Дети лихолетья (сборник)

Стояла страшная жара – до 30 градусов. Ехали в мокрой одежде, сменить ее не могли, так как выехали из Минска без вещей. Одежда сохла прямо на тельцах детей и наших плечах. Мы радовались. Мы были счастливы, что, наконец, отдалились от линии фронта и не слышали ни разрывов бомб, ни пулеметных очередей.

В Вязьме Михаил Марченко сказал категорически:

– Все, Пётр Васильевич! Дальше не могу. Я – военнообязанный. Мои товарищи на фронте. Сегодня же иду в военкомат.

И пошел. Провоевал почти четыре года, с боями дошел до Берлина.

Довелось идти к начальнику вокзала. С трудом, но выделили им вагон. Прицепили к эшелону. Обещали, что часа через три отправят. Хуже было с продуктами. Надо было хоть что-то достать в дорогу [51] . В Пензе на вокзале он опять пошел к начальству. Пока оформлял документы, поезд ушел. Бросился к дежурному по вокзалу. Там ему объяснили, что эшелон идет в Куйбышев. Добрался туда – ни поезда, ни вагона. С ним даже разговаривать не хотели. После кто-то сжалился, сообщили, что эшелон расформировали, а вагон прицепили к какому-то поезду. Ищи теперь.

51

Семенюк, Н. Трудный рейс / Н. Семенюк // Вечерний Минск. – 1986. – 14 марта.

Поехал в Саратов, устроился на работу. И только здесь вспомнил адрес, который дала ему дочь. Не откладывая, написал туда письмо. Начал ждать. А вдруг…

Татьяна Петровна Дыло

Вагон с беженцами тем временем двигался на восток. Их цепляли то к одному, то к другому составу. Утратили счет дням.

Приехали в далекий город Курган. Там малышей определили в детский дом, туда же устроились на работу и те, кто сопровождал детей. Младенцев направили в Дом грудного ребенка.

Только для матери с дочерью приключения на этом не закончились. Паспорта же их остались у Петра Васильевича. А без документов, да еще в военное время… Словом, остались без работы, без средств к существованию и крыши над головой. Хорошо, что еще в городском отделе народного образования Евгении Николаевне как бывшей учительнице выдали небольшой аванс. Но вскоре от тех пятнадцати рублей остались копейки. Купив на последние гроши тарелку супа, Е. Н. Дыло со страхом думала о том, что ждет их завтра. И какое счастье! В этот же день почтальон принес телеграмму из Нижнего Нов города. Подруга сообщала, что нашелся отец.

П. В. Дыло начал работать врачом-ординатором в кожно-венерологической клинике Томского медицинского института, заведовал горвендиспансером, преподавал в зубоврачебной школе. В 1943 г. по вызову Министерства здравоохранения БССР приехал в г. Ярославль, принимал непосредственное участие в возрождении Минского медицинского института. После освобождения Беларуси возвратился в родной город, где защитил диссертацию, стал кандидатом медицинских наук [52] .

Весь далекий путь от Минска до Кургана вместе с детьми были медсестры сада-изолятора № 43 Мария Иосифовна Адамович (после возвращения в родной город она долго работала в лучевом отделении 1-й Минской больницы). Татьяна Петровна Дыло работала врачом-гинекологом, преподавала в Минском медицинском училище № 2. Заведующая хозяйством яслей-изолятора Софья Наумовна Вишня в Абчаке встретила мужа, троих детей и внучку, но не осталась с ними, а поехала с детьми и до конца выполнила свой долг. По-матерински относилась к малышам работница яслей Мария Степановна Подпалистая (сейчас Ерошикова), Полина Каравая (место жительства неизвестно). Трудолюбивыми, добрыми и внимательными к детям были работницы Дома ребенка: врач Файнберг (имя, отчество, место жительства неизвестны), Галина Демьяновна Гришук (работала в гостинице «Минск»). Большую заботу об эвакуированных детях проявляли учительница школы № 4 г. Минска Евгения Николаевна Дыло, медицинская сестра Мария Немытькова (умерла в Кургане в 1942 г.).

52

Памяти Петра Васильевича Дыло // Здравоохранение Белоруссии. – 1987. – № 10. – С. 17.

– Всем этим работникам, – говорил П. В. Дыло, – приношу глубокое признание и до последних дней моей жизни буду помнить об их благородном подвиге [53] .

Заведующая курганским Домом грудного ребенка Анна Дышкантюк вспоминала, как, приехав в город, три минчанки Мария Адамович, Мария Подпалистая и Татьяна Дыло сутками не отходили от малышей и часами держали их на руках.

Дышкантюк Анна – заведующая Домом грудного ребенка:

– Тяжелое это было время. Старый Дом грудного ребенка располагался в небольшом помещении. Когда прибыли белорусские дети, на них страшно было смотреть: кости, кожа да не по-детски серьезные лица.

53

Куц, Н. Поезд из сорок первого / Н. Куц // 7 дней. – 1995. – 6 сент.

Несмотря на невзгоды военного времени, на месте были приняты все меры, чтобы спасти детей. Переселили в более просторное помещение, выделили в наше распоряжение трех коров, лошадь на хозяйственные нужды. Детвора была окружена отеческой заботой и лаской [54] .

В сентябре 1944 г. семья Дылов возвратилась в Минск. Пётр Васильевич сразу же обратился в Министерство здравоохранения БССР с просьбой вернуть детей из Кургана. Ему отказали, ведь за годы войны родители многих погибли. Почти год Пётр Васильевич, его жена и дочь писали и расклеивали по городу, особенно на домах по ул. Ямной, объявления. В них сообщалось, что дети, которые в июне 1941 г. лечились в саду-изоляторе № 43, живы. Семья Дылов оставляла на объявлениях свой адрес, но тогда откликнулись немногие. Позже к поисковой работе были подключены Министерство внутренних дел республики, белорусские средства массовой информации, Центральный архив Министерства обороны СССР. Удалось отыскать родителей нескольких детей. Но этого было очень мало. И тем не менее, это был тоже результат. Во-первых, где гарантия, что при тех колоссальных человеческих потерях, которые понесла страна за четыре военных года, смогли уцелеть родственники малышей? Во-вторых, надо признать, что наиболее активная часть поиска приходилась на то время, когда большинство довоенных жителей Минска продолжали оставаться за пределами республики и не могли в полной мере обладать той информацией, которая размещалась в белорусской печати. И последнее, попытки выйти на союзного читателя закончились безрезультатно. Последнюю такую попытку курганский журналист Михаил Забегай сделал в 1964 г. Он предложил тогда аджубеевским «Известиям» свой материал о спасенных детях. Думал, что многомиллионное издание сможет донести во все уголки Союза нужную информацию и поможет тем самым в поисках родителей и их детей. Но публикация не прошла. Поблагодарив автора за добротный очерк, а сотрудников яслей за их героические действия, московский журналист сделал короткое, но категорическое резюме: «Тема на сегодняшний день неактуальная».

54

Забегай, М. Страницы найденного журнала / М. Забегай // Советское Зауралье (Курган). – 1964. – 11 сент.

Напомним, произошло это в период хрущевской «оттепели». Больше с просьбой о помощи к центральным изданиям никто из соратников Дыло не обращался.

Победу в Великой Отечественной войне называют всенародной. На нее работали все: старики и молодежь, атеисты и верующие, мужчины и женщины. Кто как мог и умел. Белорусский журналист Николай Куц метко и образно заметил (он также внес свой вклад в поиск детей сорок первого года):

«Я знал немало заслуженных людей, которые, не сделав на фронте ни единого выстрела, были тем не менее отмечены самыми высокими государственными наградами – за вклад в разгром врага. Знал немало слу чаев, когда человек всего одним поступком делал бессмертным свое имя. Инвалид с детства Пётр Дыло со своими помощниками сохранил их более шестидесяти. Как же отметило государство их подвиг? А никак. В это тяжело поверить, но ни один из команды Дыло не удостоен не только государственных наград, но и хорошего слова со стороны властей как союзных, так и республиканских».

Тихо оставили жизнь Пётр Васильевич и его жена Евгения Николаевна, не стало чудесного человека – шофера Михаила Денисовича Марченко. Он прошел всю войну, имел боевые ордена, а тот его первый и едва ли не главный подвиг летом сорок первого остался за кадром. Неизвестной завершила свой земной путь Софья Наумовна Вишня.

На сегодняшний день в Минске живут некоторые участники той героической эпопеи. Живут скромно и тихо, как большинство пенсионеров. По-философски относятся к сложностям быта, стойко переносят болезни, которые дают знать о себе уже не первый год. На судьбу не жалуются, ни о каких привилегиях не думают. И только где-то в глубине души, как и у всякого нормального человека, осталось чувство горечи и обиды.

На то есть причины. Все попытки хоть как-нибудь помочь П. В. Дыло и его единомышленникам терпели неудачу за неудачей. Сначала этим делом занимался журналист Владимир Гойтан, потом к нему подключился один из спасенных детей, курганец Матвей Ротман. Наконец, в поход за спра ведливостью отправился ветеран войны, полковник в отставке Николай Семенюк. Куда только не приходилось обращаться этим людям: в Верховный Совет БССР и СССР, в горком партии и горисполком, к районным властям – везде глухо. В отделе наград Верховного Совета республики ходокам заявили, что, дескать, нет такой награды, которая предусматривала бы те обстоятельства, в которых оказались работники яслей-изолятора. В Мингорисполкоме откровенно намекнули, что «поезд Дыло ушел и теперь уже решить вопрос не представляется возможным» [55] .

55

Куц, Н. Поезд из сорок первого.

Это и намек, и упрек. Если бы был Пётр Васильевич человеком более ловким и хватким, он бы еще в сороковых годах порадел о себе и своих коллегах. Но Дыло проповедовал другие принципы и главным считал дело, а не решение личных задач. Тех же взглядов придерживается и его дочь. На вопрос о награде Татьяна Петровна ответила лаконично:

– Главная награда для нас – живые дети. Все оставшееся – мелочи.

Нет, что б ни говорили, а характер передается по наследству.

Как же сложилась судьба спасенных детей? Многих из них, кто остался без родителей, воспитало государство. Некоторых после войны нашли родные. Например, Виктор Яковлевич Пусиков и Валентин Игнатьевич Кривец работали шоферами в Минске. Свою дочь Ларису из Кургана привезла в Минск Стефанида Бенедиктовна Левкович. М. Д. Троицкая встретилась со своими детьми в Кургане еще в 1941 г.