Дерианур - море света

– - У вас, дружок, слишком богатая мимика, - упрекнул он.
– Вы не могли бы не кривляться в ближайшие несколько дней? Я ведь постарался сделать шрам как можно меньше. Незаметнее.

"Незаметнее не выйдет, - с грустью вздохнул Алексей.
– Вон, как у уличного кота вся морда располосована". Почему-то именно сейчас это стало волновать его.

В каминную заглянул ливрейный лакей и, низко поклонившись доктору, сообщил, что того ожидает за дверью канцлер. Из-за створки уже выглядывал сам Воронцов.

– - Карл Иванович, на два слова, - без обычной важности и церемоний бросил он.

Крузе встал.

– - Обождите здесь, голубчик.

Медик исчез, а Алексей стал разглядывать свою в высшей степени непрезентабельную физиономию в зеркало. Делать было нечего, вокруг летала пыль, а на гладкой белой стенке камина можно было рисовать пальцем. Что Орлов и не преминул сделать. Подрисовывая круглой рожице рога, он вдруг услышал, что доктор и канцлер в соседней комнате заспорили чересчур громко.

Воронцов, как всегда выходил из себя. Спокойный монотонный голос медика, кажется, еще больше раздражал вельможу. Алехан прислушался.

– - Это шарлатан и заезжий обманщик!
– Настаивал канцлер.
– Мне плевать, какие у него рекомендательные письма и от кого. Мы встречались в доме у Голицыных и что же? Ему были сделаны самые ясные орденские знаки. А он не ответил ни на один из них! Словно и не знает внутренних жестов вольных каменщиков! Говорю вам, он шарлатан.

– - Вряд ли, - спокойно возразил Крузе.
– Но скажу вам одно, Михаил Илларионович, если такой человек, как граф Салтыков... так он сейчас представляется? Так вот, если такой человек, как Сен-Жермен не желает отвечать на наши орденские знаки, не вступает с нами в контакт, значит наше дело - пропащее. Мы поставили не на ту лошадку. Признайте это, ваша Светлость.

Канцлер побелел. В шелку двери Алексею хорошо было видно, как он хватает воздух посиневшими губами.

– - А раз так, -- наконец, выдавил из себя Воронцов, -- он нам не брат и не товарищ, Пусть убирается, откуда пришел. Или ему не поздоровится. Мои лакеи уже...

– - Что ваши лакеи уже?
– Алексея поразило то нескрываемое презрение, почти высокомерие, с которым скромный доктор разговаривал с первым вельможей империи.
– Их, насколько я знаю, распугал проходивший мимо поручик.

– - Больше они не дадут осечки, - побагровел канцлер.

– - Люди -- не ружья, - покачал головой немец.
– Михаил Илларионович, хотите добрый совет? Не становитесь у него на пути.

– - У кого?
– Нервно рассмеялся канцлер.
– У графа или у поручика?

– - У обоих.

Крузе встал и, не сказав больше ни слова, вернулся в каминную. Алехан едва успел отскочить от двери.

С трудом дождавшись конца дежурства, Орлов поспешил в дом художника Ротари у Аничкого моста. Именно там, в рубленном непритязательном особняке на окраине города поселился граф, отвергнув самые лестные предложения вельможных учеников с Невского и Английской набережной.

Салтыков был немного удивлен внезапным визитом, но приветливо встретил Алехана.

– - Что случилось, друг мой? Вы весь взмокли, пока бежали. Садитесь. Воды?

Алехан плюхнулся в кресло, жестом отверг стакан и, переведя дыхание, вывалил графу все, что услышал во дворце, заодно помянув и то, что нападавшие лакеи были явно воронцовские.

Граф смотрел на него прищурившись и продолжая по привычке улыбаться. Но как-то натянуто.

– - А почему же вы не говорите о главном?
– Осведомился он, вертя в пальцах полупустой стакан.

Алехан поднял бровь.

– - О вашем ночном приключении в этом маленьком загородном дворце. Монбижоне, кажется?

Орлову оставалось только развести руками.

– - Да вы и сами знаете.

– - Не все, - настоял граф.

Пришлось поведать и о том, как Алехан сыграл роль трупа в диковатом, на взгляд стороннего наблюдателя, ритуале. Граф только кивал.

– - Друг мой, -- наконец, произнес он.
– - Вы попали в очень неприятную историю. Думаю, этот ваш доктор Крузе далеко не так прост, как хочет казаться.

"Я тоже теперь так думаю," -- вздохнул Алексей.

– - Вы пали жертвой собственной доброты, - продолжал граф.
– А между тем вам подставили. И крупно. Знаете ли вы, что теперь ваша жизнь связана через смерть с жизнью великого князя?

– - Как это?
– Не понял Алехан.

– - За то, что неофит "рождается заново", братство платит тем самым трупом, роль которого вы сыграли.

– - Кому платит?

– - Не важно, - перебил ученика граф.
– Важно то, что вы должны быть мертвы, а остались живы. Значит умрет он. Двоим нет места. Иначе смерть будет ходить за обоими по пятам. Думаю, этого они и добивались.

– - Кто?

– - Те, кто вас посвятил.

– - Меня?

– - Боже, святая простота!
– Салтыков приоткрыл дверь и крикнул по-итальянски: -- Пьетро, кофе. Крепкого. Две чашки.
– затем снова повернулся к Алексею.
– Поняли, что я сказал? Как вы думаете, откуда у вас знания итальянского?

Орлов только хлопал глазами.

– - Оттуда же, что и немецкого, - вздохнул граф.
– Вы уже перешагнули рубеж. Часть нитей обрублена и снова прочно привязать вас к жизни сможет только смерть царевича.

Алехан молчал. Так вот почему он так странно себя чувствует. Мысли, звуки, неожиданные знания приходят к нему ниоткуда, словно его душа вывернулась на изнанку и соприкасается со всем миром, став огромной трубой, воронкой, ловящей каждую мелочь.

Граф смотрел на молодого гвардейца с полным пониманием.

– - Что бы выжить, вам придется многому научиться, - сказал он.
– Но нет худа без добра, Алексей. Если б с вами этого не случилось, вы не попали бы в поле моего зрения.

Поручик кивнул.

– - Возможно, вам покажется, что я делаю неправильный выбор, -- с усилием произнес он.
– Но у меня есть основания полагать, что великий князь не тот человек, ради которого стоит жертвовать жизнью.

Салтыков рассмеялся.

– - Иного ответа и не могло быть. Ваша судьба написана у вас на лбу. И хватит об этом.

Пьетро Ротари, смуглый маленький итальянец, обожавший гостей и боготворивший графа, внес на серебряном подносе две чашки крепкого турецкого кофе.

– - Пейте, Алексей, - мягко приказа граф.
– Вам в жизни придется выпить море турецких напитков и съесть уйму итальянской еды.