Девушка без прошлого. История украденного детства

Он начинает объяснять. Я вне закона во всех странах. Хотя я еще не родилась, когда родители купили первые фальшивые паспорта, и была ребенком, когда они незаконно въехали в США. Но теперь я взрослая. В мои двадцать три мне придется нести за все это ответственность.

— Но я не знала! Я думала…

Я понимаю, что вообще никогда не думала о своем положении с точки зрения закона. Мне казалось, что это меньшая из моих проблем. Папа всегда говорил, что он обо всем позаботится, что мне нужно сосредоточиться на карьере. Я и подумать не могла, что он не всегда будет на моей стороне и что я не захочу вечно убегать.

— Хорошо, давайте подумаем. — Энтони снова раскрывает блокнот.

Потенциальные проблемы кроются везде. Мое новозеландское свидетельство о рождении настоящее, но имена родителей на нем и информация о бразильском гражданстве — нет. Если сейчас, будучи взрослой, я обращусь за паспортом Новой Зеландии или Бразилии, то сознательно использую ложные данные. Если я попрошу о помощи американские власти, меня могут арестовать или депортировать.

— Куда вообще вас можно депортировать? — Он потирает лоб. — У вас нет родной страны.

Папа всегда говорил, что он обеспечивает мою безопасность, пряча меня от закона. В реальности у меня нет никаких прав, зато есть ответственность.

Я обвожу глазами душный маленький офис, пытаясь найти выход.

— Ладно. — Энтони кладет руки на стол ладонями вниз, как будто пытается собраться с мыслями. — Вот что мы сделаем: вместе поедем в бразильское посольство в Майами. Моя жена из Бразилии, так что я знаю португальский. Может быть, она даже поедет с нами. Потом…

— Я не уверена, что смогу заплатить вам по почасовой ставке! — выпаливаю я.

— Заплатите, сколько можете. Сейчас об этом не думайте. — Он возвращает мне мои тридцать долларов — плату за консультацию.

Как-то это странно. По-настоящему ты начинаешь видеть людей, когда тебе больше нечего им дать.

Окна машины открыты, ветер треплет мои волосы, собранные в высокий хвост. Я сижу сзади, вцепившись в сумочку с документами. Короткое летнее платье открывает мои костлявые ноги. Энтони с женой везут меня в бразильское посольство. Чем ближе мы подъезжаем, тем страшнее мне становится. Он говорит, что это мой единственный вариант — попытаться получить бразильский паспорт, хотя мои родители на самом деле не бразильцы. Я хочу прекратить всю эту ложь, но Энтони советует действовать постепенно. Мне нужно какое-то удостоверение личности на случай, если вдруг придется уехать. На случай — я с трудом признаюсь в этом даже самой себе — если мне придется бежать от отца.

— Знаете, что ужаснее всего, — Энтони перекрикивает шум машин, — вы могли получить полную неприкосновенность.

— Что? — Я нагибаюсь вперед.

Его жена ведет машину и хмурится.

— Если бы вы обратились к властям до своего восемнадцатилетия, вы бы автоматически получили право жить и работать в Америке. Вам бы даже не пришлось впутывать родителей.

Я падаю на сиденье, будто он меня ударил.

— Я уверен, что ваш отец это знает. — Он оборачивается: — Мать — вряд ли. Или он запугал ее, и она не рискнула ослушаться. Но у вас была возможность легализоваться.

Жена Энтони высаживает нас у здания с бетонными колоннами и уезжает, помахав на прощание.

Я здесь единственная блондинка из сотни посетителей, поэтому выгляжу подозрительно. После нескольких часов ожидания наконец вызывают мой номер. На негнущихся ногах я иду за стеклянную стену, где сидит мужчина лет пятидесяти. Энтони излагает по-португальски сильно отредактированную версию моей истории, а я молчу.

— Почему она не говорит по-португальски? — спрашивает мужчина с сильным акцентом.

— Она выросла не в Бразилии.

— Гм…

Мне кажется, что все это становится слишком опасным. На фото, которое находится в распоряжении бразильских властей, я запечатлена сразу после рождения. Кто угодно мог бы прийти с таким свидетельством.

— Ждите здесь. — Он встает.

Я смотрю, как мужчина уходит куда-то и закрывает за собой дверь. В другое время это стало бы для меня сигналом: пора бежать. Мое тело напрягается, но я заставляю себя остаться на месте. Я наконец должна все изменить.

Вернувшись, он снова садится за стол и бесконечно долго смотрит на меня. Я стараюсь не падать духом. Вдруг он переходит на английский:

— Я не знаю, сказали ли вы мне хоть слово правды. — Он ставит на клочок бумаги печать.

Это конец.

— Позаботьтесь об этой девушке, — говорит он моему адвокату, протягивает ему бумажку и вызывает следующего.

Он одобрил мои документы.

Глава 38

Флорида, 24 года

Тихая теплая полночь. Мы с отцом сидим в небольшом пляжном баре, где звучит голос Джимми Баффета. Волны плещут в такт стуку моего сердца. Оно мечется, не в состоянии принять решение. Я не рассказывала об обращении к адвокату и визите в посольство, опасаясь отцовского гнева. Но несмотря на все произошедшее, я не хочу терять его и то, что осталось от моей семьи. За последние несколько недель, пока я ждала получения паспорта, отец стал неузнаваем. Глаза его горели угрозой, которую он не собирался скрывать. Теперь он сидит напротив меня и смотрит на темный океан. Глядя на его профиль, я мечтаю преодолеть пустоту, возникшую между нами. Сглотнув, я касаюсь его руки:

— Папа…

То, как он поворачивается ко мне, пугает. Как будто он предугадал мое намерение. Ухмылка искривляет его губы.

— Я не хочу, чтобы все было вот так, — продолжаю я. — Мне бы хотелось все исправить. Это возможно?

Он долго без выражения смотрит на меня:

— Тебе нужно серьезнее относиться к своей жизни и успеху.

— Но… я так и делаю.

— Мать тянет тебя назад, ты должна ее бросить.

— Папа, не надо…

— Что касается твоей карьеры, тебе необходимо начать платить мне разумный процент и слушаться моих советов. В противном случае тебя ждут неудачи.

— Погоди… — слова с трудом даются мне, — я выпустила книгу в крупнейшем издательстве в двадцать один…

— Это ничто. — Он пренебрежительно машет рукой. — Ничто, Бхаджан. К этому моменту ты должна была достичь намного большего.

Ничто?! Все эти годы, вся эта работа…

Он наклоняется ко мне:

— Плати мне тридцать процентов от своих будущих заработков. И давай бросим твою мать, чтобы начать все сначала.

Мой мир замирает, превращаясь в фотографию. Волны застывают. Что он говорит?