Девочка летом
Шрифт:
До Москвы Грин добралась автостопом, на двух фурах – повезло! С тех пор уже трижды звонила матери с автомата на главпочтамте:
– Мам, я в Москве, документы подала.
– Знать тебя не хочу, паршивка! – отвечала мать и кидала трубку.
– Ма, я творческий конкурс прошла, с отличием!
– Совести у тебя нет, Ринка!
– Мам, я сегодня сочинение написала, послезавтра немецкий – и приеду…
– Ремнём по жопе сразу и получишь!
Но с каждым звонком голос теплел.
***
Общежитие выглядело круто. Огромный дом-корабль, два шестнадцатиэтажных корпуса, соединённых бетонно-стеклянным переходом, где располагались столовая, актовый зал и зимний сад. Я узнала этот переход – мимо него под грустную музыку шёл герой фильма «Ирония судьбы» в начале второй серии. Подозрительно быстро меня заселили, администраторша выдала ключ под расписку, временный пропуск на картонке и стопку белого
– Ах рынок, наш рынок,
И лето, и жара —
Крутые, словно яйца азера!
Прослушав припев трижды, девочки махнули на лифт рукой, и мы пошли к лестнице. За постом охраны были ячейки для почты с подписанными буквами. Лестница оказалась невероятно крутой, один пролёт вместо двух. На пятом этаже мне совсем поплохело.
– А знаешь, – неутомимая Грин подтягивалась за перила руками, – по легенде, ни один пьяный на этой лестнице не падал! Только трезвые! А на шестнадцатом знаешь кто живёт? Геофак! Чтобы сразу привыкали в горы ходить – лифт-то вечно не работает! Но они хитренькие: кидают жребий и одного чувака с во-от таким рюкзаком походным в магазин за пивом отправляют. Ну, чтоб не всем ухайдокаться, а только одному, поняла? А ещё, говорят, после диплома они прям в коридоре шашлык жарят, традиция такая. И у них на шестнадцатом вроде вот такенное прожжённое пятно на полу, они кастрюлю специальную туда ставят, или, может, ведро, насыпают угля – и понеслась душа в рай.
От лестницы и лифта в обе стороны тянулись длиннющие коридоры, по каждой стене множество дверей. Я уже знала: двадцать восемь блоков на этаже, в каждом от трёх до шести человек. Коридоры заканчиваются балконами в торце здания, ещё два сразу у лестницы. По летнему времени в коридорах тихо и пустынно, только две смутные фигуры курят за стеклом. Пахнет старым табачным дымом, какой-то простецкой едой и мелком от тараканов. Мы повернули налево, и я увидела дверь, на которой болтался клетчатый листок: «Абитура, приходите с пивом в целовальник в 9, знакомиться!». Ниже, на самой двери, была нарисована двойка, три улыбающихся смайлика с ножками и подпись: «Хуйнаны – проблема 2000».
– Что ещё за целовальник?
– Местный жаргон, – пояснила Лена. Вон, ниша в коридоре с окном. Там могла бы быть комната одноместная, а там ничего, просто место для курилки и тусовок.
– А хуйнаны?
– А это один чувак с пятого все стенки ими изрисовал. Потом сходим, покажу.
За дверью был малюсенький коридорчик, справа ванная и туалет, где от света тут же во все стороны брызнули десятки тараканов.
– Располагайся на этой кровати, Жень. В шкафу место есть, а в тумбочке какие-то конспекты набиты, дипломники не забрали, наверное. Твой стол можно к окну придвинуть. Тут я сплю, – Лена показала на кровать у второго окна, отгороженную шкафом. – Там Ринка. Теоретически, это четвёрка считается, четыре кровати должно быть, но пока никого не подселили. – Лена достала из-под своей подушки простенький электрочайник. – Грин, нальёшь водички? Вообще-то чайники нельзя, но коменда сказала – пользуйтесь, только прячьте, когда нет никого.
– Жрать-то будем, девки? – заорала громогласная Ринка. – У меня есть хлеба полбуханки и два сырка.
– И у меня ещё домашний бутер остался! – вспомнила я. – Только я недолго, мне надо на Арбатскую к четырём, край полпятого. Отсюда, значит, на 26-м до Шаболовки?
– Удобнее на любом до Духовского переулка, а там спиной к кладбищу и бегом два квартала по прямой, а там метро, увидишь. Сейчас я тебе на листочке нарисую. Пять минут идти. А что там, на Арбатской? – заинтересовалась Ринка. – Парень, да? Есть фотка?
***
Из Арбатской вылетаю в 16:10. Возле входа в метро на небольшой площади клубится народ, громко матерятся подвыпившие панки, худосочный парнишка, старательно вытягивая вперед нижнюю челюсть, поёт Цоя, вокруг него бегает девчонка-аскер, протягивает прохожим то джинсовую панамку, то пластиковый стакан, в который добрые люди периодически наливают то пива, то джин-тоник, то колу. Сидит на картонке нищенка, рядом продают лотерейные билеты, чуть дальше бородатый дед высвистывает популярные мелодийки на глиняной птичке, мужик в сером вытертом костюме торгует марионетками: в его руках ловко приплясывает на тонких лесках улыбчивый пёс из пенопластовых шаров и кусочков меха. Между торговцами колышется толпа. Я влезла на парапет и прищурилась,
придерживая очки. Алекса не было видно. Надеюсь, что он тоже опаздывает, а не обиделся и не ушёл. С самого начала отношений мы договорились: во-первых, приходить на встречу всегда, даже если умер, воскрес, ногу сломал и не успел, во-вторых, ждать до последнего, хоть два часа, хоть три. Я достала из рюкзака тетрадь и книжку. Читать не хотелось. Я стала описывать всё, что вижу вокруг себя, как учила Ольга Павловна из редакции. Записывать надо сразу, а то потом впечатления протухнут. Надо будет предложить заметку «Как я поступала на журфак». И не поступила, ага. Позориться – так на весь город. Я выдернула двойной листок и села писать письмо Ворону. Письмо всегда меня успокаивает.«Привет! Прости за опаздывающее письмо, сам знаешь, сколько всего происходит. Я всё же решилась! Пишу тебе из Москвы. Сижу сейчас на асфальте у метро Арбатская. Вокруг много очень прикольных людей гуляет, но ролевиков я пока не видела. Впрочем, я только сегодня приехала. Про экзамены я напишу потом, когда всё прояснится. Пока, честно говоря, всё не очень радужно. Скажу только, что было очень страшно и я в ужасном раздрае. Обязательно сделаю дыхательные упражнения, которые ты присылал. Поселилась в общагу, познакомилась с двумя девчонками, с ними и живу. Одна из них неформалка, любит гранж и хардрок! Как обещала, присылаю тебе маленький рассказик, я написала его ещё дома. На самом деле это скорее сон или видение. У меня бывают такие выпадения из реальности, как будто я вижу чужие жизни или что-то такое… не знаю. Вчера смотрела из окна на крышу соседней девятиэтажки и совершенно чётко увидела, как за лифтовой шахтой стоит на одном колене и куда-то целится лучник. Или буквально утром сегодня увидела на асфальте надпись через трафарет „Убегай! – и побежала. А если бы не побежала? Я верю в знаки и думаю, что всё не зря. Может быть, духи говорят со мной. Почти уверена, что с головой у меня всё в порядке, просто я живу в другом мире. Стихи совсем не пишутся. Пыталась переводить в рифму Blind Guardian ‘Nightfall in Middle Earth’, пока ужасно пафосная ерунда получается. Это я так к экзамену по английскому готовлюсь, хаха. Спасибо тебе, кстати, отдельное за распечатку их текстов: со слуха я понимаю примерно половину.
Ладно, засим прощаюсь, буквально через пару дней напишу ещё. Пиши мне пока на домашний адрес, но на конверте я напишу новый, московский, надеюсь не сглазить!
Надеюсь, мы ещё увидимся до того, как тебе придёт повестка (но ещё больше надеюсь, что она не придёт вовсе).
Добра и радости тебе,
Джиневра.
PS. Рассказик на отдельном листе, прости за мелкий почерк, писала наскоро».
Джиневра – это мое ролевушное имя, потому что я очень люблю все легенды об Артуре и рыцарях круглого стола. Сейчас я назвалась бы как-нибудь иначе, по-эльфийски. Но теперь все привыкли, к тому же имя похоже на моё цивильное, легко запомнить. Я достала из книги сложенный вчетверо лист из блокнота, перечитала:
«Первый раз она убежала из дома на ролевую игрушку по каким-то условно западнославянским реалиям. Он сказал: „Будь моей княгиней”. Волхв, которому было едва за 20, поженил их вокруг ракитового куста. Почему-то брак получился настоящим. Для обоих всё было внове, случайные прикосновения, крепкие объятия до костного хруста, разодранные спины. Утром дружина молодого князя хихикала при встрече: ну вы, блин, даёте. Она родила ему троих сероглазых сыновей, старшему скоро 18, он отрастил усы и хочет поступить в мореходку. Младшим близнецам 5, они ещё играют с деревянными лошадками и нянчат щенят большущей собаки Берты. Муж вдруг приезжает на вороном коне под окна их пятиэтажки, и седина не видна в русых волосах. Она вылезет к нему в окно. Безумцы, безумцы.
Скоро 38».
Немного поколебавшись, запихнула вместе с письмом в конверт с навощённой маркой (если повезёт, можно будет стереть штамп и использовать ещё раз) и заклеила. Рядом нашёлся почтовый ящик. Едва я опустила письмо, тихо подошедший Алекс гавкнул мне в ухо, подхватил за талию, закружил.
– Испугалась? Пойдём тусить!
Просачиваясь сквозь толпу, лавируя между деловыми тётками с начёсами, солидными мужиками с потными лысинами, бабульками с тележками, бездомными со стаканчиками для подаяния, торговцами цветами, свежей малиной, книгами, конфетами, магнитами, журналами «Семь дней», мы спустились в переход-«трубу». Там кто-то исхитрился подключить усилок, гудели басы, серьёзные ребята играли что-то из AC/DC. Поклонники в коже обступали музыкантов тройным кольцом, степенно кивая в такт.