Дерзкий рейд

— На Бузачи.

— Что это? — еле сдержал тревогу Бернард.

— Полуостров такой. — Малыхин махнул рукой в сторону моря. — Командир знает.

Малыхин поспешил к причалу.

Бернард пнул носком сапога камень, выругался. Все опять летит к чертям собачьим. Какой еще там Бузачи? Как сообщить о нем в Ашхабад, когда рацию сам вывел из строя…

Раздался дружный залп. Бернард вздрогнул и, успокоившись, облегченно вздохнул: матроса Грулю… «Одним красным меньше, — подумал он и сплюнул. — Сами прикончили, бараны!»

Через два часа шхуны подняли якоря и взяли курс на полуостров Бузачи.

Глава восемнадцатая

1

Шел двадцатый день скитания по пескам.

Джэксон постепенно начал привыкать к тоскливому пейзажу пустыни и радоваться маленьким кустикам верблюжьей колючки, которые видны издалека и кажутся непомерно громадными на однообразном море песка.

Стоянки пастухов находились на значительном расстоянии друг от друга, и добираться к ним приходилось за несколько дней. Джэксон удивлялся зорким глазам туркмена, который в давящем однообразии верно находил дорогу и точно определял, через сколько дней они попадут на следующую стоянку, вдоволь напьются из колодца.

И стоянки и колодцы, как и все вокруг, были сделаны на один лад, и если бы не пастухи, которые весьма разительно отличались друг от друга и лицом и голосом, то можно было бы даже подумать, что они кружат на одном и том же месте.

Редко, очень редко на их пути встречались заросли саксаула. В таких местах они делали остановку на целый день, давая отдых и лошадям. Сами ложились в редкую тень и блаженствовали.

Один раз им попалось небольшое стадо джейранов, и оба, Сидней и Мурад, вскинули винтовки. Тонконогие животные находились далеко, почуяв опасность, умчались с быстротой ветра. Однако на одного джейрана в их стаде стало все же меньше, он остался на гребне бархана.

Мясо, изжаренное на углях саксаула, оказалось на редкость нежным и сочным. Правда, соли было маловато.

Дважды на их дороге попадались высохшие озера. Огромные белесые блюдца, покрытые сухой пленкой соли, казались Сиднею высохшими слезами матери-земли. Они производили гнетущее впечатление, и хотелось поскорее от них уехать. Джэксон невольно торопил коня.

И снова — пески, пески. Застывшие гигантские волны с гребнями на вершинах.

— Стоянка пастуха теперь далеко будет, — сказал Мурад. — Беречь силы надо.

Сидней понимал товарища: тот имел в виду коней. Лошади и так устали, их не следует подгонять.

После полудня вдруг заговорили пески.

Небо как-то незаметно исподволь стало блекнуть, а потом сразу подернулось желтой пеленою, словно туманом, пыльным густым туманом, и солнце потеряло свою силу. Душный воздух застыл, притаился, напрягся, готовый вот-вот разорвать тишину.

Лошади первыми почуяли приближение беды. Они, словно очнувшись от дремоты, пошли быстрее. Джэксон поглядывал на небо, и ему показалось, что идут тучи, надвигается гроза. Ох, как захотелось ему очутиться под проливным ливнем, подставить обветренное, сухое лицо и пропыленное тело потоку холодных и бодрящих струй! Сидней блаженно улыбнулся, не понимая тревоги друга.

— Идет большой ветер!

Мурад остановил коня, соскочил.

— Надо готовиться! Ветер быстро идет!

Сидней молча повиновался, хотя не видел особой опасности. Не успели они снять поклажу, как налетел первый порыв урагана. Он прошелся по верхушкам барханов, смывая песчаные гребни, как в море ветер срывает пенистые вершины волн. В следующую секунду вверх взметнулись тучи пыли и песка. Стало совсем темно, словно наступили сумерки. Солнце исчезло. А ветер набивал песок в глаза, уши, рот, нос.

— Клади коня! Клади!

Это кричал Мурад. Джэксон пытался заставить лошадь опуститься, но та его не слушалась. Мотала упрямо мордой. И вдруг, дико заржав, рванула поводья. Вырвавшись, она растворилась в пыльном вихре.

Сидней попытался было догнать ее. Но через несколько шагов остановился. Он ничего не видел перед собой. Глаза были залеплены песком.

— Скорей ложись! Скорей ложись!

В гуле и шуме ветра он еще различал голос Мурада. Джэксон повернул назад и, вытянув вперед руки, стал на ощупь искать товарища.

— Иди сюда! Еще два шага!

Мурад лежал, прижимаясь к животу копя. Сидней, выплевывая песок, опустился рядом. Туркмен выругал его: коня упустил. Потом сунул в руку Джэксону платок:

— Замотай лицо.

Пустыня, еще недавно тихая и покорная, неистовствовала. Ветер выл, гудел, скрежетал, и Джэксон спиною ощущал его горячее дыхание. Он плотнее прижимался к вздрагивающему мелкой дрожью крупу коня.

Вдруг Джэксон почувствовал, что их засыпает. Он хотел привстать, освободиться от навалившегося песка. Но его удержал Мурад.

— Надо лежать! — закричал он в самое ухо Сиднея.

Сидней молча повиновался.

2

Буря свирепствовала долго. Может быть, сутки, может быть, трое. Джэксон толком не знал. Сначала он забылся, потом забытье перешло в сон.

Проснулся Джэксон от настойчивых толчков. Его тормошил Мурад:

— Вставай! Вставай!

Сидней неохотно поднялся, размотал платок, открыл глаза и — не узнал пустыню.

Все вокруг изменилось, словно они с помощью волшебства перенеслись в другое место. Сидней зажмурил глаза и снова открыл. Нет, он не спит, но все вокруг иное. Вместо горбатых барханов, которые тут были еще недавно, теперь до самого горизонта простиралась ровная песчаная гладь, слегка покрытая мелкой рябью.

— Вот это чудо!

— Никакой чуда нет, — ответил туркмен, — пески всегда живой, как человек, любят ходить.

Мурад перебрал поклажу. Часть безжалостно отложил в сторону. Оставил лишь необходимое и важное — воду, еду, винтовки и патроны. Все это навьючил на своего коня.

Сами пошли пешком.

3

Полуостров Бузачи. Мелководье. Никаких, даже самых примитивных причалов. Песок, глина, чахлая растительность. Капитан, бормоча татарские ругательства, нехотя подвел шхуну «Абассия» к берегу, вернее, на самое доступное для тяжело загруженного судна место неподалеку от берега. Приказывает бросать якорь.

— Ближе ни на сажень не подойду! — И между ругательствами вставлял понятные фразы: — Хотите на мель посадить?..