Дети богов

– Значит, все-таки альпийское озеро, – сказал я, присаживаясь на корточки и задумчиво поплескивая пальцами в холодной воде. – Странно. Мне казалось, лорд Драупнир прочесал все озера в этих краях.

– Ваш отец?

Я кивнул. Только такой безумец, как мой дед, мог наречь сына в честь им же откованного священного оружия. И вышел сынок: прям как копье, туп, как незакаленный наконечник. Э, да что говорить…

Иамен присел на корточки рядом со мной. Я отодвинулся. Еще не хватало тереться с ним плечами. Некромант тоже опустил руку в болотную муть и нахмурился.

– Странное какое-то озеро.

– Почему странное?

Он повозился в тине и вытащил длинную белесую нить водоросли.

– Рогоз тут необычный. С какими-то неправильными метелками. И эта серебрянка… это донная трава.

– Ну и что? Вынесло волной на берег.

Иамен, не слушая меня, поднял голову и всмотрелся в небо.

– Ингве, вам не кажется, что ручка Ковша перевернута?

– Что?

– Дайте мне ваши сигареты.

– С каких это пор вы курите?

– Я не курю. Дайте.

Я полез в карман, вытащил сигареты и кинул ему… левой рукой.

– С каких это пор вы заделались левшой, Ингве?

– К чему вы ведете?

В панике я уставился на небо. Дело шло к полуночи, и Большая Медведица низко висела над северным горизонтом. Ручка Ковша смотрела вправо. Вправо!

– Так мы что, не в Альпах?

– В Альпах-то в Альпах… С какой стороны у вас сердце?

Я, как дурак, полез щупать собственную грудь. Сердце билось справа. Я вскочил, дико оглядываясь.

– Иамен, что происходит?

Некромант тяжело поднялся с колен. Таким я его еще не видел. Даже когда Нили пытал его гвоздями, даже когда он рассказывал о своей матери… Похожее выражение у него на лице появилось лишь однажды – когда он мне показывал журнальную фотографию с выставки. Фотографию с портретом своего отца.

– Иамен, не молчите.

– Ингве, только давайте без паники. Мы не в настоящих Альпах. Мы в их отражении. И нам надо отсюда очень срочно выбираться, потому что подобные отражения – часть эрликова домена. Я не могу долго здесь находиться, потому что… потому что то, что вы вскоре увидите вместо меня, вам не понравится.

Проклятые цверги! Я оглянулся на Нили, который беззаботно пыхтел в камышах, как бегемот, достигший наконец-то желанной речной прохлады.

– Вы можете нас отсюда вытащить?

– Могу. Только, когда заклинание распадется, мы с вами окажемся на дне озера. Я понятия не имею, какая здесь глубина. Полагаю, ваш телохранитель тоже не умеет плавать?

Я покачал головой. Иамен в задумчивости потер подбородок.

– Одного из вас я сумею вытащить. Двоих… не уверен.

Я закрыл глаза и набрал полную грудь воздуха. И сказал сквозь зубы:

– Иамен, я вам соврал. Я умею плавать. Просто я не решался лезть с вами в воду на том пляже. Мне очень не понравился ваш рассказ.

Я заглянул в светлые глаза некроманта. Поверил? Не поверил? Он с минуту смотрел на меня изучающе, потом ответил:

– Ничего страшного. Если, конечно, вы не врете мне сейчас.

И, помолчав, добавил:

– Найдите мне плоскую гальку.

Плоскую гальку найти было не так-то легко – это вам не морской бережок. Вдобавок, небо закрыли тучи, и даже мое ночное зрение помогало слабо. Тем не менее, после четверти часа рытья в вязком, как гудрон, иле, галька нашлась. Иамен отмыл ее в озерной водичке, а потом вытащил катану и острием принялся выцарапывать на камешке какие-то знаки. После чего порезал палец и добавил к письменам каплю собственной крови. Затем прошел дальше по берегу, туда, где камышовые заросли обрывались, и открывалась чистая водная гладь.

– Позовите Нили.

Я позвал. Нили вывалился из рогоза, как преследуемый борзыми кабан.

– Станьте рядом со мной.

– Что тут происходит? – вопросил мой телохранитель.

– Ничего. Просто иди сюда. Стань рядом с Иаменом.

– Зачем? – подозрительно спросил Нили.

– Затем, что я так приказываю.

Усмешку некроманта я проигнорировал. Тот встал, чуть отведя назад руку с галькой. Такую позу принимают мальчишки, пускающие блинчики по воде.

– Когда я кину камень, вы, Нили, и Ингве – наберите побольше воздуха. На третьем прыжке начнется. Готовы?

– Что начнется? К чему готовы? Что вы тут с этим труповодом затеяли?

– Заткнись и делай, как он сказал.

Нили обиженно замолчал. Иамен напружинил руку, дернул кистью и без замаха швырнул камень. Галька поскакала по озеру. Раз. Два. Три.

Меня оглушило ревом, легкие и грудь сжало как в тисках, на глаза надавило, в ушах раздался колокольный звон. Я отчаянно оттолкнулся от мягкого дна и поплыл наверх, поплыл, осознавая, что не выплыву. Вокруг было так черно, что вскоре я потерялся: где поверхность, где дно, куда я плыву? Легкие разрывало. Я сжал зубы, и все же в рот мне залилась вода, выталкивая последние пузырьки воздуха. Я сделал безнадежный рывок, захлебнулся и провалился в черноту, где не было ни низа, ни верха, лишь быстрый-быстрый стук моего сердца.

Тук. Тук.

– Он дышит!

Я попробовал открыть глаза, но прежде, чем успел что-нибудь рассмотреть, из меня хлынула вода. Кто-то помог мне перевернуться на бок. Задыхаясь и кашляя, я боролся со спазмами, а вода все лилась и лилась в жидкую грязь, в которую упиралось мое лицо. Наконец поток иссяк, только в груди нестерпимо жгло. Я сплюнул последние капли и перевернулся на спину. В лицо мне уставился ковш Большой Медведицы. Ручка у ковша была, как и положено, слева.

– Мастер Ингве!

– Коханый!

– Идиот.

Последняя реплика окончательно привела меня в чувство. Надо мной склонились три бледных лица. Одно из них было бледным всегда, потому что у навок по жизни кожа выбелена водой. На фоне чернющей и мокрой насквозь бороды белизна щек Нили выглядела особенно пугающе. Иамен был просто бледен и, по традиции, мокр с головы до ног. Впрочем, вода лилась со всей троицы.

Увидев, что я очнулся и смотрю осмысленно, Ганна упала мне на грудь и запричитала по-украински. Однако, не прошло и минуты, как причитания сменились гневными воплями, и, провизжав: «Ты йолоп! Дурэнь! Як ты злякав мэнэ! Я вжэ гадала, що ты помэр!» – Ганна отвесила мне две звонких пощечины.

Я рефлекторно перехватил ее руку, занесенную для третьего удара.

– Отпустите девушку, – сказал Иамен. – Она вам жизнь спасла.

И, тише, добавил:

– А могла бы и не спасать.

Ганна вздрогнула и отвела глаза. Но что-то в них такое промелькнуть успело, отчего я понял: не сразу, ох не сразу навочка моя кинулась меня, утопающего, вытаскивать. Были бы мы сейчас с ней на дне, в темной прохладной мгле, вдвоем навсегда.

Ганна поднялась с земли и, отступив на шаг, сказала тихо: