Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»

Взвизгнув, Михась бросился в дым, сумка с патронами болталась на шее, вонючие клубы выедали глаза, совсем близко кричали немцы и ругались свои. Михась с кем-то столкнулся — партизан стоял на одном колене, рассекал длинной очередью ППШ непроглядный дым. Дядьку Якова тащили уже трое. Михась неловко ухватил бронебойку за ствол рядом с квадратным набалдашником, кто-то схватился рядом, поволокли ружье… Выскочив из дыма завесы, вовремя упали и через мгновение, кашляя и переругиваясь, но невредимые, ползли по лужам кювета…

Мост заволокло облаками серо-белого дыма — партизанские пулеметы, автоматы и винтовки расстреливали это облако — орали невидимые немцы, звенело железо, ворочался с трудом угадываемый второй броневик. Прикрывая своих огнем, челноком двигался вверх-вниз по дороге бронетранспортер — его пулемет не умолкал. Проклятущая зенитка на грузовике тоже не давала покою. Дым завесы начал развеиваться, сползать на воду. Михась глазам своим не поверил: вроде бы надежно остановленная дядькой Яковом самоходка взревела двигателем, начала отползать. Валялся убитый немец, другие торопливо отползали. Один гад даже кувалду не бросил — вот подскочил, метнулся к угловатому тягачу…

— Починили, вот же суки! — крикнул взводный. — Бей ее, ребята!

Бахнуло ПТР…

Михась с досады пальнул по самоходке. Та пятилась — немцам требовался передых перед новой атакой.

Снова накрапывал дождь, прибивал к дороге ядовитую вонь немецких дымов…

* * *

В штабе разбирались: по всему выходило, мост рвать придется. Командир требовал взорвать аккуратно: пару опор, чтоб потом восстановить было легко. Кораблев, командир взрывников, мялся — хлопцы не мудрствуя оставили на «быках» немецкие заряды. Если рвануть, то мост того… проще будет новый построить.

Михась попил из трофейного ведра — вода у побитых охранников была ничего, не ленились на живцу [60] ходить.

— Вот я тебя сейчас к рации посажу и самолично доложишь: «Я, товарищ Кораблев, согласно своему разгильдяйству и самовольству, захваченный Гнатовский мост геройски уничтожил. Прошу меня представить к высокой государственной награде», — мрачно посулил Путелин.

— Да удержим мы мост, — пообещал, поправляя кубанку, Кораблев.

— Надо удержать, товарищи. Обязательно надо, — поддержал комиссар.

60

Живца — здесь в значении «источник», «родник».

— Вот мы с тобой к мосту и пойдем. — Путелин резко оправил ремень с лакированной кобурой. — Пашка, тащи противотанковые из резерва…

— Танки! — заорали снаружи.

Командование кинулось к амбразуре, Михась и подрывники — наружу. Бледный Пашка-ординарец вытаскивал из вещмешка аккуратно завернутые в промасленную бумагу противотанковые гранаты…

Через овсы к Гнатовке двигались танки. Было далековато, но Михась отчетливо видел головной танк: высокий, с пулеметом на башне. За ним, коротким уступом, развернутым к дороге, шли танки поменьше. Головной развернул башню, донесся выстрел — у дороги, среди немецких броневиков взлетели обломки. Вспыхнули огни выстрелов идущих следом машин…

— Наши! — завопил, размахивая биноклем, наблюдатель. — Наши пришли!

…Немцам отвечать было нечем — четыре советские машины с поля методично расстреливали дорогу — там горели тягачи и броневики. Немецкая автозенитка, прекратив безнадежный огонь, пыталась проскочить за рощу к своим, уже удирали через низину пехотинцы, наплевав последними дымами, уползала самоходка…

Комбат Путелин отправил в атаку две роты — партизаны перебежали мост и, рассыпавшись, поднимались к Гнатовке. Пробегая мимо чадящего немецкого броневика, Михась догадался, что это какая-то мудреная ремонтная машина: на кузове торчали наваренные стальные ящики, свисали цепи, торчали петли толстого стального троса. Бронированная дверца кабины была распахнута, валялся механик — штаны на заду дымились, словно кипятком обделался. Михась сплюнул и побежал дальше. На дороге стояли побитые машины — в шмотках патроны к «Астре» непременно должны найтись…

* * *

Из пробитого радиатора «Бюссинга» еще капала вода. Валялось тряпье, фанерная коробка с рассыпанными вокруг новенькими болтами-гайками.

— Не счесть алмазов в каменных пещерах, — оповестил сослуживцев Нерода. — Между прочим, «восьмерочка» — вечный дефицит.

— У немецкой 20-й танковой уже другие интересы. По крайней мере, у конкретно этой танкоремонтной роты, — заметил Женька, разглядывая эмблему на крыле искореженного монстра. Самоходчики вколотили осколочно-фугасный в заднюю часть ходовой — искореженный мост и остатки дисков закрутились в причудливый букет металла.

Короткий бой закончился безоговорочной победой бронетанково-партизанского соединения. Преследование, правда, пришлось прекратить — задача сохранения моста оставалась первоочередной. Партизанский замполит и капитан Жижков прямо с брони «Шермана» сказали несколько соответствующих моменту слов. Землякову было несколько не по себе: лесные мстители, вполне себе живописные, почти как в кино, и на него смотрели так, будто именно фальшивый младший лейтенант, в уже далеком 41-м отступавший этими дорогам от Бреста, потом дравшийся под Москвой, в Сталинграде и под Курском, так долго ломавший и все-таки сломавший хребет Гитлеру, именно он теперь так уверенно шел на Запад, освобождая метры и километры, хутора и деревни. Это все очки виноваты — вечно к ним какое-то внимание, совершенно неоправданное.

Впрочем, смотрели не только на Землякова, да и радовались не только партизаны. Самоходчики и минометчики, офицеры и рядовые механизированной группы видели: лесные мстители мост для армии сберегли. Да, везде наши люди. Вот тысячи документов можно просмотреть, а масштаб войны только в таких встречах и осознаешь.

Вот только война еще не кончилась. Совместными силами занимали оборону в деревне, маскировали самоходки и «Шерман». «Двадцать третью» отправили в резерв на противоположный берег — пусть заодно и дорогу на запад прикроет. Саперы и партизанские подрывники ставили мины, минометчики определяли ориентиры — кипела работа. А опергруппе «Рогоз» пора было приниматься за выполнение собственного узкоспециального задания.

— Значит, я к партизанскому руководству, — распорядился Коваленко. — Вентилирую вопрос с проводниками. Пойдем по западному берегу: и эту суету обойдем, и вопросов не возникнет. Вы пока перекуривайте и особо не мелькайте.

— Так свои все вокруг, — сказал, улыбаясь, Родевич.

Командир «Рогоза» посмотрел на лейтенанта — тот стоял, положив руки на висящий на груди немецкий автомат, карабин за плечом, стволом вниз, рукав маскостюма разодран, зато физиономия счастливая. Коваленко вздохнул:

— Лейтенант, э-э…

— Лейтенант Скульптор, — подсказал Нерода.

— Тьфу, черт, — Коваленко покосился на сохраняющего невозмутимый вид заместителя группы. — Короче, лейтенант Скульптор, ты какого хрена бойца танкового десанта изображал? Других задач нет? Склероз? Отравление избытком адреналина? Кровь предков-гусар взыграла?

— Никак нет. Виноват. — Родевич с трудом сдерживал улыбку и виноватым не выглядел. — Машина преследовала противника, и согласно сложившейся обстановке…