Дервиш
Шрифт:
– Здравствуйте, бабушка Агафья!
– Здравствуйте, голуби, здравствуйте!
– Ответила женщина.
– Вам что, плохо? – Спросила одна из девчушек.
– Да что ты, Любонька! – Улыбнулась Агафья. – Всё хорошо, уморилась вот! Сейчас посижу, да дальше пойду! Идите с богом, храни вас господь!
Дверь магазина на всю улицу гулко стукнула по второй, закрытой створке.
– Пахомыч! Ты дверь придерживай! – Обернулся высокий смуглый парень на крыльце к другому, что шёл за ним следом.
– Глеб, да я и не думал, что так громко долбанёт! Да и чем придерживать, видишь, у меня руки заняты? – Оправдывался второй, идя сзади, в обеих его руках действительно были пакеты с покупками.
– Ногой бы придержал!
Парни подошли к джипу и открыли багажную дверцу.
– Глеб, вот этот поставь к стенке, чтоб не упал! – Подойдя к открытому багажнику, Вика протянула Глебу пакет. – И подопри чем-нибудь!
– Привет честной кампании! – Сбоку раздался неприятный, с ехидцей, голос.
Глеб обернулся – из-за дверцы багажника на них смотрел невысокий мужичок - один из той троицы, что сидела на скамейке возле магазина. На опухшем лице из-под щетины виднелась кривая ухмылка, никак не вязавшаяся со злобным угрожающим взглядом. На обеих руках, открытых ниже коротких рукавов рубашки, синела татуировка. Глеб опустил глаза, и увидел ободранные, покрытые темными пятнами, ремешки сандалий, из под которых виднелись грязные пальцы ног с черными ободками ногтей.
– Помощь не нужна? – Раздался хриплый голос с другой стороны джипа.
Вика охнула и отступила за спину Глеба: здоровенный битюг в серой футболке, спортивных штанах и китайских шлёпанцах, лениво почёсывая под ухом, пренебрежительно разглядывал искателей. Из-за его спины вынырнул и третий - худощавый хлыщ, в чёрной, с блёклым рисунком, линялой рубашке с длинными рукавами, жадно оглядывая сумки в багажнике и в руках Славы и Пахомова.
– Ну, если только материальная!.. – Начал Пахомов, но Глеб его прервал.
– Спасибо, не нужно нам никакой помощи, сами справляемся! – Спокойно и вежливо ответил он.
Слава быстро поставил свои сумки в багажник и отошёл, пропуская Пахомова.
– Вы откуда? – Спросил здоровяк.
– Из Подмосковья, город Зеленодольск. – Ответил Слава.
– Ха! Маркиз оттуда был! Из Зеленодольска! – Гоготнул худощавый.
Здоровяк как-то по-прежнему лениво, но ловко, открытой ладонью, шлёпнул его по голове, куда-то в лоб, и хлыщ замолчал.
– Я извиняюсь, - протяжно прогнусавил небритый, - не будет у вас немного мелочи на опохмел временно неработающим? Очень надо! Трубы, я извиняюсь, горят! Не сочтите за труд!
– А я-то думаю, ещё только с машины вылез, - Пахомов нарочито громко заговорил, обращаясь к Славику, - откуда дымком здесь попахивает? А оно вон что, оказывается - трубы горят!
– Ты чё, фраер? Берега попутал?! – Глаза небритого налились яростью. – Ты на кого тянешь, марамой?!
– Валили бы вы отсюда, ребята! Ничего вам здесь не обломится! – Твёрдо сказал Славик, скрестив на груди руки.
– Ответишь? – Здоровяк по-прежнему лениво смерил Трутнёва взглядом.
Слава пожал плечами, спокойно глядя на него. Глеб отстранил побледневшую Вику подальше за свою спину и встал рядом со Славой, стараясь держать всю троицу на виду. Пахомов достал монтировку из багажника и быстро отошёл к своим. Троица теперь стояла напротив искателей, оттеснив их от машины. Здоровяк вразвалку повернулся к открытому багажнику и, взяв один из пакетов рукой, наклонил к себе, чтобы рассмотреть содержимое. Пахомов с криком «Поставь на место!» шагнул к нему, но неожиданно здоровяк с необъяснимой прытью развернулся, и шлёпнул его ладонью пониже щеки, по челюсти. Пахомов молча рухнул на землю, уронив монтировку. Вика закричала. Славик быстро шагнул вперёд и, взлетев в воздух, ногой в прыжке отправил в нокаут небритого, затем, повернувшись к бросившемуся на него здоровяку, той же ногой ударил его в живот, но тот только громко отрыгнул,
остановившись на мгновение. Глеб бился с хлыщом. Тот неожиданно оказался опытным бойцом: его короткие и хлёсткие, хорошо поставленные удары, свидетельствовали о богатой практике тюремного боксёра, но Глебу, всего три года назад вернувшемуся на гражданку после службы в десанте, такие схватки были не в новинку. Он мысленно благодарил сержанта Ерменкулова, который с патологической жестокостью бил своих бойцов сам, и заставлял их жёстко драться друг с другом на занятиях по рукопашке, бесконечно повторяя отредактированную им самим суворовскую пословицу: «Тяжело здесь – легко будет там!». «Видимо, - думал Глеб.
– Именно там мы сегодня и оказались!». Вика, зажав рот, чтобы не закричать, оббежала дерущихся и заперлась в джипе, лихорадочно набирая номер на сотовом телефоне. Трутнёву было куда тяжелее, чем Глебу: амбал, скинув с ног шлёпанцы, топтался по земле босиком и гонял его вокруг себя загребающими ударами, стремясь поймать в свои объятия. Ничего хорошего Славику это не сулило, и поэтому он, улучив момент, здорово припечатал ему по пальцам босой ноги своим кроссовком, из-за чего здоровяк теперь хромал, а Славик, бесконечно уклоняясь и отпрыгивая, бил его по огромным рукам, заставляя своего противника материться и рычать от злобы и боли. Из окрестных домов повыскакивали люди, тревожно переговариваясь и глядя на драку, но не двигаясь с места. Гуси, испуганно гогоча и вытягивая шеи, шустро двинулись вдоль дороги обратно. С крыльца магазина раздался женский крик, кричала выскочившая на шум продавщица:
– Тоня, там дерутся!! Лёнька Евтухеев с городскими опять сцепился!
Вторая продавщица тоже выскочила на крыльцо, посмотрела, потом подхватила свою подружку под руки и уволокла в магазин.
Уроки сержанта Ерменкулова принесли свои плоды - Глебу, наконец, удалось одолеть хлыща! Его кулак, крушивший на спортплощадке военного городка никогда не кончающиеся кирпичи, с хрустом врезался в худосочные рёбра блатаря, и тот со стоном рухнул на землю. Глеб тотчас развернулся к здоровяку и, вложив в удар всю свою ярость и силу, впечатал кулак тому в затылок. Амбал, мгновенно потеряв ориентацию, неуклюже пробежал пару шагов вперёд, ловя равновесие, и получив ещё один напутственный удар от Славика, рухнул на живот. Славик тотчас шагнул к уже пришедшему в себя и сидящему на земле Пахомову, как вдруг рядом с ними раздался жуткий от ненависти и злобы, хриплый голос:
– Ну чё, козлы?! Щас мочить вас буду!
Парни оглянулись – перед ними с топором в руках стоял небритый. Из разбитого рта, пачкая рубаху, капала кровь, безумный взгляд выпученных глаз бегал от одного из парней к другому. Это было неожиданностью – только что его тело бездыханно валялось за джипом, и вот он уже стоит с топором, за которым успел куда-то сбегать. Хлыщ тихо стонал, лёжа и держась за бок, здоровяк сидел на земле, опершись двумя руками и пытаясь смотреть вокруг, и лишь небритый, сплёвывая на землю сочащуюся с губ кровь, медленно шёл на парней, сжимая обеими руками топор.
– А ну-ка, Мишка! Ты это что удумал, а?! – К джипу с грозным видом приближалась та самая пожилая женщина в ситцевом платье и светлой кофте, что сидела возле дороги.
– Ты чего это здесь топориком-то размахался?!
– Да… Да ты что, баба Агафья? – Приходя в себя, небритый опустил топор и нервно задёргался.
– Мы ж свои, что ты ругаешься?..
– Вижу я, какие вы свои! Что к людям вяжетесь? Надоела спокойная жизнь?!
– Агафья Тихоновна, да ну что ты? Ну? – Небритый быстро бросил топор в траву и попробовал обнять женщину. – Ну что ругаешься-то?
– Ты руки-то свои прибери! Думаешь, не знаю я о тебе?
– Что ты знаешь? – Отступил от неё небритый.
– Что мне нужно, то и знаю! Ты зубами-то на меня не скрипи, не скрипи! Ишь, страшный какой! Вот отшепчу тебе зубы, будешь кашку из бутылочки сосать, куда полезней водки!
– Да они первые то начали! Мы ж просто закурить спросили! А они нам грубить!..
– Иди с глаз моих!! Не доводи до греха, бес! – Топнула ногой Агафья.
– Так как же я своих брошу? Ваня, братишка! – Небритый подошёл к хлыщу. – Ты встать можешь?