Девушка для Данте

— Привет, — тихо говорит он. — Ты пришла.

Я смотрю на него со смесью шока и удивления.

— Ты думал, что я не приду?

Я должна была прийти. Не имело бы значения, даже если бы Земля была в огне и затоплена пылающей лавой и серой. Я оказалась бы здесь, даже если бы это убило меня. Я не смогла бы быть где-либо ещё.

Только здесь.

Сейчас.

С ним.

Он пожимает плечами, а затем вздрагивает. И потом я замечаю, что его лицо, его красивое, удивительное лицо так исцарапано. Его левый глаз уже почернел и опух. На правом виске белая повязка, и я вижу, как кровь проступает через неё.

В его руке капельница.

Но он жив.

— Помнишь, я говорила, что твоё вождение не может меня напугать? — спрашиваю я.

Он кивает, и я думаю, что вижу блеск в его глазах. Боже, я обожаю, когда его глаза блестят.

— Ну, я изменила своё мнение.

Он смеётся, потом вздрагивает, и я пересекаю комнату и беру его за руку так нежно, как только могу.

— Ты меня напугал, — мягко говорю ему я, и мой голос застревает в горле, и глаза наполняются слезами. Ничего не могу с этим поделать. Я знаю, что я сильная, но это выше моих сил. — Ты в порядке?

Он кивает.

— Всё хорошо. Только синяки и ссадины. Благодаря подушкам и ремням безопасности.

— Ты ехал слишком быстро? — спрашиваю я, и, вспоминая тот день, когда мы мчались по извилистой дороге, конечно, это было так.

— Возможно, — говорит он. — Я не особо обращал внимание. Я думал только о тебе. А потом всё вышло из-под контроля. Тормоза не сработали, шины заскользили. Всё произошло так быстро, что я даже не успел ни о чём подумать.

Кроме как обо мне.

Он думал обо мне, а потом попал в аварию.

Ох, отлично.

Он попал в аварию из-за того, что думал обо мне.

— Мне жаль, — говорю я, и слова начинают литься потоком. — Прости меня. Я должна была просто поговорить с тобой, и тогда бы ты не чувствовал себя виноватым, и тогда ты не попал бы в эту аварию. Это моя вина. Мне очень жаль.

Я всё ещё держу его за руку, и он смотрит на меня своими красивыми голубыми глазами.

— Ты извиняешься? — спрашивает он в замешательстве. — ТЫ извиняешься? За что? В этом нет твоей вины. Ни в чём из этого нет твоей вины.

— Я вела себя как ребёнок, — говорю ему я. — Я не знала, что сказать тебе, и я пыталась быть сильной, но я была так расстроена, что ты целовался с Эленой.

— Элена поцеловала меня, — отвечает он. — Я просто хочу прояснить этот момент. И она поцеловала меня, потому что я только что сказал ей, что больше не могу встречаться с ней. Потому что я хочу быть с кем-то ещё.

— С кем-то ещё? — Мой голос звучит так ничтожно в огромной больничной палате, и внезапно моё сердце снова замирает. На этот раз оно замирает, потому что с надеждой ждёт слов, которые я так отчаянно хочу услышать.

— Да, — кивает он. — С кем-то ещё.

Моё сердце всё ещё ждёт.

Он делает паузу.

Потом снова медлит.

Он ничего не говорит, поэтому говорю я.

— Я её знаю?

Я смотрю вниз, а он вверх, и наши глаза встречаются.

— Я надеюсь, так как это ты, — говорит он.

Моё сердце останавливается.

А потом начинает биться снова.

А затем я наклоняюсь и целую Данте Гили-беэр-ти так нежно и мягко, как только могу (Прим. пер.: в английском слог «беэр» пишется как «bear», т.е. «медведь», «мишка»; Риз вроде как сравнивает Данте с милым медвежонком :)).

— Ты хочешь быть со мной? — спрашиваю я, отстраняясь, и смотрю на него. Он пахнет йодом, спиртом и отбеливателем для больничных простыней. Это посторонний, незнакомый запах. И мне он совсем не нравится. Но его рука сильно сжимает мою.

Он кивает.

— С тех пор, как ты врезалась в меня в аэропорте.

— Это ты врезался в меня, — отвечаю я.

Он закатывает глаза, и я снова целую его.

Глава 20

Десять раз.

Вот как много раз я навещала Данте за последние пять дней, пока он лежал в больнице. Я приходила утром, оставалась до ланча. Затем возвращалась в рощи, чтобы отработать свою смену в сувенирном магазине до пяти вечера. Потом вновь отправлялась в больницу и оставалась там до девяти вечера. Затем ехала домой, писала Данте о том, что благополучно добралась, а затем всё это повторялось на следующий день.

Данте говорил мне, что я не обязана ездить к нему по несколько раз на дню.

Но я знаю, что он хочет этого.

И нет другого места, где бы я предпочла находиться.

Так много людей приходит его навестить. Мия, Гевин, Нейт, отец Нейта, Маринетт, Дариус, родители Мии, ребята, которых я не знаю, другие члены кабинета министров Дмитрия, родители Элены. Даже Элена собственной персоной однажды зашла к нему.

Тысячу раз.

Вот сколько раз Мисс Совершенство бросала взгляды в мою сторону, пока была здесь, но она вела себя так сладко и мило с Данте и принесла ему конфеты. Знаю, она думает, будто то, что происходит между мной и Данте — проходящее. Но я — та единственная, с кем он хочет быть.

Данте хочет быть со мной.

Мы настолько разные, насколько это возможно.

Но Данте хочет быть со мной. Со мной. Со мной. Со мной.

И это всё, что имеет значение.

Естественно, Дмитрий часто приходит навестить сына. И даже, если он обеспокоен тем, что я бываю тут слишком часто, он ничего не говорит. Он как всегда мил в своём очаровании. Он не зол на Данте за то, что тот разбил его шикарный Ягуар. Он лишь счастлив, что с Данте всё в порядке. Вот таким и должен быть отец, решаю я.

— Зачем ты вообще взял машину своего отца? — спрашиваю я Данте, помогая ему складывать вещи в сумку. Сегодня он возвращается домой, и моё сердце поёт при мысли об этом. И затем я улыбаюсь, потому что я только что назвала Дом Гилиберти домом.

— Моя машина была в ремонте, — объясняет он, осторожно натягивая мягкую футболку через голову. Его грудь, ребра и плечи всё ещё покрыты синяками, портящими то, что в противном случае является совершенством. Его тело действительно могло быть мраморной скульптурой. Оно просто идеально. Кроме нынешнего момента, когда совершенство покрыто синяками. Я сглатываю и отворачиваюсь. Его близость до сих пор пугает меня.