Дерзкие. Будешь моей

– Мир Вашему дому, идём к другому, – кидаю напоследок, пока бабка плюётся на землю и захлопывает за нами дверь.

– Ты видела, какая мерзкая пизда, а?!

– Глеб, блин, прекрати уже! – затыкает меня моя девочка, на что мне остаётся только вздохнуть и увозить её оттуда.

Ночка выдаётся тяжёлой и напряженной. На часах уже почти одиннадцать, а ехать ещё целых четыре часа.

И пока я веду, Катя спокойно вырубается на соседнем пассажирском сиденье, а мне остаётся только рассматривать её и балдеть от того, что она рядом…Да ещё и с нашим ребёнком под сердцем…

Глава 8.

Открываю глаза, когда Глеб взваливает меня на руки и несёт в дом.

– Извини, но тут неудобно, а там теплее. Я уже всё включил и затопил, всё на автомате теперь, тебе ничего не нужно делать, – сообщает он, пронося меня мимо огромных металлических ворот. Дом, который я вижу, чуть поменьше его, но точно квадратов пятьсот. Не иначе.

– Куда такое огромное жилье?

– Других не водится, – язвит он, и мы заходим на порог, где Глеб, даже не разуваясь, несёт меня до гостиной, а потом опускает на пушистый коврик рядом с камином.

– Сколько сейчас времени?

– Три. Я гнал, как мог, – отвечает он, присев рядом. – Голодна? Кир сделал заказ продуктов, но их привезут только утром.

– Нет, всё нормально. Скажи лучше, как твоя рука?

– Она в порядке. Я уже говорил. Рука – не сердце.

– Ага.

– Ага, – давит, практически вздыхая.

– Ты обещал разговор. Всё рассказать. Я жду…

– Вот так сразу? Без прелюдии? – дерзко спрашивает, ухмыляясь. Пока я кошу на него свой самый недобрый взгляд.

Атмосфера медленно становится тягучей.

Огонь. Он. Я. Мы. Одни в этой комнате. Да во всём доме.

Слышу треск дров. Приятный древесный жжёный аромат. Чувствую, что наши сердца сейчас стонут в унисон.

Коснись, словно в первый раз. Коснись. Чего тебе стоит?

Отвожу взгляд, лишь когда понимаю, что мы слишком увлеклись.

– Мне придётся уехать. Тебе придётся пожить здесь…Таков план, ведьма. И я ничего не могу с этим поделать. Ты была права. Всему виной отец. Только вот не он один. Вместе с Филом.

– То есть…С тем самым Филиппом? Они что…Старые знакомые?

– Что-то вроде того…Русу я пока не рассказывал. Всё более, чем сложно, Кать.

– Что же…Что же ты придумал? О какой войне говорил? – спрашиваю надрывисто. Сама слышу, как голос выдаёт.

Меня ломает так, что в безудержном потоке негативных мыслей подбрасывает. Я не могу отрицать, что боюсь последствий. Куда бы он не ввязался, я в первую очередь боюсь за его жизнь.

– Я расскажу…Только обещай, что не станешь отговаривать?

– Я не…Я не могу такого обещать. Ты хоть понимаешь, о чём просишь?!

– А ты хоть понимаешь, как я рискую, посвящая тебя во всё это?

– Пока нет. Не понимаю. Потому что не знаю о чём речь, – признаюсь честно. – Но жду объяснений.

– Ведьма…После слияния холдингов основных держателей контрольного пакета акций будет пятеро. Слияние возможно только после заключения брачного договора. Это прямое условие. Руса я попробую убедить. Домбровский тем более втянется, когда все карты вскрою. Отец играет грязно. Он хочет слить их семью, выкупив акции у бабки Фила. В совокупности со мной, Русом и ей, он сможет лепить из новообразовавшейся компании, что хочет. Но он не в курсе, что я знаю правду.

Мне хоть и больно это слышать, но я должна разузнать всё до конца.

– И что решил ты?

– Я выкуплю оставшуюся долю, хочу разорить этого хуесоса, а потом отправлю на нары за махинации на рынке. У меня есть нужная информация. У меня есть нужные свидетели. У меня даже есть документы, свидетельствующие о том, что папаня перевёл замечательному Пашеньке миллион долларов с офшоров в замен на посягательства на твою честь.

– Что?! – смотрю на него в ужасе. – Что?! Глеб…Ты лжёшь!

– Ведьма, ты чего так дёрнулась? Я, блядь, правду тебе говорю. Гонишь или чё?!

– Сам ты гонишь! Я не верю! Не верю тебе!

– Блядь…На хуй мне врать? – выдаёт остервенело. – Я тебе всё привезу. Сама увидишь. Не беси лучше.

Надрывно дышу. Внутри всё грохочет, взрывается.

Если это ложь, то очень подлая, а если правда, то безумно гадкая!

Словно я – лишь разменная монета. Будто всё вокруг меня куплено. Лживая мерзкая игра!

Как же липко я себя ощущаю, словно меня какой-то грязью обмазали.

– Ведьма…Я понимаю, что ты чувствуешь…

– Нет, Глеб! Не понимаешь, не понимаешь! – выкрикиваю, сильнее поджимая колени к груди. – Я уже не могу жить в этом кошмаре. Не хочу! И видеть тебя не хочу! Я так устала! Я уже… – начинаю рыдать, закрывая лицо ладонями. – На грани…

Господи…Сколько всего во мне накопилось.

Сколько ещё боли нужно пережить?!

Он обнимает меня. Прижимает к себе. Стискивает плечи.

Будто обжигает собой. До боли. До умопомрачения. Так. Чертовски. Болит.

Физически – я на дне. А душа еле слышно Глеба касается. Эфемерно. Невесомо.

Почему мы не там, где всё это не важно? Где между нами нет ограничений. Запретов. Этой разрушающей боли???

– Я не вынесу, если ты на ней женишься, – не знаю слышит ли меня через мой затяжной надрывный плач, но он вздыхает и сильнее жмёт к себе.

Не знаю, чего стоит говорить это. Уже ничего не чувствую. Так много яда внутри. Так много блядского яда!

Ну же, подкинь ещё дров, Адов! Мало! Мало горю из-за тебя!

Ожоги четвертой степени! Некроз! Саморазрушение.

– Не трогай меня, – вырываюсь, при этом ощущая, будто меня на куски рвёт. Всё о чём могу думать – это то, что надо вырваться из этих удушающих объятий.

Иначе умру.

Иначе никогда не оправлюсь.

– Отпусти! Отпусти! Отпусти же! – судорожно всхлипываю, толкаюсь, агрессивно бью в плечо, и только тогда он отпускает. Когда в моих лёгких уже нет кислорода. Ловлю последние секунды теплоты между нами. – Я никогда тебя не прощу, Глеб. Никогда не прощу, если ты сделаешь это. Если ты женишься – значит ты сделал свой выбор! – кидаю ему последнее и убегаю оттуда в истерике.