Девочка-мечта
Шрифт:
Наверное, на это я когда-то и клюнул, идиот.
– Вы все еще вместе? – ее голос звучит неожиданно громко, и я кидаю на нее беглый взгляд через зеркало заднего вида.
Бабы…
Интересно, если я скажу, что мы с Сажиной поженились и счастливо живем все это время, воспитывая выводок маленьких Гордеевых, Толмацкую перемкнет и она перестанет меня доставать? Сомнительно.
Но мне не хочется проваливаться в события давно минувшего прошлого. Там нет ничего стоящего, чтобы вспоминать. Я был ослом. Я ее любил. По-настоящему. Но теперь я свободен.
Наконец-то!
До
А теперь вот – поглядите. Нарисовалась, не сотрешь. До боли в голосовых связках приказываю себе сидеть молча, рулить и слушать музыку. И ни в коем случае не спрашивать ее почему она вернулась. Почему разорвала свою помолвку с богатеньким заморским Буратино. Потому что мне плевать на Арину Толмацкую! Это просто фантомные боли.
Да, еще год назад я бы, при виде ее, сдох от тоски и щемящих душу воспоминаний. А потом одна ночь изменила все. Я ее похоронил и любовь свою тоже. Да, я долгие годы рыл могилу для своих чувств к ней. Все глубже и глубже, но присыпать землей все не получалось. А потом как гром среди ясного неба – Арина выходит замуж. И меня как распяло. Я понял, что если не смогу сейчас справиться с собой и начать жить полной грудью, то превращусь в безликую тень своего отца, который до сих пор любил ту женщину, что меня родила.
Родила и бросила.
Но, нет, не думайте, целибатом я не страдал. Напротив, как и планировал, окунулся в водоворот, казалось бы, бесконечного разврата. Драл все, что под руку попадалось. Именно так, потому что был бесконечно разочарован, а потому с девушками больше не миндальничал и не нежничал. Как безэмоциональный робот – четкая установка и на этом все. Но стоило только остаться одному, так хотелось выть, орать и на живую выковыривать из груди гребаную мышцу, потому что она безбожно болела и, казалось бы, визжала от душераздирающей агонии.
Потом самому от себя тошно стало. Посмотрел однажды как рыдает какая-то очередная «пятиминутка» и ужаснулся. Во что я превратился? Именно поэтому, на третьем курсе все же попытался завязать более-менее серьезные отношения. Но получилось только еще хуже. Меня любили, а я был сломан и совершенно не поддавался ремонту. Решил вернуть все как было – конченый мудак, но зато все честно и на берегу – на раз, другой и без обязательств. Все лучше, чем разбивать кому-то сердце, ведь это жесть как больно. Я знаю. Я варился в этом дерьме несколько лет.
От мыслей вдруг отвлек входящий вызов, что тут же, автоматом, перевелся на громкую связь. Звонил папаша принцессы, что восседала с хмурым видом на заднем сидении. Пришлось принять.
– Стас? – услышал я его звучный голос.
– Я, – попытался скрыть я в голосе раздражение.
– Встретил?
– Да.
– Ага, молодец. Но ты ее в поселок не вези, нечего тебе крутиться. Гони сразу в «Сити», я уже подъезжаю.
– Понял, – и отключился,
матерясь про себя, как заправской сапожник.А потом, не давая фифе на заднем сидении возможности снова открыть рот, навернул музыку и свернул в сторону работы. На месте были уже спустя чуть более часа. Заехал на подземку и припарковался синхронно с автомобилем Толмацкого.
Чудесно! Отмучился! Теперь только это тело блондинистое с рук сбыть и будет мне счастье.
Тут же выпрыгнул из салона и открыл багажник. Водитель моего босса сразу же принялся таскать ее чемоданы в свой автомобиль. А я, сухо кивнув всем присутствующим, промаршировал обратно к своей тачке, чтобы убраться отсюда как можно быстрее.
Вот только не вышло.
– Стас, – потянул мой работодатель.
Повернулся, не скрывая досады, и многозначительно посмотрел на часы, а потом и тяжело вздохнул, давая совершенно точно понять одно – я задолбался!
– Да, знаю, знаю, у тебя сегодня выходной и все такое. Но поднимись с нами на пару минут в офис, дело есть, – кивнул мне ладонью в сторону лифтов Толмацкий, пока его дочурка снова манерно начала поправлять свои проклятые волосы.
И чего они у нее так блестят? Бесит!
– А его зачем? – слышу я ее голос и закатываю глаза.
– Да погоди, ты, – отмахивается от ее вопроса Толмацкий, и я улыбаюсь, раздумывая, сказать или нет старику, что меня приняли за «шестерку». Хотя…пофиг.
Поставил тачку на сигнализацию, кивнул и молча потопал туда, куда просили. Злой как черт. Но, а что делать? Мне на этого дядю еще пахать и пахать, пока повинность отработаю. А потом уволюсь, к чертовой бабушке, чтобы не видеть, ни его, ни его гребаную дочь.
Которая зачем-то стала еще красивее…
В лифте ехали молча, хотя папа с дочкой что-то между собой обсуждали. Я же упорно полировал взглядом свои кеды и еще все ближе и ближе подходил к точке кипения. И вот наконец-то пятидесятый этаж, но Толмацкий сворачивает не к своему кабинету, а почему-то к моему.
Ладно…
Доходим до моей вотчины, проходим огромный опенспейс, набитый работниками под завязку. Все таращатся на нас, кто-то замирает в проходе, смотря на Сан Дмитрича как на идола, ибо он тут не частый гость. А кто-то на меня. Ну да, я никогда еще не появлялся на рабочем месте в повседневной одежде – костюмы наше все. Но вот наконец-то мой кабинет. Я открываю дверь начальнику и его дочери, которые до сих пор между собой что-то трут, не обращая внимания ни на что вокруг. Входим в приемную, где я сухо киваю привставшей Миле и иду дальше.
Наконец-то!
Сразу плюхаюсь на диванчик для гостей и складываю руки на животе. Боковым взглядом вижу, как Толмацкий занимает мое место во главе длинного стола, а его дочь мостится на противоположном конце.
– Вот и добрались, – вскидывает руки мужчина и я перевожу на него ироничный взгляд, – ну, собственно.
– Ну, не томи, отец, – и блондинка подперла рукой подбородок, – это мой новый рабочий кабинет?
Чё?
Я даже с дивана встал, а Толмацкий как-то хищно мне улыбнулся. Да! Даже глаза заблестели. Старый пройдоха!