал на стоянку, пробрался поглубже между машин, опустил щиток с надписью "Обед". Маша тихо сидела, держась за клетку, и следила глазами за отцом. Он толкался у выхода из аэровокзала, наметанным глазом отбирая подходящих клиентов. Привел одного и, усадив в машину, велел ожидать. Потом привел второго. Оба ждали молча, озираясь по сторонам. И Маша молчала. Вдруг она увидела в окошко, что отца бьют.

Били его прямо возле выхода, у стеклянных дверей. Их трое, а он один. Маша закричала и бросилась на помощь. Клубок крутится - не поймешь, кто где. Бежать далеко, машины сплошным потоком поперек. Плача, она ухитрилась схватить отца за рукав. Но тут же ее сбили с ног, даже не заметив, как она откатилась к стене. Хорошо, что откатилась, а то бы убили и тоже не заметили.

– Прекратите, кому говорят!

– А ну разойдитесь!

Клубок стали растаскивать двое милиционеров, по лени вмешиваться не собиравшихся, но построжавших, когда ребенка сбили на виду у публики. Драка иссякла. Отругиваясь и грозясь посчитаться, отец пробрался между чужими руками и ногами, получил еще удар в спину, но уже увидел дочку, стал на колени и поднял ее на руки.

– Ты цела?

– Цела, цела, - повторяла рыдая Маша.
– А ты? Ты?

Он принес ее в машину, усадил, и сам сел. Глянул на себя в зеркало, оторвал кусок газеты и молча стал стирать кровь с подбитой губы. Под глазом назревал подтек.

На заднем сиденье, плотно прижатые двумя большими чемоданами, покорно ждали клиенты.

– Что там?
– спросил пассажир с "дипломатом" в руке.

– Суки!
– цедил отец.
– Хотят, чтобы делился. С вас, значит, с каждого, по двадцать пять, а им отдай двадцать пять с рейса ни за что. Не то, говорят, шины будем резать. И легавые с ними заодно. Пусть застрелятся, не дам! Как жить, а?

– Надо платить, - рассудительно высказался пассажир с "дипломатом".
– Платить, а то порежут. И зубы протезные дороже своих. Такое дело: плати или убьют. Хотя для конкретного случая все одно: дал бы им двадцать пять, а за это спокойно взял бы третьего пассажира. А так не дали. Правильно я рассуждаю?

Другой клиент, средних лет деревенский мужик, тихо сопел, забившись в угол, и на всякий случай в дебаты не вступал.

– Машка, ты в порядке?
– отец немного успокоился и повернул ключ зажигания.

– В порядке, - неуверенно прошептала она, все еще всхлипывая и разглядывая содранные коленки.

– Тогда поехали. Матери не говори, что драка была.

Отец опять закурил и вышвырнул в окно пустую пачку. Маша проводила ее глазами. Пачка взмыла вверх, затрепетала в воздухе и шлепнулась на асфальт. В этот момент встречный грузовик поднял ее в воздух. Взлетев, пачка опять упала, заковыляла и тут же распласталась, придавленная другим колесом.

По обеим сторонам шоссе замелькали желтые, облезлые деревья. Пошел дождь, зашлепал по стеклу один дворник. Другой оказался поломанным. Отец матюгнулся, а потом, поглядев на Машу, в более вежливой форме стал клеймить позором напарника Тихона, который выжимает из машины бабки, ни о чем не заботясь.

– Небось, и сцепления не сделал, потому что на слесарях сэкономил, ворчал он.
– Или ждет, чтобы я его у барыг купил.

Пока они развозили двух пассажиров по Москве, на Таганку да на Зорге, совсем стемнело. Зато дождь прошел, только воздух остался сырым и зябким. Маша стала кашлять, мерзнуть, съежилась и положила ладошки между коленок. Отец включил печку. Снизу подул теплый воздух, стало уютно, почти как дома. Девочка заморгала часто-часто и стала смотреть на счетчик, чтобы не заснуть. Цифры прыгали, прыгали, прыгали. Люди выбирались из машины, влезали новые, мокрые. От них летели брызги, и Маша морщилась. Она сидела, вцепившись руками в сиденье, и смотрела вперед, на грязный асфальт, который убегал под машину.