Девочка летом
Шрифт:
Все нации и национальных лидеров – из уважения,
Все религии и религиозных лидеров – из веры,
Всех политиков – из милосердия, – соединиться вместе с нами на Встрече Племён Радуги, чтобы выразить наше искреннее желание мира на Земле и согласия между всеми людьми.
Я изо всех сил ущипнула себя за руку. Секунду назад я даже представить себе не могла, что есть такое счастливое место. Где все такие как мы. Тут, рядом, в этом мире. Не бессовестные керуаковские битники, не весёлые проказники Кизи, не в книгах, не в кино! Есть, есть люди, у которых «неформальство» не заканчивается волосами на сантиметр длиннее уставных и фенечкой, смело надетой в субботу,
Рядом уселся Алекс.
– Уф, еле нашёл. Будешь пиво? Сигарету верни, если не куришь. Что это у тебя? Уже рекламы какой-то в руки насовали? Ко мне, прикинь, подходят двое таких страшных, прыщавых: «А вы верите в чистую любовь?» А я им: «Это что ли в душ ходить перед тем как потрахаться?», ахаха…
Я радостно протянула листовку и стала внимательно смотреть в лицо читающего Алекса. Скрестила пальцы: пожалуйста, пожалуйста, давай ты скажешь: «Супер, Женька, поехали хоть завтра». Ну препожалуйста!
– Да ну, херня какая-то. Или секта, – Алекс улыбнулся половиной рта и смял в ладони лист с картой. – Ты что, поверила? Это Москва, детка, тут никто никому ничего просто так не делает. Ну, Женёк. Ну что ты сразу в слёзы… Всё будет хорошо. Я узнавал.
***
За сочинение поставили 4/3, потому что по сути это была половина сочинения. Английский я сдала вроде неплохо, но без огонька. Вчера мы с Ленкой и Грин, скрестив пальцы и промолчав всю дорогу в суеверном ужасе, ездили смотреть на списки зачисленных.
Народ толпился у входа на факультет, на дверях только что прикрепили тёплые от принтера листы. Девчонки попытались с разбегу вклиниться в толпу, но все орали, шумели, пихались локтями и истерили. Наконец чья-то мама организовала какое-то подобие очереди и стала громко зачитывать фамилии.
– Зайцева, Забудько, Зырянов… Нет никакой Зеленько Октябрины. Да я два раза уже прочитала, нет. Мда, не так хорош был мой немецкий, как я думала.
– Лисовская Евгения… Нет, нет Лисовской. Конечно, нет. Тринадцать баллов проходной, а у меня двенадцать.
– Лихолетова Елена Константиновна! Есть! Ленка, смотри! Смотри же! Вот, ты! А-а-а! – Сильная Ринка, всего раз хлюпнув носом, оторвала офигевшую Лихолетову от земли и закружила.
– Девчонки, ну, девкии… – плакала Ленка, – я же не специально, я же во второй раз. Да вы тоже поступите в следующем году, будем дружить всё равно…
Вернулись в общагу. Я все слёзы выплакала по дороге и просто молчала, пила кофе, курила чужие сигареты в окно. Два раза сходила вымыть пепельницу и набрать воды. Один раз в душ, просидела голая под холодной водой пять минут, пока не начали стучать зубы. Выжала волосы, вымыла с мылом очки.
– Жень, смотри, вот Ринка нашла, что её как медалистку с одним экзаменом в РГГУ возьмут, а на заочку вообще без экзамена, только приходи! Можно на социологию, можно на педагога-психолога. Там экзамены позже, успеваете документы подать. Ты поспала? Гулять пойдём?
– Я с Алексом встречаюсь. Он же не знает ещё. В их универе тоже сегодня список вывесить должны. Договорились в шесть. Так что вы идите, потом найдёмся.
***
У Арбатской, как всегда, было полно народу. Кое-кого я уже узнавала: красивая кудрявая женщина лет сорока в футболке с Iron Maiden – хозяйка рок-магазина, всегда выходит покурить за угол. И всегда вокруг неё толпа волосатых парней с гитарами. Хмурая бабуся с клетчатой сумкой на колёсиках останавливается, молча, пристально и угрюмо смотрит на дующих пиво: обычно они ускоряются втрое и протягивают ей пустую
тару. Тогда бабка отходит в сторону, нежно пакует бутылки в сумку, прикладывает руку козырьком ко лбу и высматривает следующих благодетелей. Фальшивая нищенка на картонке: вчера она издали заметила милиционеров и тут же скинула халат, платок и толстые, обмотанные изолентой очки, превратившись в жукастого мужичка в спортивном костюме. Мужичок шустро подобрал картонку, высыпал в карман подаяние из стаканчика, подмигнул и потерялся в толпе. Вот этого рыжего дядьку в кожаной жилетке и с тростью я тоже уже видела: он щурился на выходящих из метро, пытаясь кого-то рассмотреть, много курил, всегда дисциплинированно донося бычок до мусорки, а сейчас охлопывал себя по бокам, что-то искал в карманах.– Извини, ты не прочитаешь мне, что на пейджере? Я лупу, кажется, потерял, – обратился он ко мне.
– Если покажешь, куда нажимать. Очкарики должны друг друга поддерживать! Ага: «Опаздываю на 20 мин. Инна».
– Это моя жена! Сегодня в университет поступила. Такая умная, потомственная программистка, представляешь? Ещё её бабуля программы для станков делала.
– Ничего себе, повезло вам! А я тоже парня жду, тоже сегодня известно станет, поступил или нет.
– Волнительно. Но даже если не поступил, это не конец жизни, я тебе как старый тридцатилетний пень говорю. Я в своё время в Бауманку как дурак три раза поступал, а потом ушёл со второго курса. А ты у нас кто, физик или лирик?
– Я Женя, – ответила я и спохватилась: – Будущая журналистка.
– А я Вит, Виктор. Хочешь джин с тоником? Оливку в бокал не предложу, есть обычный, очаковский. Только тёплый уже.
– Ужас как много пьют в Москве, – ухмыльнулась я, принимая маленькую синюю баночку. – Ещё ни вечера без пива, сидра или джин-тоника.
– Это анестезия от жизни, – высокопарно возгласил Вит.
Мы перешли в тень какого-то закрытого киоска и устроились на бордюре, среди мусора, окурков и мятых пивных банок, которые безуспешно выгребал маленький дворник в оранжевом жилете. Успели дважды покурить (похоже, пора покупать свою пачку!), поговорили о музыке и стихах – как ещё узнать своего в этом мире, как не перетерев все нежнейшие переливы настроений в новом альбоме «Калинова моста»? Оказалось, что Вит знает про Рэйнбоу и не раз там бывал:
– Это как раз для тебя место! Обязательно поезжай, не пожалеешь! Я в этом году пропущу, здоровье шалит, в гематологию того и гляди законопатят на месяц…
– Ага, распиваем! Пройдёмте, гражданочка!
Алекс, незаметно подошедший от метро, цапнул меня за локоть, изображая строгого товарища милиционера. Рядом стояла и хохотала высокая брюнетка, настоящая валькирия, широкоплечая, сероглазая, в простой белой майке, открывающей рельефные загорелые руки.
– Ну ничего себе совпаденьице! Я Инна, ты Женя, да? А это Вит, мой муж.
Алекс и Вит пожали руки.
– Представляешь, вот только познакомились!
– И уже распиваете? – прищурился Алекс. – Инна – моя однокурсница. Поступил! Ну и ты конечно, да? Когда у тебя заселение? У нас 25-го. Дядька, козлина, что-то передумал, чтоб я у него жил. Попросил сегодня общагу. Да и с универом рядом…
– Саш… я что-то перенервничала, – у меня моментально потекли слёзы, в горле застрял колючий бумажный комок.
– Ну что, ну что ты, маленькая… Всё хорошо, без крыши над головой не останемся, всё образуется. Давай сегодня отдыхать. Не надо пьяных слёз, – строго погрозил он пальцем, вытянул из моей ослабшей руки полупустую баночку, допил одним глотком и, смяв, швырнул в урну. – Ну что, ребят, пройдёмся туда-обратно по Арбату?
***
Обратный поезд уходил рано утром. Мы заняли места в конце плацкартного вагона, внезапно назначенного общим – а значит, на каждом сиденье будут ехать как минимум двое, как в электричке. Алекс стратегически закинул рюкзак на верхнюю полку, чтобы забраться спать. Мимо в утреннем мареве плыли платформы: Калитники, Текстильщики… Перерва… Царицыно. Невыспавшиеся дачники с вёдрами и корзинами смотрели вслед поезду. Я прижималась лбом к холодному стеклу, дышала на него. Выводила пальцем затейливые вензеля.