Держава (том третий)

* * *

22 апреля, в день православной Пасхи, император Муцухито плохо спал, и ему снился океан… Но вода почему–то была чёрная и злая, а не голубая и добрая.

«Отчего это? — проснувшись, вспомнил сон. — Может, предки злятся на меня за то, что переименовал древний Эдо на Токио? Или, что до коронации в Киото провозгласил новую эру «Мэйдзи», объявив, что одна эра будет равна сроку правления императора. Сейчас идёт моя эра, — велел одевать себя. — Я ненавижу войну, но Япония одержала при мне самую великую победу. Дракон поверг Медведя. Вот от этого и почернела вода… Медведь ярится и мне следует умилостивить его.

Собрав днём Совет гэнро, состоящий из наиболее влиятельных людей государства, микадо произнёс:

— Никогда ещё мы не награждали европейцев нашими орденами… Особенно недавних недругов — русских. Но пришло время изменить эту традицию. Я вспомнил российский крейсер «Варяг», — сурово оглядел внимательно слушающих его гэнро. — Корабль действовал в строгом соответствии с канонами самурайской чести. Один, «Корейца» в расчёт можно не брать, сражался с целой эскадрой Уриу. И наш адмирал не сумел его уничтожить. Доблестный враг, нанеся нашему флоту тяжёлые потери, ушёл израненным, но непобеждённым. Непобеждённым! — воскликнул микадо. — И на глазах у многократно превосходящего противника, с чисто самурайским к нему презрением, совершил священный обряд харакири — гибну, но не сдаюсь… Был потоплен командой. Если бы русский крейсер затонул в бою, это было бы нашей победой… А вот его самоубийство привело к тому, что победы в том бою мы не одержали. Капитан Руднев морально победил адмирала Уриу, а значит и всех нас… Потому, данною Мне Богом властью, награждаю его высшим японским орденом Восходящего солнца. Награда эта — знак признания героизма русских моряков. Знак признания подвига крейсера «Варяг». И пусть наш флот и армия знают: лучше храбро погибнуть, чем трусливо сдаться…

После принятого решения император Муцухито стал спать спокойно. Чёрные воды океана больше ему не снились.

Всеволод Фёдорович Руднев орден принял, но никогда не надевал.

Новосильцевы давали в своём московском доме пасхальный бал.

Особенно готовилась к нему получившая приглашение для всей семьи Зинаида Александровна. Годовой траур по брату закончился, и боль немного притупилась: «Главное, Наташенька развеется, — порадовалась за племянницу. — И этот бурбон, любезный супруг мой, Дмитрий Николаевич, — мысленно съязвила она, — совсем со своей службой про жену забыл, — с помощью прислуги примерила шикарное бальное платье. — Это тебе не кофта на ватине, — осудила какую–то барышню, глядя на отражение в зеркале. — Госпожа Ламанова постаралась на славу, — любовалась жёлто–оранжевым платьем тонкого бархата. И как украшает подол широкий кружевной волан, соединённый с тканью платья в виде языков морской пены на фоне золотого песка. Не забыть эту фразу, коей научила меня госпожа Ламанова, когда подойдёт хроникёр журнала «Вестник моды». А то напишет, пентюх неграмотный, всякую ерунду про кофту на ватине… Тьфу! Что она ко мне привязалась? С этим полковником Кусковым с ума сойти можно. Хорошо ещё, если после бала… Одних пенсне на него не напасёшься. Вечно роняет и наступает, — несколько сменила тему. Вот красавицы–супруги и не видит… На Москву обрушилась вторая волна Танго, — покружилась перед зеркалом и упала в кресло. — Но это не для моих лет, — вздохнула она. — Пусть уж Натали танцует, — позавидовала племяннице. — Всем домом с трудом уговорили Веру Алексеевну отпускать её с Глебом в «Клуб Аргентинского Танго», дабы брать уроки танца. Приходит оттуда румяная и довольная. Значит нравится… Или, как говорит эта мымра в кофте на ватине — нДравится… Прости господи… Как же… Во–первых, с офицером без матушки общается, во–вторых, по её словам, обучение ведёт ученик известного французского хореографа и композитора Камиля де Риналя. Сроду о таком маэстро не слышала».

Глеб с Соколовским стояли неподалёку от подъезда в особняк Новосильцевых.

Рубанов ожидал Натали, а корнет просто радовался жизни, заговаривая с проходящими дамами и игриво заглядывал под шляпки, нахально приподнимая вуаль.

— Дождёшься, вызовут тебя на дуэль, — попенял жуиру Глеб. — Лучше бы ходил со мной в клуб, знойному аргентинскому танцу обучаться. Танго — это тебе не в строю налево–направо вертеться. Это безукоризненная отточенность движений, — слова замерли на губах, когда увидел Натали, вышедшую из жёлтого «мотора», недавно купленного Кусковым.

«Господи! Как она прекрасна», — замер, любуясь девушкой в модном пальто и шляпе с вуалью.

Игривый корнет даже забыл поклониться, глядя на изящную молодую даму, и стоя «столбом с раскрытым ртом».

Так образно определил состояние друга Рубанов, — целуя руку прежде Зинаиде Александровне, а затем Натали.

— Когда–нибудь этот шофёр расшибёт нас. Следует делать поворот, а он нагибается за упавшим пенсне, — шутливо произнесла довольная жизнью мадам Кускова, направляясь к подъезду.

В вестибюле к ним кинулись лакеи, стараясь услужить и принять верхнюю одежду.

Здесь уже у Акима «отпала челюсть», когда увидел Натали не в форме сестры милосердия, а в модном, обтягивающем фигуру бледно–жёлтого атласа платье.

«С каким вкусом госпожа Ламанова украсила его по краям и с низу гирляндой жемчуга и усыпала кораллами, — восхитилась модисткой Зинаида Александровна. — Не забыть бы всё это выложить перед репортёром. Где его нечистый в кофте на ватине, носит?» — закрутила головой.

Глеба репортёр совершенно не волновал. Волновала его Натали. Взяв её, с разрешения тёти, под руку, поднялся на второй этаж, раскланявшись там со встречающим гостей хозяином дома и поцеловав руку хозяйке.

— Какие красивые у Ирочки сыновья, — чмокнула склонившегося к её руке молодого человека в лоб. — Передавайте мама' привет и приглашение, как будет в Москве, посетить сей дом.

Проведя Натали в танцевальный зал, усадил её на стул возле колонны и уселся рядом, ошалев от вида колена в чулке телесного цвета.

«Клуб ортодоксального последователя Камиля де Риналя совершенно раскрепостил девушку», — подумал он, не зная ещё, радоваться этому либо печалиться.

— Хорошо, что мы пошли на бал к Новосильцевым, а не в университет на лекцию «Ницше и Достоевский».

— Я и лекцию недавно посетила, — повернула к нему головку с высокой причёской, украшенной ниткой из жемчуга. — Смысл в том, что Ницше — Донжуан мысли; а Достоевский — Донкихот её.

«Причёска «умопомрачительная», сказал бы Соколовский. Да в придачу эффектное платье с разрезом до колена», — не слушал дамские выводы о донжуанах мысли, любуясь жёлтыми глазами и наслаждаясь близостью девушки.

«Не забыть сказать репортёру, — увидела треногу с фотоаппаратом тётушка и рядом с ней не похожего на джентльмена господина в клетчатом пиджаке, — что край переда платья племянницы обшит муслиновым плиссе. И так мужчины не особо умны в восприятии дамской красоты — одна служба на уме. А хроникёры журнала «Вестник моды» глупы совершенно».

«Я здесь танцевала с Акимом, — вспомнила Натали тот далёкий зимний бал, когда рядом с ней был другой Рубанов. Нет, вальс я танцевала с НИМ», — отказала Глебу в танце, сославшись на усталость после езды на «моторе».

Через некоторое время они услышали ласкающий и энергичный ритм танго.

— Натали, может исполним этот чувственный аргентинский танец? Не зря же столько времени изучали с тобой движения, шаги и фигуры, — протянул ей руку, поднявшись со стула.

— Согласна! — улыбнулась ему, грациозно направляясь в центр зала.

Волнуясь и стараясь не показывать этого, Аким произнёс:

— Сударыня, вы прониклись атмосферой танца? От меня она пока ускользает, — нежно сжал левой рукой её ладонь, обхватив открытую спину Натали, правой.

Хотел ещё что–то выдать гусарско–ухарское, но поперхнулся, увидев глубокое декольте, подчёркнутое двумя жемчужными и двумя коралловыми нитками бус.

— Сегодня ты — женщина–вамп, — нашёлся, что сказать, подумав, что атмосферой проникся полностью, и даже чересчур, когда почувствовал у своих губ её дыхание: «Если плохо станцую — позор полку и кавалерии в целом. После этого только в шестой линейный пехотный батальон идти», — вошёл в ритм танго и повёл даму классическими, как учили, скользящими шагами, заметив, что она прикрыла глаза, вся отдавшись томной музыке танца.