Деревянные кресты

Внезапно мы услышали щелканье германскаго пулемета. Мы замолчали, удивленные, немного обезпокоенные. Пулеметъ продолжалъ стрлять неумолимо, какъ бы вбивая гвозди. И вдругъ мы увидли, въ кого онъ стрляетъ.

— Наши выходятъ изъ окоповъ… Они наступаютъ съ той стороны ручья…

Вс закричали разомъ, затмъ тотчасъ вс смолкли, встревоженные, замеревъ на мст. Рота вышла изъ окоповъ съ лвой стороны отъ насъ, и солдаты, безъ сумокъ, съ ружьями на перевсъ бжали по голому полю. Сосдній полкъ пытался перейти въ наступленіе, и ихъ-то и обстрливалъ пулеметъ, потрескивавшій равномрно, какъ швейная машина. Мтко направленный обстрлъ, казалось, производилъ опустошенія въ рядахъ людей. Солдаты вставали, бжали, ложились, снова бжали, но нмцы, несмотря на орудійный огонь, разрушавшій ихъ окопы, принялись за стрльбу какъ слдуетъ, и на большомъ пространств видно было, какъ люди кружились и падали. Нкоторые, упавъ, шевелились еще, уползая въ ямы, вырытыя снарядами. Другіе, грузно свалившись, лежали неподвижно. Стрльба продолжалась, еще боле частая, но остатки рота продолжали наступать, причемъ солдаты, разбросанные по полю, собирались въ кучу по мр того, какъ приближались къ германскимъ окопами, какъ будто боялись подойти къ нимъ одни. На этомъ сгруппировавшемся отряд пулеметъ сосредоточилъ свой огонь, и почти сразу вс люди упали.

Единый скорбный крикъ вырвался изъ нашихъ грудей. Затмъ проклятія, ярость, отчаяніе.

— Да, нтъ же, они только укрылись, — крикнулъ Брукъ.

— Да, — сказалъ Демаши, съ тревогой наблюдавшій въ бинокль… — не вс убиты. Они въ ямахъ отъ снарядовъ. Ихъ остановили проволочныя загражденія…

Мы толкались сзади него, протягивая руки.

— Слушай, дай мн твой бинокль… дай мн…

Всматриваясь хорошенько, можно было, несмотря на дымъ, разсмотрть ихъ всхъ, маленькихъ, прижавшихся къ земл, разбросанныхъ по ямамъ. Но внезапно облако дыма заволокло ихъ: наша артиллерія снова начала стрлять и принялась слишкомъ поздно разрушать широкое проволочное загражденіе.

— Чортъ ихъ побери! — прорычалъ Гамель, — да, вдь, они стрляютъ по нимъ!

Страшный залпъ изъ пяти орудій раздался надъ этой живой добычей, затмъ шрапнели разорвались надъ ними. Артиллерія сослпу упорно била въ это мсто.

— Надо ихъ предупредить… Надо остановить огонь, — кричалъ блдный Демаши…

Быстро пробжалъ капитанъ.

— Не видятъ они, что ли… Кто здсь изъ службы связи… Живй къ телефону.

Снаряды продолжали падать, взрывая землю. Между двумя залпами успли различить, какъ что-то копошится въ одной изъ воронокъ, какая-то фигура поднялась оттуда: одинъ изъ оставшихся въ живыхъ снялъ свой фланелевый поясъ, широкій красный поясъ и, ставъ на колни, на краю ямы, въ тридцати шагахъ отъ нмцевъ, махалъ своимъ краснымъ знаменемъ, высоко вытянувъ руку.

— Красный цвтъ! Онъ проситъ, чтобы увеличили прицлъ, — закричали въ окоп.

Защелкали сухіе, трагическіе ружейные выстрлы. Солдатъ снова улегся, задтый, можетъ быть, пулей… Снаряды снова взрыли проклятый участокъ, разбрасывая землю и окутывая ее густымъ дымомъ.

Съ тревогой ожидали мы, пока облако дыма разсется…

Нтъ, онъ не былъ убитъ. Человкъ снова приподнялся и, вытянувъ очень высоко руку, широко махалъ своимъ краснымъ поясомъ. Нмцы еще разъ выстрлили. Солдатъ опятъ упалъ…

У насъ рычали:

— Свиньи! Свиньи!

— Надо наступать, — свирпо кричалъ Жильберъ.

Въ промежуткахъ между громовыми залпами, солдаты продолжалъ приподниматься съ краснымъ знаменемъ, зажатымъ въ рук, и пули заставляли его ложиться только на мгновеніе.

— „Красный цвтъ! Красный цвтъ!“ — указывалъ, извиваясь, поясъ.

Но обезумвшая артиллерія продолжала стрлять, какъ будто она хотла истребить ихъ всхъ. Снаряды ложились кругомъ зарывшихся въ землю людей, все ближе и ближе, вотъ-вотъ они должны были всхъ ихъ раздавить…

Тогда человкъ всталъ открыто во весь ростъ и широкимъ безумнымъ жестомъ взмахнулъ надъ головой своимъ знаменемъ, повернувшись лицомъ къ непріятелю. Раздалось двадцать выстрловъ. Видно было, какъ онъ зашатался и упалъ всмъ тломъ на заостренную проволоку.

Человкъ упалъ, но боши продолжали свирпо стрлять, и смертоносное щелканіе причиняло намъ боль, жестокую боль, какъ будто оно ранило наст всхъ. Облако дыма отъ снарядовъ заволокло ужасную сцену. Но за колыхавшимся занавсомъ еще слышна была стрльба.

Дымъ разсялся. Никто больше не шевелился. Впрочемъ, да… Рука двигалась еще, двигалась еле-еле, влача знамя по трав.

— „Красный цвтъ!.. Увеличьте прицлъ“…

* * *

Глухо звучали голоса и смхъ зябнущихъ людей, уткнувшихся въ тюфяки, заслонявшіе свтъ свчей. Укладывались на ночь.

Внезапно длительный раскатъ залпа прорзалъ тишину, и стрльба снова разгорлась, какъ огонь, въ который подбросили новую охапку дровъ.

— Опять начинается, — говорили товарищи. А Веронъ, натянувъ одяло на носъ, бурчалъ:

— Лишь бы не потребовали подкрпленія.

Капитанъ Крюше, озабоченный, можетъ быть даже встревоженный, нервно прохаживался по дорог; иногда онъ взбирался на откосъ за виноградниками и всматривался въ огромныя чернющія поля по направленію къ овчарн. Стрляли оттуда. Однако, ничего не было видно. Была безпросвтная ночь.

Что происходило? Неизвстно. Можетъ быть, нмцы ведутъ наступленіе на дорогу. Стрльба сосредоточивалась на пространств около двухсотъ метровъ, она какъ бы затерялась среди этого обширнаго спокойнаго горизонта. Большинство спало. Возобновившаяся стрльба не разбудила ихъ. Только одинъ капитанъ, высокій, худой, на длинныхъ ногахъ, бодрствовалъ. Онъ ждалъ Бурлана, солдата службы связи, котораго онъ отправилъ на развдку на дорогу. Я услышалъ топотъ подбитыхъ гвоздями башмаковъ возвращавшагося развдчика.

Вскор по окопу стали передавать команду:

— Встать… Сборъ…

Такъ какъ стрльба, повидимому, распространялась дальше, то выходили быстро, толкаясь, путая и вырывая другъ у друга ружья. Спшно выстроились повзводно. Люди спросонокъ дрожали, охваченные ночнымъ морознымъ воздухомъ.

— Четвертой рот можетъ понадобиться наша помощь, — сказалъ намъ капитанъ своимъ сухимъ голосомъ. — Они ждутъ наступленія. Поэтому запрещается снимать башмаки. Держать наготов сумки, укрыться одяломъ, положить ружья рядомъ съ собой… А теперь мн нуженъ доброволецъ…

Мы, четыре взвода, слушали, стоя тснымъ четырехугольникомъ. Безпорядочная ружейная трескотня заставила капитана замолчать на мгновеніе и прислушаться. Затмъ послышались отдльные выстрлы, и, наконецъ, наступила тревожная тишина. Не вышли ли они уже на дорогу?

— Нуженъ доброволецъ, который хорошо знаетъ участокъ, — быстро заговорилъ капитанъ. — Необходимо отвести патруль четвертой роты, указать ему дорогу, чтобы установить связь съ частями, расположенными по правую сторону отъ ручья. Возможно, что вражескія части проникли туда… Въ моей рот, я знаю, найдется не одинъ храбрецъ изъ старыхъ солдатъ.

— Я! — тотчасъ отозвался голосъ.

Это былъ Жильберъ. Онъ крикнулъ быстро, непроизвольно, не подумавъ, только ради волнующей радости услышать въ тишин свой безстрашный голосъ; только для того, чтобы его имя гордо прозвучало передъ тремястами безмолвныхъ людей.

— Демаши… Перваго взвода.

И сердце его забилось, услышавъ собственный голосъ, свое имя. Онъ увренно вышелъ изъ рядовъ, локтями очищая себ дорогу и сталъ смирно.

— Я предпочелъ бы стараго солдата, — сказалъ капитанъ. — Но разъ вы вызвались, хорошо… Очень хорошо.