Дети победителей

И потому, когда они наплыли, ловушка, приготовленная в руинах, захлебнулась. Ризе и еще нескольким прибывшим отрядам пришлось играть в прятки с врагом, отчаянно рвущимся домой. Все это время, все эти дни две маленькие фигурки под землей прогрызали себе ход, бережно неся у сердца невиданной красоты камень, в недрах которого была прописана формула, о сути которой даже думать не имело смысла.

К тому дню, как Ноксид с Рейнайоли должны были вернуться, крысы почти вытеснили из города своих противников. Риза в срочном порядке покидала святыню, оставляя за собой убитых и смертельно раненых.

Кейтелле нырнул в глубину тоннеля и на несколько секунд ослеп. В темноте его не тревожили вопросы о том, что они будут делать дальше. Если прятаться в подземных переходах, то они очень скоро погибнут от голода, но на поверхности участь любого, чьи волосы не белы, как снег, могла стать еще печальнее.

А потом пришла мысль, что, скорее всего, они решили возвращаться другим путем, и в подземелье уже много дней никого нет. У лаза, выходящего на поверхность далеко за пределами города, их должны были ждать переносчики, которые доставят кристалл в Катри и дадут им еды в дорогу. Глупо возвращаться назад той же дорогой… Но, скорее всего, их предупредили, что на поверхности все усеяно отчаянными крысами, и отправили обратно в подземелье.

Наконец он понял, как безнадежны попытки найти друзей в бесконечной паутине коридоров. Кейтелле заблудился сам и запаниковал. Он готов был кричать и звать на помощь, но тут его внимание привлек неясный звук. На секунду показалось, слышится голос.

– Эй! Ноксид! – закричал он в темноту и тут же вздрогнул. Если вентиляция донесет крик до поверхности, то он переполошит крысиное царство, установленное в древнем городе.

Кто бы там ни говорил в глубине, он, очевидно, тоже счел нужным замолчать, и Кейтелле почти на ощупь стал пробираться к тому месту, где, как ему казалось, он и услышал голоса. И вот через вечность темноты и страха он запнулся обо что-то относительно мягкое. Все, что у Кеталиниро с собой было из осветительных приборов - походные спички, которые он держал до последнего нетронутыми.

– Эмолий? Ноксид?

Кейтелле зажег тонкую палочку, наклонившись, чтобы посмотреть, и тут же ее потушил, чтобы никогда больше этого не видеть. Очевидно, как он и думал, они выполнили задание, переправив кристалл, и двинулись обратно по тому же пути. Но провизия кончилась слишком рано.

Потухший свет не дал желанной темноты, картинка ярко отпечаталась на глазном дне и еще долго потом сводила Кейтелле с ума. Голова закружилась, Кеталиниро навалился на неровную стенку, обитую промерзшим мхом. Кровь гудела в ушах так, что он не расслышал шума за спиной.

Глаза полоснул луч резкого света. И в зал, в котором, как оказалось, находился Кейтелле, ворвалось около десяти крыс. Их фонари осветили не только маленькое помещение-узел, но и все то, чего он так не хотел видеть.

На полу, глядя в потолок, лежал Ноксид. Одна рука его была обглодана, другой не было вовсе. Очевидно, обезумевший Рейнайоли забрал ее с собой. Раздетое бледное тело сломанной куклой лежало на мху, словно на ковре, зияя красными ранами. Эмолий забрал с собой все, что успел. Наиболее съедобные и ценные части тела.

“Нальсхи проще разделывать, - зачем-то подумал Кейтелле.
– На них совсем нет пластин”.

Крысы обступили его, тыча дулами винтовок и резко выкрикивая, Кеталиниро слышал, как во тьме, за многими поворотами, Рейнайоли копошится между колоннами, прячась и прижимая к себе драгоценные припасы. Кейтелле впивался взглядом в разодранное тело иноземного пришельца и думал - даже если удастся пережить плен, он не сможет восстановить справедливость, обвинив Рейнайоли в каннибализме.

========== Интерлюдия 11. Лист третий ==========

«Он говорил, вы простили ему слишком многое. Например, он вспоминал, что виновен в смерти… (затерто) …несчастный случай, в котором, как он думает, вы до сих пор себя вините. Это правда?

Я постоянно задаюсь вопросом - что же произошло? Что происходило с вами на протяжении этих лет, но с другой стороны… нет. Для меня он особенный человек. Трудно поверить, что отец мог совершить нечто… (затерто)

…ради успокоения его души.

Так вот вы помните, наверное, событие, которое окрестили как «Подвиг павшего»? Тот неизвестный герой, что прикрыл собой Коршуна – мой отец. Он не умер тогда, как писали в газетах, хотя был близок к могиле. Но его здоровье… (затерто)…

Тем не менее, он прожил еще много лет, и я благодарен небесам за них… (затерто)

…предъявили обвинение в каннибализме, убийстве союзника и уклонении от боя. Не выдержав позора, он скончался».

Отсыревшие коридоры пронзило эхо тоскливой песни. Она многократно отразилась от луж на потрескавшемся полу и улетела прочь, на поиски дневного света. С каждым разом здесь все тяжелее находиться.

========== Глава 11. ТИРАУ 1 ==========

Сегодня:

Заброшенная школа

Вблизи повязка оказалась кожаной с замшевыми ремнями.

– А теперь докажи, что я не должен тебя убить!

В обычном случае Кейтелле сочинил бы множество аргументов, но холод стали у горла мешал связно думать.

Чтобы вывести Хассана из себя, достаточно было только прийти. Остальное тот сделал сам - взвился диким зверем, пришпилил к стене. На секунду единственный глаз прошил взглядом дырявый ворот со следами когтей Тирау. Лицо Хассана озарила злорадная улыбка. И тут же пропала.

“Методы уголовников одинаковы”, - подумал Кейтелле, замирая.

– Для кого эта дрянь?
– Хассан имел в виду, без сомнения, ингалятор.

– Для родственника, - сказал Кейтелле.

Волнение выдавало только колотящееся сердце, но и оно стучало словно бы в чужом теле.

Трещины на отсыревших стенах ползли неестественно. Декоративно.

– А у тебя предатели в родственниках? Мне объяснили, где можно подцепить такую заразу.

Кейтелле молчал. Только моргал изредка и пытался дышать ровно.

– От тебя Аутерсом за версту несет, - припечатал Хассан.

Его слова прозвучали как приговор. Знакомая презрительная ненависть к врагам человечества в Хассаниде отражалась стократ. Одноглазая машина тоже сходила с ума от воспоминаний.

Все шло не так, не по плану. Все рушилось. Кейтелле пришел за ингалятором - звеном в своем шатком плане - а сейчас, кажется, получит полированную сталь в гортань. Он смотрел в ожившее лицо Хассана и думал о Тирау, которого порой выворачивало в приступах. Об Архароне, которому придется пройти мясорубку отечественной науки. А все из-за того, что один влиятельный человек считает клеймо Аутерса доказательством абсолютной вины. Да он не одноглаз. Он слеп!