Дети победителей

И ведь пустяковая вещица!

Сбитый с воинственно-решительного настроя, Кейтелле поплелся на работу, с которой так опрометчиво отпросился. В светлом захламленном кабинете собралось несколько малознакомых персон. Сотрудники из соседних отделов окружили стол Айномеринхена, а тот рассказывал очередной забавный случай. Увлеченные повествованием, долго они на однорукого клерка не пялились. Кто-то произнес азартное “Продолжай!”, что Айномеринхен сделал с превеликим удовольствием.

Кейтелле грохнулся на скрипяще-шатающийся стул, щепки которого цеплялись к любой ткани и не оставляли заноз только в пластинах. Ветеран прокручивал в голове скоротечный разговор с почтовым кассиром, боевой дух медленно падал. Если бы Кеталиниро за эти годы переписывался хоть с кем-нибудь, то знал бы наверняка - каждое международное письмо под учетом! Если бы он переписывался… Наверняка всю корреспонденцию прочитывает специальная комиссия. Сидят себе в шумном темном помещении за старыми столами, а на столах - груды вскрытых конвертов, внутренности которых давно перепутали. Смеются, дымят, жгут скучное и публикуют веселое.

Получается, заторможенно думал Кеталиниро, три недели бессонных ночей, муки совести и принятое наконец решение поступить по справедливости - коту под хвост. Сердце тихо нашептывало разуму, что, быть может, это и к лучшему… и само мироздание хранит его от рискованных шагов.

– Ты вообще… дубина! Все неверно делаешь!

– Меня уже сняли с задания, какая разница?

Комната наполнялась монотонными голосами, они то стихали, то нарастали сплошной волной, взрываясь иногда хохотом - обычное дело. Айномеринхен терпеть не мог пустоты, заполнял ее шумными сотрудниками, приключениями или издевательствами над Кейтелле. Общительный и открытый Менхен активно жестикулировал, громко говорил и обзывался дубиной. Ему позволяли многое, слишком многое - за яркую внешность, рыже-медные волосы, за то, что успевал больше других и никогда не жаловался.

– Запоминай на будущее: ты не местных допрашивай, - проникновенно говорил он.
– Местным еще лежать и страдать. Какой идиот признается, что персонал хамит и подворовывает?

– И что ты предлагаешь?

– Не игнорировать меня, особенно когда я говорю умные вещи, - Айномеринхен самодовольно улыбнулся.
– Я уже с десяток лет занимаюсь исследованиями, и знаешь, что я тебе скажу - если желаешь найти истину… кстати! А что, Кейтелле, как там твои поиски?

Вопрос прозвучал неожиданно. Столь неожиданно, что Кеталиниро вздрогнул.

– А?

– Расследование твое, почтеннейший, - сидящие молодые люди обернулись на ветерана. Кеталиниро вдруг почувствовал себя необычайно уязвимым.
– Узнал что-нибудь о малыше? Ты ведь за этим ходил?

– Нет, не совсем. Я… за конвертом. А так - нет. Никаких сдвигов. Тишина на всех радарах.

– Не отчаивайся, - улыбнулся коллега и вернулся к тому, на чем его прервала ассоциативная мысль.
– Так вот, когда опрашиваешь всяких мучеников медицины…

Хотелось закрыть глаза, лечь на стол, зарыться лицом в бумаги и больше никогда не выныривать. Локальное расследование Кеталиниро не давало результатов уже три года, и неосторожные слова Айномеринхена напомнили о череде фиаско. Узнал что-нибудь? Какой уж тут “малыш”!.. Если он и есть где-нибудь, то давно уже взрослый, с опытом, какого иные за сотни лет не наберут. Которого врагу не пожелаешь.

– Опрашивай иногородних, дурень! А лучше - иностранцев, этим точно нечего терять, особенно если интервью идет в последний день. Желательно, чтобы гость из далеких стран сидел на чемоданах, с билетом в руках. Понимаешь? Ему никто не успеет отомстить!

– Где я переводчика найду?

– А сам учить не пробовал?

Кеталиниро поднял голову.

– Айномеринхен, когда у тебя следующий обход?
– спросил он не своим голосом, чуть раньше, чем успел посоветоваться с разумом.

– Завтра в полдень. В центральную городскую пойду, а чего?

– Возьми меня с собой на правах стажера, - глаза Кеталиниро беспокойно скользили по настенному календарю за позапрошлый год, словно он пытался разглядеть в нем план дальнейших, понятных одному ему, действий.

– У тебя своих дел мало?

– Я с ума сойду в этих бумагах… ну и… премиальные.

Слово “премиальные” успокоило коллегу. Он добродушно улыбнулся и не замедлил поставить Кеталиниро молодежи в пример. А тот нервно и бездумно мял в когтях единственный экземпляр семестрового отчета.

– Конверты в следующий раз проси у меня, ладушки?

– Кража госимущества, - произнес Кейтелле автоматически. Сознанием и телом он давненько пребывал в своем рискованном плане. Глупом, начертанном ржавыми вилами по стоячей воде. Трясло от мысли, что если кто-либо узнает о затеянном, то его уволят. В лучшем случае. О худшем думать не хотелось и вовсе.

Около месяца назад Кейтелле проснулся и понял - он не в силах более держать в секрете то, что увидел в гнилых шахтах Некрополиса. Отвратительная жестокая правда порвет его, а призраки прошлого замучают, если он не восстановит справедливость. Единственное, чего не понимал Кейтелле - как он прожил, скрывая истину, столько лет?

Айномеринхен, плывущий в омуте собственного обаяния, ничего не знал о планах Кеталиниро, а сам Кейтелле с трудом реагировал на безудержный треп коллеги. Тот, по своему обычаю, совершенно не интересовался, для чего Кейтелле так внезапно понадобился конверт. Да еще и утром. Бывшего врача редко волновали бытовые мелочи чужой жизни.

– А то получается нечестно - сидим за копейки на кладбище конвертов… они через год выйдут из употребления и превратятся в гору дорогой макулатуры. …совсем с ума посходили с этими почтовыми реформами.

Они пересекали узкий коридор центральной городской клиники. Серо-синие стены и потрескавшаяся краска на белых дверях настойчиво требовали ремонта, лампы под потолком горели через одну в лучшем случае, что создавало в учреждении неуместный полумрак. Но и в полумраке молодые ребята в кремовых комбинезонах умудрялись издали разглядеть нашивку Минздрава на плече Айномеринхена, и натянуто улыбались навстречу. Хотя, вероятнее всего, частого гостя из Министерства просто узнавали по броской внешности - Айномеринхен цвел в любое время года, в любое время суток. И слышно его тоже было издалека.

– Нам нужен 225-ый, - пробормотал Кейтелле, разворачивая лист со “шпаргалками”.
– Уроженец Катри, прибыл на обследование серд…

– …ведь наши клиники впереди планеты всей!

– …завтра отбывает. Терять ему нечего, как ты и говорил.

– Если за ночь его не придушит главврач за излишнюю откровенность.

– Может, не все так плохо, Менхен. Может, действительно все всем довольны и никто не ворует.

– Я напьюсь от радости, если ты мне докажешь это.

– Что нужно делать?

– Ты мне сегодня не нравишься, Кейтелле.

– Что делать?

– Зайди к главврачу. И возьми карту… ну и не забудь спросить, в какой палате лежит наш бесценный свидетель.

– Свидетель чего?

– Подлого нарушения всех медицинских догматов, конечно! Я уже говорил, что ты мне сегодня не нравишься?

Айномеринхен театрально нахмурился и подтолкнул стажера к угловому кабинету с дверью, лакированной под красное дерево, и уже через две минуты Кейтелле вышел оттуда с картой в руках, осыпанный по самые уши завуалированной лестью.