Дети победителей

Его отвлек стон, раздавшийся совсем близко. Автоматически повернув голову в сторону звука на одну секунду, паникующий Кейтелле успел заметить Йеми, ворочающегося рядом и с окровавленным поленом в руках. Но Кеталиниро не хватило сил и ясности сознания, чтобы сделать хоть какие-то выводы. Он продолжал бормотать “все будет хорошо”.

Йеми медленно приходил в себя. В этот раз все было бесконечно хуже, когда вместо белой растерзанной крысы в сельмантской форме он увидел Кейтелле, укачивающего на руках Химиллу со страшной раной на голове.

Он продолжал сидеть и молча смотреть на плачущего человека, который был ему почти отцом, и на разбитую голову почти брата, постепенно понимая – при любом раскладе он сам только что уничтожил свою семью. Йеми сделал неловкое движение рукой и наткнулся ею на что-то: в снегу лежал витиеватый корень с затертыми неровными глазками, нарисованными углем.

…потом пришли люди.

__________________________________________

поступление иллюстраций: http://kinuli.diary.ru/p181609538.htm

========== Интерлюдия 9. О плесени ==========

Стол загроможден остатками фотографий. Изображения уже не людей, а призраков смотрят в душу. Разинутые рты кричат, словно по привычке, многие годы, но ни зла, ни боли в том крике. Просто именно так вспышка застала их прототипы. Но призраки на фотографиях давно не имеют никакого отношения к реальным людям. Они самостоятельны и самобытны, как и строения в тумане за их спинами.

Двумерный мир размывает время.

По затертым свидетельствам можно догадаться - их цивилизация выросла плесенью на осколках нашей.

========== Глава 9. МЕНХЕН. За месяц до: ==========

– Они ведь теперь вместе?
– спросил Кейтелле.

В вопросе засквозило чем-то очень старым и напрасно упущенным.

– Конечно, - ответил Айномеринхен.
– Иначе как смириться с мыслью, что их уже нет?

Он нависал над бумагами. Менхен уже полчаса делал вид, будто работает. И уже целые сутки делал вид, что весел как обычно. Но стоило упомянуть о детях Ризы, и веселость слетала, уступая место настоящему настроению - тоске с примесью философии. Кейтелле иногда казалось, что его коллега сам по себе всегда такой, просто маска саркастической радости приросла к его лицу слишком прочно. Некоторым даже начинало казаться, будто бы это и есть настоящее лицо.

– Иначе как смириться… - повторил Айномеринхен.

В юности он отличался крайней задумчивостью, отвратительной прямотой и угрюмостью. Только сейчас Кеталиниро понял, что Менхен, в сущности, таким и остался, но теперь к тяжелому букету добавилось несколько ярких ядовитых соцветий неуместной радости. Они разрушали всю композицию.

Загнанный тоскливыми предчувствиями в угол молчания, Кейтелле уже был готов поделиться размышлениями с Менхеном. Он открыл рот, но коллега махнул рукой и быстро вышел, не желая продолжать разговор, словно почувствовал, что речь пойдет о нем.

Кейтелле не провожал Йеми - вот что всплыло в памяти, тревожа все этажи сознания. Воспоминание подминало под себя голос разума и победно выло: да, не провожал. Кейтелле видел, как Йеми грузили в деревянную расшатанную повозку: за шкварник, словно котенка, передавая тем, кто уже сидел внутри. Запихнули в дальний угол и, кажется, забыли, так как руки у седого демона были связаны.

Йеми не поднял головы и даже не шелохнулся.

Отряд вздохнул с облегчением. Кейтелле сохранял холодную отстраненность. Он думал, что просто не может смотреть на него, но где-то в глубине съёжившейся души ощущал горячее злорадство. Чуть позже он сознался себе – отправка связанного Йеми с беженцами была в первую очередь местью. И уже после - вынужденной мерой.

Еще позже, когда Кейтелле стало интересно, как могла сложиться судьба Йеми, ему рассказали, что, скорее всего, редкий недуг определил судьбу ребенка. Йеми могли сослать в виде подопытного в экспериментальные центры в Катри.

Кеталиниро от такой вести начал покрываться холодным потом, но исправлять что-либо спустя годы было поздно. Временами он делал попытки найти Йеми. Обращался в систему поиска, переворошил старые связи. Если бы работа позволяла, он сам бы выехал на место: судьба малыша петляла по концлагерям Альянса и обрывалась на одной из каменоломен.

Жив ли он вообще? Связи, накопленные за пятнадцать лет, результата не дали. Кто-то из Министерства отметил странное обстоятельство, которое обрубило любые надежды найти малыша Йеми.

– Надо туда съездить. Может, снова поймаю след, - сказал Кейтелле тогда.

– Бесполезно, - ответили ему. – Тебя туда не пустят аж по двум причинам. Во-первых, он крыса и убийца, во-вторых, ты не знаешь, разве, что это за место?

– Каменоломни…

– Корелла – вот как оно называется. Быть не может, что не слышал! Ты вообще газеты читаешь? Там что-то произошло несколько лет назад. Как раз во время оккупации. Сначала локри, переполошившись, обтянули его красными лентами, а когда их выгнали, Кореллой занялось правительство Катри. В общем, это закрытая территория. Охраняется чуть ли не лучше, чем государственные палаты. Оставь-ка эту затею.

Тогда у Кейтелле опустились руки. Быть может, думал он, чуть позже я и найду обходной маневр или еще какую хитрость, но сейчас это больше похоже на тупик для самоубийц. Тем более, Йеми, скорее всего, мертв, и торопиться уже некуда. Удивительно вообще, что с его особенностями он так долго прожил. Повезло? Нет уж, если это и везение, то самое сомнительное.

По подсчетам Айномеринхена, он умер в возрасте пятнадцати лет, в трудовом исправительном лагере на территории Катри. В месте, называемом Кореллой.

– Короткая и крайне неудачная жизнь, - сказал однажды Айномеринхен в годовщину победы, когда Кейтелле был у него в гостях и они набрались достаточно, чтобы откровенничать.

После отшумевших сражений чувство вины в холодной, но спокойной почве дало росток. Он впился корнями в самое сердце, врос так глубоко, что задевал нервы чуть ли не постоянно.

Кейтелле все время пытался вспомнить, что же он сделал не так? Когда можно было спасти их обоих?

Айномеринхен в коридоре проверял, заперты ли соседние двери.

– Ты слышал, что случилось в институте?!
– крикнул он.

Кейтелле с опаской глянул в зеркало - отражение смотрело на него детскими красными глазами. Кеталиниро усмехнулся.

– Нет-нет-нет! Сегодня я не останусь один, – сказал он. – Даже не думай.

Он прикрыл дверь, чтобы Менхен не услышал его бормотаний. Химилла отвернулся, но в голове Кейтелле прозвучал собственный голос: «Что же ты так отчаянно жалуешься, что не переносишь старину Айномеринхена?»

– Никогда не жаловался!..