Деревянные кресты

Въ заднюю комнату, гд мы завтракали, восемь человкъ за однимъ столомъ, приходили постители изъ большой, слишкомъ переполненной залы, со стаканами въ рук. Отъ непрерывнаго пушечнаго грохота дрожали наши бутылки и подпрыгивали разрисованныя тарелки на буфет; иногда рзко доносился боле сильный выстрлъ и заглушалъ голоса.

— Какъ садятъ!

— Что, завтра наступаютъ или нть?

Говорили только о войн, о наступленіи, о походномъ госпитал, и когда на минуту забывали объ этомъ и заговаривали о минувшемъ счасть, о Париж, о потерянномъ домашнемъ уют, пушки ударомъ въ дверь снова напоминали о себ.

До ужина шлялись, пили, бесдовали и утомились. Три деревенскихъ улицы были переполнены войсками, а на большой дорог запыленные грузовики рычали, увозя пхотинцевъ, которые на ходу, въ облакахъ пыли, выкрикивали намъ номеръ своего полка.

На ярко-голубомъ, цвта синьки, неб выдлялись и клубились блыя пятна шрапнелей, какъ барашки облаковъ лтомъ, предвщающіе хорошую погоду. Среди нихъ мелькалъ и легко кружился аэропланъ. На углахъ столовъ, сидя на тачк или на дышл повозки, присвъ на корточки къ своей палатк, или прислонившись къ стн, солдаты писали письма. На лугу играли въ футболъ съ громкими криками, и, товарищи, сидя верхомъ на скамьяхъ, слдили за игрой, въ то время какъ погонщики муловъ изъ обоза стригли имъ волосы. По ту сторону деревни вс улочки были пусты. Повсюду разносился успокоительный здоровый запахъ цвтущей бузины.

— Да, погода неподходящая для того, чтобы драться, — вздохнулъ Жильберъ, покусывая стебель аниса.

Ламберъ, который шелъ за нами, съ опущенной головой, казалось проснулся.

— Погода для того, чтобы драться, — вспылилъ онъ. — Это ты прочелъ въ „P^ele-M^ele?“ А, ловко они умютъ шутить, вс эти негодяи, которые пишутъ о войн… умереть при свт солнца, вотъ оно что!.. Очень хотлъ бы я увидть, какъ подыхаетъ такой писака въ проволочныхъ загражденіяхъ, разинувъ ротъ… Я попросилъ бы его полюбоваться пейзажемъ…

Солнечные лучи, просвчивая сквозь листья, широкими пятнами падали на дорогу. Ручей протекалъ между мальвами, увлекая за собой длинныя распустившіяся водоросли — волосы Офеліи. Подъ деревьями товарищи срывали цвты, прежде чмъ запечатать письма.

— Идемъ, не будемъ слишкомъ вдумываться, — встряхнувшись сказалъ Жильберъ.

* * *

Бомбардировка утихла, но поднявшійся втеръ доноситъ изъ окоповъ шумъ ружейной стрльбы. Одна сторона палатки осталась открытой и выходила къ позиціямъ, и поверхъ темнющаго лса видна иногда бглая зарница отъ ракетъ.

Вытянувшись на свжей хрустящей солом, мы прислушиваемся всмъ существомъ къ неясному шопоту глухихъ голосовъ и къ звукамъ псенъ.

Въ темнот виднются блыя пятна, колеблемыя втеркомъ — это сушится блье солдатъ. Но въ эту свтлую ночь при звукахъ этихъ псенъ, среди разлитой всюду нжности кажется, что это блыя платья еще не ушедшихъ двушекъ, чудится, что женщины здсь, близко и слушаютъ насъ. Мы не стали бы говорить съ ними, нтъ — лишь бы он были здсь, лишь бы чувствовать ихъ близость…

Хорошо подъ лаской мягкаго втра. Томные голоса снова начинаютъ вполголоса припвъ и медленно произносятъ слова любви, чтобы лучше упиться ими.

Закрой свои красивые глаза, Ибо кратки часы Въ чудесномъ краю Въ сладостномъ краю гре…е…зы.

Голоса становятся все нжне, псня замираетъ… Не хочется больше ничего видть, ни солдатъ, ни войны… Ночью у нашихъ выцвтшихъ шинелей не такой грустный видъ. Не хотла ли бы ты имть платье такого цвта?

Жильберъ лежитъ въ глубин палатки и произносить вслухъ стихи, которые вс слушаютъ, глядя на мерцающія звзды.

Мы унеслись далеко, далеко: въ Парижъ, въ деревню, къ себ!.. Воспоминаніе о минувшихъ радостяхъ таетъ во рту, какъ восхитительное лакомство, и сердца наполнены такой нжностью, что, когда сожмешь ихъ, оттуда льются псни.

Закрой свои красивые глаза…

Вдругъ на улиц слышится мрный шагъ проходящаго мимо отряда. Что это такое?.. Мы ихъ тотчасъ узнали по блымъ повязкамъ на рукавахъ. Первые ряды несутъ на плечахъ скатанныя носилки, слдующіе катятъ легкія повозки на двухъ колесахъ. Одинъ изъ нихъ несетъ фонарь, и желтыя пятна свта прыгаютъ вокругъ него, какъ бшеная собака. Молчаливый отрядъ уходить вдаль…

— Ну, что, нарушаетъ молчаніе смущенный голосъ, — скажи намъ еще что-нибудь.

— Нтъ, кром шутокъ, я ничего больше не знаю…

Воцаряется молчаніе… Однако, и раньше былъ только топотъ, но достаточно было шопота, чтобы заглушить шорохи этой безпокойной ночи. Теперь они слышны вс: тяжелое дыханіе спящаго, хрустніе соломы подъ измученными тлами, и тамъ, дальше, тревожный гулъ окопа, гд разыгрывается бой. Молчаливая ночь внезапно измнилась, она стала теперь глубокой и вдумчивой, какъ мечта тридцатилтняго человка.

Изъ-за покрова елей, неспшно поднимается луна. Она медленно отбрасываетъ рзкую тнь отъ столбовъ и ружейныхъ козелъ на низкую траву, и странные черные знаки вырисовываются на прекрасномъ серебристо-пыльномъ пол…

XI ПОБДА

По всмъ подступамъ отъ тыла къ окопамъ сплошными массами двигались на позиціи наступающіе полки.

— Впередъ, передавайте дальше.

— Впередъ… — съ ругательствами передавали дальше сердитые голоса.

И расчлененная колонна снова продвигалась тяжелымъ шагомъ, позвякивая котелками и снаряженіемъ. Разсвтъ засталъ насъ въ узкихъ проходахъ, по которымъ наша рота, ушедшая одной изъ послднихъ, шагала съ двухъ часовъ утра, безпрестанно наталкиваясь на санитаровъ съ носилками, задерживаясь изъ-за смняющихся частей, и германская артиллерія тотчасъ же начала обстрлъ. Шрапнели, казалось, преслдовали насъ, разрываясь все ближе, и батальонъ спшилъ, какъ отъ погони, къ позиціямъ, а надъ нимъ вились облака зеленаго дыма.

Велъ насъ Морашъ; онъ растерялся, не могъ найти дороги, и мы шли, куда велъ насъ узкій проходъ, преслдуемые снарядами. Между взрывами мы слышали холодный и размренный, какъ на ученіяхъ, голосъ капитана Крюше:

— Ну, Морашъ… Вы оріентируетесь?

Снаряды гнались за нами, какъ будто у нихъ были глаза. Мы шли впередъ, загибая въ сторону, уходили назадъ, но погоня не отставала отъ насъ, мы были оглушены ревомъ и задыхались отъ терпкаго дыма.

При каждой вспышк мы бросались другъ къ другу, головы и ноги наши переплетались, мы прижимались къ краямъ прохода, стараясь втиснуться въ каждую выемку земли. Снаряды взрывались низко, засыпая иногда нашъ путь осколками, и изъ кучи прижавшихся тлъ раздавались крики:

— Охъ, я раненъ.

Растерянные, отупвшіе, мы шагали черезъ тла; толкаясь, продвигались на двадцать шаговъ, потомъ снова становились на четвереньки, согнувъ спину, и лица наши нервно дергались отъ оглушительнаго треска.

— Ну, Морашъ, — снова раздавался голосъ капитана, — правильно мы идемъ? Тт… тт! Вы уврены?

Съ пересохшимъ горломъ шли дальше, не зная куда. Однако, паники не было, какая-то дисциплина сохранялась среди всеобщаго замшательства; одурманенный разсудокъ слегка мутился, какъ бы вырвавшись изъ адской кузницы, но все-таки оставался яснымъ, и между залпами и выстрлами методически передавались приказанія, какъ передаются среди фабричнаго шума распоряженія главнаго мастера.