Девственница
Шрифт:
– Некоторые люди не считают секс грехом, мама.
– А некоторые люди думают, что земля плоская, и что нет ничего плохого в том, чтобы позволять своему священнику бить и насиловать тебя. Эти люди ошибаются.
– Мать бросила страницы на стойку. Она указала на них пальцем.
– А теперь избавься от них, пока это не нашел кто-нибудь другой. Если снова найду их, я сама вышвырну тебя отсюда.
Элли сглотнула.
– Хорошо, - ответила она.
– Прости.
– Хорошо. Спасибо.
Мать в последний раз с отвращением покачала головой, и подошла к двери прачечной. Элли чуть не
Но...
– Мам?
Мать остановилась у двери и обернулась.
– Что, Элеонор?
– спросила она резким тоном.
– Ты правда считаешь меня талантливой?
– Голос Элли прозвучал тихо даже для нее.
Сначала мама не ответила. Она смотрела на Элли, которая поежилась под ее пристальным взглядом.
– Я прочла каждую страницу, - наконец ответила мама.
– Правда?
– Мне не нужно было читать каждую страницу, чтобы понять, что именно я читаю. Признаюсь, я продолжала читать даже после того, как сказала себе остановиться.
– Кажется, это хороший знак, - улыбнулась Элли. Ей было ненавистно то, как сильно она хотела и нуждалась в похвале матери.
– Мне было весело писать ее. Думаю... может быть... думаю, она довольно хороша.
Мать снова замолчала. Ее губы были плотно сжаты, а глаза ничего не выражали. Элли пыталась смотреть на маму как на маму, а не как на монахиню, которой та стала. Если она снимет облачение, наденет старый белый халат и снова отрастит длинные черные волосы, немного накрасится... она снова станет мамой.
– Ты помнишь день в школе? Кажется, тебе было около шести. Первый класс. Они выводили детей по одному из класса и тестировали их в коридоре?
– спросила ее мать.
– Думаю, да. Да, - ответила Элли, кивая.
– Там были карточки и разноцветные блоки, а мы должны были сложить их.
– Ты ведь знаешь, для чего это было?
– Нет.
– Они проводили тесты на IQ для всех первоклассников.
– Так вот что это было. Все, что угодно, лишь бы выйти из класса на несколько минут. Они давали нам печенье и апельсиновый сок.
– Я никогда не говорила тебе об этом, но через неделю мне позвонили из школы и сказали, что ты набрала больше баллов, чем остальные в классе. Твой IQ был...
– Сто шестьдесят семь, - ответила Элли.
– Гений.
– Сейчас я бы не сдала с таким же результатом, - ответила Элли, пожимая плечами.
– Дети обычно лучше сдают.
– Они сказали тебе твой балл?
– Он сказал, - ответила Элли. Она имела в виду Сорена.
Тело матери напряглось.
– Он сказал? Почему?
– Он был куратором моего испытательного срока, помнишь? И мне нужно было поддерживать свои оценки на должном уровне. Однажды я мучилась с алгеброй. Я плакала, потому что не могла понять. Он застукал меня плачущей над учебником. Он приготовил мне горячего шоколада, сел рядом со мной на скамейку напротив двери своего кабинета. И он сказал мне, что видел мои школьные записи, и что мой IQ был чем-то необычным. Я ответила, что не чувствовала себя очень умной. Он сказал, что IQ - это не показатель того, что ты знаешь, а того, как быстро работает твой
мозг. Если бы мозг был атлетом, значит математика не мой вид спорта. Но когда-нибудь я найду свое место, и тогда ничто не помешает мне делать со своей жизнью все, что я захочу. Затем он помог мне с домашним заданием, пока я не разобралась с ним наполовину.Долгое время мать только смотрела на нее. Элли подобрала страницы со стойки.
– Может, это мой вид спорта, мое место, - ответила Элли, прижимая страницы к груди.
– Я должна была сказать тебе, какая ты умная, - сказала мама.
– Мне не следовало позволять ему говорить тебе об этом.
– Так почему же ты этого не сделала?
– Не знаю. Ты была такой самоуверенной, такой высокомерной, когда росла... Предположила, ты уже знаешь, что ты самая умная девушка в округе. Ты вела себя так, будто знаешь все.
Элли слегка рассмеялась.
– Я была высокомерной маленькой засранкой.
– Была?
– Ладно, есть. Все еще есть.
– Знаешь, мне иногда приходилось посылать тебя в твою комнату, вместо ссоры с тобой, потому что боялась, что ты сможешь найти выход из любой ситуации. Несомненно, ты иногда обводила меня вокруг пальца своей логикой.
– До сих пор не понимаю, какой смысл застилать постель, если я планирую спать ночью и снова взъерошу ее.
– По той же причине почему мы встаем каждое утро и пытаемся сделать наш мир лучше, хотя знаем, что кто-то все равно испортит его. Вот почему.
Элли усмехнулась и кивнула.
– Очень метко подмечено. Ты тоже очень умная, мама.
– Спасибо. Рада, что ты наконец это заметила.
– У меня на это ушло всего двадцать семь лет.
– Элли скоро исполнится двадцать семь. Слишком скоро. Время быстро летело, а она все еще не знала, что делать, когда и если она покинет аббатство.
– Ты будешь хорошо себя вести, не так ли? Ты избавишься от этой истории?
– Конечно. Безусловно. Ее никогда не существовало.
– Я сплю спокойнее, зная, что ты здесь, а не где-то там. Не хочу, чтобы они заставили тебя уйти.
– Ты уверена?
– спросила Элли.
– Я имею в виду, правда? Это твой мир. Стать монахиней было твоей мечтой. Понимаю, что ты, скорее всего, отвлекаешься на меня.
– Там, - сказала она, кивнув в сторону окон, на большой широкий мир за стенами монастыря.
– Там, снаружи, я тебя не вижу и не знаю, что с тобой происходит. Я не знаю, в безопасности ты или напугана, кто-то причиняет тебе боль или помогает. Здесь я могу присматривать за тобой. Знаю, что ты в безопасности. Понимаю, что ты не можешь оставаться здесь вечно. Но пока ты здесь... да, я рада, Элли.
– Спасибо, мама. Спасибо, что приняли меня, несмотря ни на что... сама знаешь.
– Ты ушла от него и той жизни. Все прощено. И да, я думаю, что ты очень талантлива. Но напиши, пожалуйста, настоящую книгу.
Элли сделала шаг вперед, но ее мать уже ушла. Она села на стул и положила на колени исписанные от руки страницы книги.
Она провела все утро, складывая белье, а сейчас занималась тем, что расправляла каждый лист бумаги, который ее мать смяла и скомкала. Разглаживая ладонями, она разравнивала листы и складывала по порядку.