Дети богов

Я с наслаждением затянулся, и тут заметил справа некое движение. Не то чтобы меня напугали слова Ингри о рыщущем за нами оборотне – покамест это как раз мы гонялись за оборотнем – и не то чтобы полуночная встреча с городскими химерами или грабителями таила особенную опасность для взрослого свартальва, однако на всякий случай я замер, следя за движущейся тенью уголком глаза. Сомнения мои, впрочем, разрешились быстро.

– Иамен, вы что – меня караулите? Не буду я больше спутниковые телефоны ломать. У нас их, кстати, и не осталось.

Некромант подошел. Катана в ножнах висела, по обычаю, у него за плечом.

– Я и не собирался вас беспокоить. Я, собственно, вышел на прогулку.

– На прогулку? По крыше?

– Вы когда-нибудь слышали про ямакаси?

Про ямакаси я слышал, однако…

– Это японские подростки, бегающие по стенам, как орангутаны?

Иамен усмехнулся.

– Да, суть вы передали верно. Правда, не японские, а французские. И не только подростки. Они предпочитают называть себя «свободными».

– Хороша свобода – носиться по крышам.

– Свобода, – назидательно произнес Иамен, – свобода, Ингве, бывает разная. И у каждого, как правило, своя. В основном она определяется тем, что нам делать запрещено.

– А не наоборот?

– Увы, нет. Хотите присоединиться?

Я с легким ужасом посмотрел на противоположную крышу. До нее было добрых три сажени по прямой. Правда, соседнее здание на пару этажей ниже, так что перепрыгнуть, в принципе, возможно – отбив себе по приземлении все ноги.

– Признайтесь, Иамен: вы хотите моей смерти?

– Если бы я хотел вашей смерти, Ингве, – мягко ответил некромант, – вы бы были уже покойником.

Да, с самооценкой у него явно все в порядке. А вот с головой… Не говоря больше ни слова, Иамен подошел к краю крыши и легко прыгнул. Без разбега. Наверное, в предках у него были не только духи преисподней, но еще и ягуары – его перенесло на соседнюю крышу без всяких усилий, будто он не через двадцатиметровую пропасть скакал, а через лужицу в сквере. Я подошел к краю. В противоположность общепринятому мнению, свартальвы не боятся высоты. Мы часто работаем под сводами таких пещер, что куда там монтажникам-высотникам. Это в целом. В частности же, я под сводами пещер никогда не работал. В самолетах, конечно, летал постоянно, но там высота неощутима. Внизу текла узкая речка улицы в оторочке оранжевых фонарей. Хорошо хоть машин нет, глупо подумал я – как будто, навернувшись с двадцати саженей, для достижения полного эффекта надо еще и угодить под машину.

И я прыгнул. Это оказалось совсем несложно.

Мы двигались к реке. Плоские крыши сменялись двускатными, черепичными – я скользил, но не падал. Меня несло вперед на крыльях бешеного восторга. Ветер бил в лицо. Нили бы, наверное, свихнулся, узнав, чем я занимаюсь. Эта озорная мысль придала мне еще сил, и я почти поравнялся с Иаменом. У того даже дыхание не участилось – хотя, в отличие от меня, некромант не просто прыгал с крыши на крышу, а выплясывал какой-то сложный танец между пожарных лестниц, флюгеров и труб. Мы продолжали свой бег. Пальцы мои покрылись ржавчиной от спасавшей не раз от падения жести, джинсы порвались на коленях, в легких гудело и похрипывало. Спустя какое-то время я заметил, что мы уже не одни. За нами, впереди и вокруг нас неслись легкие тени, бледные огоньки. Когда они подлетали чуть ближе, мне казалось, что я вижу тонкие, будто бы детские фигурки.

– Кто это? – прохрипел я, цепляясь за водосток. – Городские химеры?

Для химер они были слишком бесплотны, для болотных огоньков – слишком далеки от родных болот.

– Тени маленьких самоубийц, – ответил Иамен, приземляясь в двух шагах от меня и протягивая мне руку.

Я перевалился на крышу и так и остался лежать на брюхе, отдуваясь. Огоньки приблизились – я уже различал их шепот и голоса. Между лопатками пробежал холодок.

– Вы шутите?

– Отнюдь.

Иамен присел на черепицу рядом со мной, положив на колени катану. Огоньки окружили нас. Я выпрямился. Наш дом был в каких-то полутора сотнях метров от реки. Внизу протянулась широкая набережная. Дунай катил медленные воды. Подсвеченное здание парламента пристально наблюдало за старым замком на другом берегу. Скалились мостовые львы. Где-то неподалеку брякнул ранний трамвай.

– Что им от нас надо?

– От вас, Ингве – ничего. Со мной они хотят поиграть.

– А?

Иамен встал и отошел на несколько шагов, ближе к коньку крыши. Теперь я различил столпившиеся вокруг него маленькие фигурки, видел и лица в толпе. В основном это были мальчишки, хотя попадались и девочки. Некоторые – во вполне современных свитерах с капюшонами и джинсах, кое-кто – в костюмчиках прошлого века, рубашках с короткими рукавами, матросках… различил я и несколько пионерских галстуков. Дети тянулись к Иамену. Самые смелые уже успели облапать катану, те, что потише, старались протиснуться вперед. Некромант повысил голос:

– Души взрослых самоубийц, в конце концов, обычно находят, к какому берегу приткнуться. А дети верят лишь в то, что видят, а видят они только этот город… Дети хотят играть. Они пробуют подружиться со своими живыми ровесниками, но те в лучшем случае убегают с ревом. В худшем игры заканчиваются довольно печально. Я взял с них обещание не лезть к живым, а взамен поклялся, что буду приходить иногда и играть с ними.

– Играть во что?

Иамен улыбнулся.

– В основном я рассказываю им истории. Иногда мы затеиваем салки или пятнашки на чердаках, или угадываем желания.

– Вы хотите, чтобы я пошел с вами?

– Нет, не стоит. Тут справа должна быть пожарная лестница. До хостеля добирайтесь лучше понизу, а то как бы вам не сверзиться ненароком.

Дети тянули некроманта за руки. Он еще раз махнул мне на прощанье, и вся компания: взрослый с катаной за плечами и маленькие мерцающие призраки – перевалила за конек крыши и побрела обратно в город. Иамен что-то говорил детям, но поднявшийся утренний ветерок уносил слова.

Я смотрел им вслед. Будь на моем месте Ингри, он наверняка бы припомнил какую-нибудь Нагорную проповедь – мол, Белый Христос проповедует детям. Я не видел никакого Христа. По-честному, я и Иамена уже не видел. Мне казалось, он слился с толпой теней, стал одним из них: бледным темноволосым призраком своего несчастливого детства.

Нили, конечно, просторожил меня до утра. Когда я наконец ввалился в комнату, грязный, исцарапанный и покрытый с ног до головы ржавчиной, изволновавшийся телохранитель уже чуть ли не на стену лез. Как выяснилось, он успел оббегать все окрестные кварталы, вернуться, снова побежать. Для начала он меня облапил, а потом принялся ругать и поносить – да так, что, по всему, следовало бы законопатить его на тысячу лет в темницу за оскорбление княжеского дома. Но я только устало отбрехивался, а потом вообще натянул на уши одеяло и заснул на своем стремном топчанчике, как мертвец. И проспал до заката.

Когда солнце рухнуло за гору Буды, мы тронулись в путь. Ноги после вчерашнего болели так, что идти пешком я категорически отказался. Взяли такси. В каком-то сумрачном отупении я наблюдал, как проносятся за окнами высокие здания – некоторые еще в щербинах от снарядов – неоновые вывески, трамвайные линии, соборы с острыми маковками, львы и ограда моста. Иамен сидел рядом и был свеж, как огурчик, что меня изрядно бесило. Наконец машина, порыкивая и разгоняя гудками загулявших туристов, вскарабкалась на холм. Мы выгрузились. Впереди возвышался замок, вниз убегали знакомые крыши и купы вишневых садов. Должно быть, прекрасен этот высокий берег весной, весь в мареве белого цветения. Хорош бы он был и сейчас, если бы не вечные сумерки. Фонари на том берегу горели ярко. От дворца били вверх зеленые лучи прожекторов, но этот клочок между замком и набережной оставался чернильным пятном на шкуре холма. Я потопал усталыми ступнями по булыжнику мостовой и спросил: