Дерианур - море света

– - Ты на сапоги-то на наши глянь!
– Молоденький подпоручик Баскаков отодвинулся к стене закинул ногу на стол и пошевелил в дыре пальцами. Зима, матушка. И так почитай у каждого. Сапожнику заплатить нечем.

"Вы бы лучше меньше пили, -- подумал Потемкин.
– - Глядишь, деньги в карманах и удержались бы..."

Но великая княгиня, видимо, не разделяла его скепсиса. Она сделала горькое выражение лица и прослезилась.

– - Государыне нашей матушке Елизавете Петровне Господь жизнь часами меряет. От нее доктора не отходят. Все, что могла, она для вас уже сделала, дети. Докладывать ей, только последние силы у нее отнимать.

Гвардейцы опечалились. Многие поникли головами.

"Любят ее. Жалеют. Ни пойми за что", -- мелькнуло в голове у Потемкин.

– - Так ты скажи мужу своему, пес его дери!
– Крикнул кто-то из дальнего угла.
– Он хоть немец, а все тоже человек. Не без понятия, небось?

– - Скажи, не ровен час перекидываться начнем!
– Поддержали многие. Ведь он государь уже почти. Теперь он заступник.

Екатерина Алексеевна опустила голову на руки и тяжело, с надрывом вздохнула.

– - Если б муж слушать меня пожелал, если б за дверь не выставил...

– - Как так? Обижает он тебя, говорят?
– Послышались сочувственные голоса.

– - Моя судьба... Что об ней говорить?
– Отвечала великая княгиня. Россию жалко. Да вас, дети. Будь во мне надежда, я б нашла человека, который за меня ему об ваших бедах поведал. Но сдается мне, он и так все знает, да не нужны мы ему.

Вздох негодования прошел по всем столам.

– - Так ты ему скажи, мы дохнуть не намерены! Война кончена. Чай, в казне теперь деньги есть. Пускай платят! Ты скажи, гвардия недовольна!

Многие встали с мест, и гомон сделался угрожающим. Екатерина передернула плечами.

– - Что ему гвардия?
– Вмешался Орлов, перекрыв все глотки сразу.
– У него своя есть. Ладная, не чумазая. Сладко жрут, мягко спят. За наш счет. Им война не война - подавай жалование. И подавали. А мы, сиволапые, все молчим, все верим: потерпите, братцы, денег нет, воюем. И кричать-то вроде совестно.

– - А им перед Россией не совестно!
– Поддержал выдохшегося Гришана Пассек.
– Понатащили немчуры из Голштинии. Да мы хоть передохни все, ему плевать. Хочет нас под немцев, с пруссаками дружбу водит.

– - Мы! Мы победители!
– Загремело со всех сторон.
– Виват Россия! Виват Елисавет!

Оскорбленные в лучших чувствах гвардейцы орали, не унимаясь. Орали не столько от гордости - Потемкин это сознавал - сколько от унижения. На мгновение ему стало невыразимо противно. Ловили простаков! И не то, чтоб говорили неправду, но правда, принесенная сюда и разлитая по кружкам на каждом столе, теряла цену.

Когда все оторались, сержант Барятинский, робко пододвинувшись к великой княгине, спросил:

– - Но ведь деньги-то теперь в казне есть? Обещали, как победим, с пруссаков содрать.

– - Мы терпели! Мы ждали! Где контрибуция?
– Поддержали его другие.

– - Молитесь, дети, за здоровье Ее величества, -- твердо сказала Екатерина.
– Да минует, матушку нашу, злая доля, и она наградит вас за терпение.

– - А Петр Федорович?
– Недобро глядя вокруг, осведомился Пассек. Разве он от обязательств свободен?

– - Не свободен, -- подтвердила женщина.

– Но ведь это нам Фридрих враг, супостат, а ему - родной дядя. Станет он дядю-то обирать? Подумайте.

Повисло тяжелое молчание.

– - Выходит все зря?
– Осведомился кто-то.

– - Он что же ему все вернет?

– - Не может этого быть.

– - Для чего же тогда воевали?

– - Пруссия - наша губерния.

Возгласы были уже раздраженные и неуверенные.

– - Если б я могла чем помочь, - печально вздохнула великая княгиня. Клянусь, что будет в моих силах, все сделаю. Слезно жаль мне вас, а пока вот вам, братцы.
– Она сняла с колен и поставила на стол крутобокий мешочек, который до сих пор скрывала от глаз. Такой же мешочек опустил рядом Орлов.

– - Остальное я отдала Григорию Григорьевичу, возьмете у него, -добавила Екатерина, вставая.

– - Матушка, милостивица, спаси тебя Господь Бог за доброту твою бескорыстную, - понеслось со всех сторон.

– - Ее высочество сама который год без гроша. Ей наши беды душевно понятны, - прогремел Орлов.
– Нашу сирость желеючи, она вчера свои бриллианты продала, чтоб вы не голодали.

– - Помогай тебе Бог, заступница. А мы твою ласку не забудем, раздались возгласы.
– Не тужи, дай срок, вернем тебе твои цацки.

Орлов показал всем пример, поцеловав великой княгине руку. Гвардейцы стали подходить к ее высочеству и благодарно прикладываться. Она ласково улыбалась каждому, цепко вглядываясь в лица и давая понять, что именно его запомнила и отметила.

"Удивительная женщина," - думал Потемкин. Вся его беда заключалась в том, что он ни на миг не мог перестать рассуждать, поддавшись сердечному порыву. И теперь, после увиденного разочарованно восхищался ею. Дама из библиотеки ласково улыбнулась где-то в глубине его души и тихо шепнула: "Не верь, не верь. С тобой я другая".

Краем уха он услышал удивленный и радостный голос:

– - Во баба, побрякушки свои для нас не пожалела!

"Оценили!
– Досада охватила Грица.
– Почему она позволяет себе так держаться? Они смеют о ней..." И снова незнакомка с тяжелым фолиантом в руках покачала головой и мягко улыбнулась.

Они втроем вышли на улицу. С неба струился тихий снег. Недалеко от Мойки их догнала простая карета без гербов и факелов. Великая княгиня стала прощаться. Потемкин отвернулся в сторону и услышал у себя за спиной тихий чвак. Ему захотелось сейчас же, немедленно ударить Гришана, вмазать по наглому счастливому лицу... и ее ударить, чтоб не смела...

Ее высочество ласково кивнула и улыбнулась ему.

– - Прощайте, вахмистр. Буду счастлива познакомиться с вами ближе.

Дверца хлопнула, полозья заскрипели по снегу. Орлов стоял, глядя ей вслед.

– - Пойдем что ли?
– Потемкин с силой потянул тонкий белый шарф на горле и глотнул холодного воздуха.

– - Я за нее помру, - выдохнул Гришан.
– Веришь ли?

– - Верю, - спокойно кивнул вахмистр.

Он ничего не рассказал Орлову, но тот сам как-то догадался и в тот же вечер, обняв приятеля за плечи, тихо спросил: