Деревня на перепутье

— Ребята, как же так? — умолял Тадас. — Это же культурное учреждение.

Девушки попытались пристыдить парней. Тогда Истребок, словно издеваясь, вытащил початую бутылку и стукнул по открытому журналу.

Тадас не выдержал.

— Кляме! — вскочил он, побелев от возмущения. — Уходи! Уходи, если не хочешь неприятностей! А вы там — кончайте курить! Слышали? Для этого есть сени.

Несколько курильщиков обиженно встали и, ворча, вывалились гурьбой в сени.

— Тадас, накачай. — Бируте показала взглядом на лампу.

— Потерпи до свадьбы, — бросил кто-то с порога.

— Дубье неотесанное… — покраснев, буркнул Тадас. — Никакой культуры. Сегодня одну-единственную книгу поменял. Просто сердце болит, когда подумаешь: такая поленница книг, столько денег и человеческого разума ухлопано, а им хоть бы хны. Примусную лампу председатель где-то достал. Замечательная вещь. Вот бы изобрести лампы для просвещения темноты! Сунул под череп — и вдруг в мозгах светло, ясно… Щелк! — и другой человек. Сознательный. Так же быстро шагает к коммунизму, как Истребок в магазин за водкой. — Тадас рассмеялся. К нему снова вернулось хорошее настроение, потому что он не способен был долго помнить неприятное.

— Когда ваша свадьба? — спросила Года.

— Когда, Тадас? — Бируте положила голову Тадасу на плечо и плутовски улыбнулась.

— Это будет зависеть от природных условий, Года, — ответил Тадас и дунул Бируте в затылок.

— Мы подождем, пока дорога не просохнет. Видишь, уже ветер подул. Но боюсь, что дождь опять ее испортит. — И Бируте прыснула Тадасу в лицо.

— Ну, солнышко быстро осушит, — рассмеялся Тадас и, уткнувшись в волосы девушки, вытер ими лицо.

Года налегла на журнал. Чужое счастье колом встало поперек горла.

«Интересно, знает ли она, что она моя сестра?» — мелькнуло в голове. Хотела сказать что-то злое, изгадить им радость, но не смогла.

— Видишь, Года, наша свадьба будет не простая, — сказала Бируте. — Не в том дело, что не пойдем в костел. Это уже само собой разумеется — мы с мужем не признаем предрассудков. — Оба весело рассмеялись. Загоготал и третий — Симас, который сидел в конце стола, робко поглядывая на Году. — Наша свадьба будет с оркестром, со сватом, с дружками. Дорогу загородит молодежь, потом будем вешать свата. Словом, самая настоящая литовская свадьба. А главное — придут лучшие люди колхоза. Сможет явиться кто захочет, но передовики — непременно. В апилинковый Совет мы пойдем с оркестром. В нашу честь в школьном зале выступит колхозная самодеятельность. Мы с Тадасом тоже будем участвовать ради пущей славы. Ну как? Ты слышала про такую свадьбу? И знаешь, кто это придумал? Наш председатель!

— Да?.. — проговорила Года, не поднимая головы. — И водка будет? Пиво, торты?

— Не спрашивай! Все будет как полагается!

— Не знала я, что вы такие богатые…

— На свои деньги мы, разумеется, не могли бы сыграть такую свадьбу, — щебетала Бируте. — И не играли бы. Куда уж нам! Из дому я соломинку в зубах поковыряться и то не получу. Но председатель нас на это дело подбил. Говорит, не волнуйтесь, закатим лучшей нашей доярке такую свадьбу, что на весь район прогремит. Запомни, Тадас Григас, луч-шей до-яр-ке, а не луч-ше-му заведующему клубом-читальней. Запомнил? Чтоб потом я не слышала споров насчет равноправия.

— Не услышишь. Могу поклясться. — Тадас обнял девушку и, не стесняясь, поцеловал.

— Не лижись — до свадьбы еще все может быть. Откуда знаешь, вдруг возьму и влюблюсь в другого. Скажем, в Толейкиса. А?

— Верю. В него можно влюбиться, — посерьезнев, ответил Тадас.

— Вот это человек! Другой за год столько добра людям не сделает, как Толейкис за неделю. И какой он простой, душевный! Не пройдет мимо, не заговорив, не спросив, как дела. С таким человеком не хочешь, а будешь откровенной. Нет, Тадас Григас, делай что хочешь, но я его обожаю.

— Это идейная любовь, — рассмеялся Тадас.

Они поболтали еще минутку. Потом Тадас, взглянув на часы, решил, что сегодня никто уже не забредет, и все отправились домой.

Прощаясь, Бируте сжала Годе локоть и прошептала ей на ухо:

— Годуте, будешь у меня первой подружкой.

— Не знаю, Бируте… Подумаю.

— Думай, но другую просить не буду. — Бируте чмокнула Году в щеку и убежала.

«Вот где счастье… — подумала Года, провожая взглядом две прижавшиеся фигуры. — А ведь они его и не искали! Видно, счастье не любит, чтоб за ним гонялись, как скряга за грошом».

Просторный зал Дома культуры был набит битком. В первом ряду сидели руководители района, заведующие отделами и директор мясокомбината с женой, дальше — служащие учреждений и все, кому удалось купить билеты получше. Опоздавшим пришлось остаться за дверью или довольствоваться стоячим местом у стены. Арвидас купил билеты для своих колхозников одним из первых, и лепгиряйцы сидели в самой середине зала, горделиво поглядывая по сторонам, где подпирали стены люди из соседнего колхоза.

В перерыве Года подошла к Мартинасу. Он стоял у буфета в очереди, хоть нельзя было разобрать, где эта очередь: тесное помещение запрудили зрители и еще втискивались новые, лезли друг на друга, вытянув шею к никуда не спешащей особе в белом халате, которая хладнокровно двигалась за прилавком.

— Что будешь покупать? — спросила Года.

— Может, Кляме удастся взять без очереди, — уклончиво ответил Мартинас.

— Если речь идет о бутылке, то Истребок ее из пекла достанет, — рассмеялась Года. — Как представление?

— Интересно, — сдержанно ответил Мартинас.

— Мы получили хорошие места.

— Да, Толейкис постарался. Только те, кто остался дома, не очень довольны. Ведь за билеты плачено из колхозной кассы.

Года взяла Мартинаса за руку.

— Пойдем отсюда, пока нас не задавили.

Он привстал на цыпочки и посмотрел поверх голов. Кляме плыл через толпу, провожаемый раздраженными криками.

— Дорогу, дорогу, ядрена палка! — сипло покрикивал он, держа над головой две бутылки вина. — Свекольный квасок идет!

— Выпьем? — спросил Мартинас.

— Нет. Думаю, ты составишь мне компанию и тоже не будешь пить? Пошли из этого кабака, Мартинас.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Что случилось, Года?

Она, улыбаясь, покачала головой. Вдруг он все понял.

— Пошли… — сказал он; в горле у него пересохло.

— Свекольный квасок! Свекольный квасок идет!

— Ты на меня не сердишься? — тихо спросила она, когда они выбрались в фойе.

— Нет. Истребок один справится.

— Я не о том.