Дерзкие. Будешь должна
Шрифт:
– Как ты? – спрашивает его друг, глядя на меня с водительского сиденья.
– А это имеет значение?
– Можешь не верить, но у него к тебе настоящее. Я-то вижу. Пусть он ведёт себя…
– По-идиотски. По-быдлячьи. По-ублюдски, Кир!
– Пусть так. Но он за тебя любого землю жрать заставит.
– А мне это не нужно, Кир! Я не хочу этого. И ненавижу его всё сильнее. Он втянул меня…Втянул в какой-то криминал! Вот скажи…Да к чёрту!
– Успокойся. Будешь что-то? У меня тут…Есть вода…Энергетик. Жвачка?
– Ничего не хочу, спасибо, – отворачиваюсь к окну.
– На вот, – Кир тянет мне плед, снятый
Слёзы тут же текут из глаз. Заворачиваюсь в пушистую ткань и не могу успокоиться.
– Не плачь. Глеб не выносит… – он замолкает, потому что соседняя со мной дверь открывается. Плевать мне на то, что он не выносит. С какой стати я должна давить в себе эмоции?!
Не успеваю и пикнуть, как меня прижимает к себе горячее тело. Жмёт так, что впору задохнуться.
– Двигай, Кир.
Парень молча заводит авто, и мы уезжаем оттуда. Почти всю дорогу я прислушиваюсь в дыхание Глеба. Злой, но не говорит ни слова. Широкие ладони сжимают меня. Одной он держит моё плечо, вторая лежит на моём колене. Не дёргаюсь, потому что не хочу конфликтов при Кире. Он и так не заслужил выслушивать всё это. Видеть наши постоянные перепалки. Кому будет приятно?
Вижу знакомый дом, и машина останавливается.
– Спасибо, брат, – кидает Глеб вскользь, а я просто смотрю. Он выходит из машины, пока я копошусь с пледом, чтобы отдать его Киру, а потом дверь открывается и меня внаглую сгребают на руки вместе с букетом.
Молчу. Просто молчу. Он несёт меня в дом, а я понимаю, что от осознания этого мне становится легче. Что он нашёл. Что вернул. Что я снова здесь. И я не понимаю, как это может быть правдой? Этот жестокий зверь делает с моими чувствами, что захочет, а я терплю. Вынуждена терпеть, потому что его нереально приручить. Ему нереально объяснить, что я – тоже человек, а не собственность. Что у меня есть свои чувства и свои страхи.
Глеб даже не разувается. Несёт меня как есть на второй этаж и молчит. А потом заносит меня в мою комнату, кладёт на кровать. Отодвигается. Садится рядом на край и громко дышит, не касаясь меня. Пока я стаскиваю с себя кроссовки. Я так не могу. Лежать на кровати в обуви. Что ещё за дикость?
Мне кажется, он снова насмехается надо мной из-за этого. Потому что наблюдает за мной. В комнате горит только торшер, но даже так я вижу всё, что нужно. Все его эмоции на лице написаны. Голубые глаза неожиданно перестают быть стеклянными как раньше. Будто с них временно сняли защиту и теперь я могу увидеть, как внутри плещутся волны отчаяния.
– Ты никогда не оставишь меня в покое, да? – спрашиваю шёпотом, а он мотает головой.
– Оставлю. Когда умру.
Мне не нравится этот ответ. Не знаю почему. И я не знаю, хочу ли чтобы он меня оставлял. Не знаю, что чувствую к нему. Это какой-то расширенный спектр эмоций. Это не просто, и переварить всё это - тоже не просто.
У меня были парни. Но ни один из них не вёл себя так. От него же я чувствую просто необузданную, дикую энергетику. Силу, способную снести всё на своём пути, словно для него вообще не существует никаких преград. Чтобы он мне не говорил в итоге так и происходит. Сказал, буду
жить с ним – живу. Сказал, что вернет меня в этот дом до семи утра – так время половина седьмого… Сказал, что будет у меня первым…И, видимо, так и будет.Склоняю голову в бок на подушку и сквозь ткань слышу собственное сердце. Оно плещется по грудной клетке. Тонет. Захлёбывается. Его больше ничего там не фиксирует. Оно просто как бабочка в банке, которая отчаянно стучит своими крыльями по стеклу, мечтая выбраться. Мечтая взлететь, упорхать далеко-далеко, одержимая мыслью о воздухе, о мире, о свободе. Но в итоге…Замирает и засыхает…
Глеб кладёт руку на мою и трогает кончиком большого пальца мои костяшки. На улице начинает светать. Я вижу это даже сквозь льняные плотные шторы.
– Я не хотел тебя обижать, – говорит он, сжимая мою ладонь.
– Но ты обидел. И сильно.
– Знаю.
– Ты можешь оставить меня одну?
– Могу. Спи. Отдыхай. Я не буду тревожить.
Он спокойно разрывает наши руки и быстрым шагом направляется к двери, пока я смотрю вслед его уходящей фигуре.
Глава 15.
Открываю глаза около двенадцати часов дня. На телефоне высвечивается одно новое сообщение.
«Будь готова к четырём часам. Поедем знакомиться с твоими».
Он что, блин, издевается? Реально?
«Инициатива должна исходить от меня, а не от тебя. Я не хочу тебя ни с кем знакомить!».
Злюсь и иду в душ. Быстро моюсь, спускаюсь вниз, чтобы приготовить себе завтрак или уже обед, и неожиданно натыкаюсь там на женщину. На вид ей около пятидесяти. Стоит и смотрит на меня растерянным взглядом.
– Здравствуйте… – щебечу. Неловко-то как… – Позавтракайте со мной, пожалуйста. – предлагаю, а она просто кивает, накрывая на стол. Я тут же встреваю и начинаю помогать. Её это удивляет, но она не говорит ни слова. – Меня зовут Катя. – представляюсь, и вдруг понимаю, что что-то не так. Она смотрит на меня, а потом начинает жестово мне что-то показывать, и тут до меня доходит. Глухонемая…У него глухонемая экономка? Хм… – Извините, я Вас не понимаю, но… – хватаю телефон и начинаю писать там в приложении для письма. Надеюсь, она умеет читать…
«Меня зовут Катя. Я временно здесь живу. Как Вас зовут? Вы давно работаете у Глеба? Позавтракаете со мной?».
Она набирает ответ. Улыбается. Долго, но пишет.
«Здравствуй, Катюша. Меня зовут Аня. Работаю давно. Глеб Александрович забрал меня из дома отца. У меня болезнь Меньера. Приобретенная глухонемота. С удовольствием с тобой позавтракаю».
Забрал…Как это забрал? В смысле?
«Забрал, когда Вы заболели?»
«Когда окончательно потеряла слух и возможность говорить. Когда меня вежливо попросили…».
Господи. Неужели у него есть сердце? Оно реально есть? Мне не показалось?
Мы садимся за стол, начинаем есть, она разглядывает меня. Изучает будто. А я стеснительно кушаю всё, что она успела наготовить.
«Вы совсем не едите», – пишу ей улыбчиво.
«Я здесь никогда не ем. Александр Юрьевич всегда был против. А привычка выработалась. Как бы Глеб не пытался меня переделать, всё осталось по-прежнему».
«Вы знаете его с самого детства?»
«Да. С девяти лет. Глебик всегда ко мне хорошо относился, да и Русланчик тоже. И я благодарна. Кто бы ещё взял на работу глухонемую?»