Дева дождя

– Здравствуй, баб Настя! – первым поздоровался Агиэль.

– О! Явились, голубчики! – судя по всему, колдунья видела потусторонних гостей вполне отчётливо. – С возвращеньицем. Всё хорошо?

– Пока не всё, но уже кое-что, – по телу Йоргена пробежала волна слабого сияния. – Здравствуй, бабушка Настя.

Марина, не удержавшись, ткнула пальцем – палец вошёл в герр рыцаря без сопротивления… Вот как, стало быть… Совместил фазу с этим миром…

– А ты чего, Агуша? – бабушка водрузила на стол самовар. – Материализуйся уже!

– Щас, только облёт окрестностей сделаю незаметненько… Бережёных и Бог бережёт. Вы тут без меня не начинайте!

– Опять голышом? – расстроенно всплеснула руками старушка.

– Да ай, баб Настя! – ангел нырнул обратно в дверь, явно избегая опасности быть насильно одетым.

"Переживает за внучка" – рыцарь улыбнулся. – "Хотя ангела, да ещё в виде привидения, простудить непросто даже в Антарктиде, не то что под Москвой"

– А ты вслух говори, невежливо это, – бабушка накрывала на стол. – Марина свет Борисовна, и тебе пора бы в облик-то вернуться. Чай, надоело призраком-то пребывать…

Кот мягко спрыгнул с постели.

– Прошу! Я говорил – сохранность гарантирована!

Улыбнувшись бдительному стражу, девушка уже привычно легла в своё тело, будто скрипка в футляр. Кожу обожгло словно крапивой, и летаргическая принцесса открыла глаза.

– Ну вот… – Йорген вынул тончайшие иглы из локтевой вены и шейной артерии, протёр места уколов ваткой. Остро запахло спиртом. Изображение бьющегося сердца мигнуло и погасло. – Всё пока удачно.

– И не к делу твой прибор-то…

– Не мой, баба Настя, а Наума Натаныча. Привет тебе от него, кстати, – рыцарь отлеплял крохотные присосавшиеся датчики.

– Ну, всё вроде тихо, – сквозь дверь ввалился Агиэль, на ходу складывая крылья. По телу ангела пробежала световая волна совмещения с этим миром. – М-м… вкусно пахнет, баб Настя. Чё дают?

– Всё дают, – мягко засмеялась хозяйка. – Вафельные трубочки с кремом, ватрушки вот с клубничным джемом…

– Вау! Я хочу!!!

Марина лежала в постели и улыбалась. Как тут хорошо… Нет, кто спорить – в Олирне отлично, в Ирольне ещё лучше, в Фэйре просто замечательно… тем более в Нэртисе, где прописан Йорген… И уж совсем непредставимо-волшебно в Готимне, настоящем преддверии Рая.

Но лучше всего здесь, в Энрофе. Мире живых людей.

…

Бархатные портьеры скрадывали и без того неяркий свет, однако человек в тёмном костюме – неброская вещь, но явно "от кутюр" – не снимал чёрных очков, подчёркивавших нездоровую бледность неподвижного лица.

Его собеседники выглядели значительно живее. Полнощёкий типчик в малиновом пиджаке и галстуке, с рыженькой бородкой и щёткой волос на голове имел мышиные бегающие глазки, и более всего походил на какого-то ведущего балагана, или, как говорит молодёжь восьмидесятых – диск-жокея. Второй персонаж был проще – крутейшая кожаная куртка, шнурованные башмаки, какие носят солдаты антисоветского блока НАТО, стрижка под машинку и золотое кольцо-печатка. Через несколько лет таких будут почтительно звать иностранным словцом "рэкет", пока же это была "неформальная советская молодёжь". Которую из рук вон плохо разыскивает милиция.

– Что будем кушать? – почтительно обратился официант к чёрным очкам, склонившись. Судя по позе, в данном заведении данный клиент пользовался большим авторитетом.

– Коньяк, водка, закуска соответственно. Горячее на двоих. Мне кофе двойной, одно "Чинзано" и минералку.

– Будет сделано!

Официант исчез, человек в чёрном даже не проводил его взглядом.

– Итак, что сделано?

– Всё нормально, шеф, – заговорил живчик с бородкой, – всё под контролем…

– Конкретнее.

– Дома она не появлялась. У подружки той тоже. Как уехала с тем байкером, так и с концами.

– Что родители?

– Спокойны родители… Шеф, одна странность – телефон у них молчит мёртво. Ни исходящих, ни входящих.

"Диджей" прервал рассказ – подошёл официант, начал расставлять блюда и графинчики.

– Желаете что-нибудь ещё?

– Пока нет.

– Приятного аппетита!

Официант покинул кабинку, не забыв поклониться.

– Дальше.

– Да, так вот, я и говорю… ни исходящих, ни входящих. Я даже подумал, не обрыв ли линии… А звонить вы не велели…

– Правильно. "Жучка" где разместил?

– Рядом с проводом, на стене прилепил. На соседней площадке, где коробка телефонная… Шеф, а может, он просто того, "жучок" этот?..

– Этот не может быть "того". Не та техника. Жмых?

– Пацаны говорят, по Ленинградскому шоссе укатили они, – вступил в беседу "неформал". – За Истрой пропали начисто. Как партизаны в лесу, бляха муха.

– Всё правильно.

– Шеф, а вы бы просветили нас, что ли… – решился Жмых. – А то трудно в темноте шарить. Дело страдает. Почему, к примеру, нельзя в ту кафешку "жука" засандалить? Чиха вот у нас мастер, сделает легко… И на хату ейным предкам тоже…

"Шеф" отхлебнул кофе, полглотка "Чинзано", запил минеральной водой, явно размышляя.

– Дело страдает, говоришь… Ладно. В забегаловку ту ничего ставить нельзя по одной причине. Те двое чувствуют "поток внимания" к их персонам.

Подельники-кореша переглянулись.

– Как это?

– Поясняю. Как только кто-то обратит на них внимание… это всё равно, как фарами осветить. Останется глянуть, откуда тот свет исходит. И всё. Вами займутся плотно.

"Диджей" и "неформал" снова переглянулись, на этот раз опасливо.

– Ни хрена се… Но "жучок", это ж прибор…

– Мне некогда объяснять все тонкости. Поэтому просто поверь. "Жучка" они почуют сразу, затем установят личность того, кто его ставил. Если на пальцах объяснять – представь, что там, в кафе этом, стоит телекамера, и пишет всё на видик. Нашли прибор, отмотали запись назад и пожалуйста – вот они, ваши симпатичные лица.

На сей раз подельники переглянулись не просто опасливо, а со страхом.

– Охренеть…

– На квартиру её "предкам", как ты выразился, поставить в принципе можно, пока её дома нет. Но нет смысла. Её родители ничего не знают, и всё, что мы услышим, это телевизор плюс разговоры о бытовых проблемах. Так что это абсолютно ненужный риск.

"Шеф" снова пригубил "Чинзано", кофе и минералку. "Диджей" и "неформал", не сговариваясь, выпили по стопке коньяку. Помогает от нервов.

– Ну ладно… А вот как они в том скверике растворяются, уму непостижимо… Шеф, я гутарил с теми шкаликами – бабки самые натуральные были, мамой клянутся! Менты им втёрли, конечно, что фальшивые… Были б фальшивые, замели бы пацанов. И скамейка сломанная, сидеть на ней нельзя ну никак. Я проверял.

– Скамейка? – впервые лицо "шефа" утратило ровную мертвецкую неподвижность. – Ты был в том месте?