Девушка индиго

Когда Квош закончил строить навес для уроков чтения, я попросила его каждое утро за час до рассвета приходить в рабочий кабинет моего отца. Квош кивнул, не спросив зачем.

В первое утро он тискал в руках шляпу, которую надевал в поле, и настороженно озирался, тем не менее молча проследовал за мной через холл в кабинет, где я уже зажгла маленький светильник. У стены, не занятой книжными полками, я поставила бок о бок два стула перед маленьким столиком в форме полумесяца.

Квош неуклюже переминался с ноги на ногу, глядя на стулья и книги, за которыми не видно было второй стены.

– Будем учиться грамоте, Квош, – тихо пояснила я.

Он взглянул мне в глаза, и я ободряюще улыбнулась:

– Потихоньку. Сначала проверим твои знания и будем отталкиваться от них, хорошо? – Я указала на один из стульев. – Садись.

Квош все еще колебался, на его лице отражался мириад сомнений, и мне оставалось лишь надеяться, что среди этих чувств нет недоверия ко мне. Наконец его внутренний спор с самим собой вроде бы разрешился. Квош принял решение и, сделав шаг вперед, осторожно опустился на стул.

У меня был простенький букварь, по которому когда-то училась Полли – он каким-то чудом проделал с нами долгий путь с Антигуа. Негритянским детишкам я его не дала, а то они его мгновенно затрепали бы.

Сделав глубокий вдох, я села рядом с Квошем и открыла книгу на первой странице, где были напечатаны все двадцать шесть букв английского алфавита. Я указала на букву «Би»:

– Знаешь, как это произносится?

Квош посмотрел на букву, затем на меня:

– Бен? – спросил он.

– Почти, – ободряюще кивнула я. – Имя Бена начинается с этой буквы. Но всего в его имени три буквы. – Я показала, какие, называя каждую. – Буква «Би» соответствует звуку «б» и произносится слитно с другими. Когда ты узнаешь, как звучат все буквы, сможешь читать.

Почти так. Всякие сложности я решила оставить на потом, если мы до них доберемся.

На первых уроках время пролетало быстро, но я не манкировала остальными своими обязанностями и в поле проводила столько же времени, как и раньше.

Квош, наделенный живым умом, все схватывал на лету и не уставал меня удивлять своей смекалкой, а также способностями к арифметике, которую я включила в нашу программу к концу первой недели.

Но наряду с успехами были и разочарования – поначалу Квошу никак не давалось собственное имя. Его смущало, что в пару к букве «Кью» ставится «Ю», а звук «ш» и вовсе записывается сочетанием из двух букв^[8]. Он сердился, и меня это ужасно смешило.

– По-моему, я тебя никогда не спрашивала об этом. Откуда у тебя такое имя?

Мы сидели, как обычно, за столиком-полумесяцем. Квош уже немного освоился и был не таким напряженным и настороженным.

– Я слышала, к югу от нас живет семья Квош. Это их фамилия. Они плантаторы… – Я замолчала, не желая произносить свою догадку вслух.

Квош кивнул и потер затылок пальцами цвета карамели:

– Моя мать была рабыней на плантации Квошей, до того как ее продали сюда, в Уаппу.

Я склонила голову набок:

– И тогда, наверное, у нее уже был маленький ребенок? То есть ты.

Квош опять кивнул.

Обстоятельства Сары настолько напоминали обстоятельства матери Квоша, что я не могла не провести между ними параллель. Однако назвать ребенка Квошем… в этом было что-то дьявольски жестокое. Как если бы Сара назвала свою дочь Эббу в честь Старрата. Я с трудом подавила дрожь отвращения, но, видимо, нахмуренные брови выдали мое смущение.

– Моя мать не хотела уезжать, – ответил Квош на не высказанный мною вопрос.

Это было вполне понятно. У его матери была там налажена жизнь, возможно у нее была семья. И снова у меня заныло сердце при мысли об этой ужасной практике продавать людей, разлучая их с родственниками.

– Она не хотела расставаться со своей семьей?

– Не хотела расставаться с моим отцом. – Голос Квоша прозвучал жестко.

– Она… Ей нравился мужчина, который сделал с ней это? – Воображение нарисовало перед моим мысленным взором картину: жирное белое мужское тело, как у Старрата, приказчика со злыми глазами, наваливается на хрупкую, тонкокостную женскую фигурку с черной кожей… И на этот раз дрожь мне сдержать не удалось.

– Это был не хозяин. Это был хозяйский сын. – В отблесках неяркого пламени нашего светильника для чтения глаза Квоша странно блестели. – Она его любила.

Я чуть не ахнула.

Слова Квоша, ставшие для меня столь поразительным открытием, словно повисли в воздухе передо мной слабым мерцанием. Я будто получила в руки кусок головоломки, но пока не могла сложить ее целиком.

– Наш урок закончен? – спросил Квош, нарушив затянувшееся молчание.

Я встрепенулась:

– Да-да, на сегодня достаточно. – Встала, неловко стряхнула несуществующие пылинки с платья. – Я… э-э… Как идет строительство чана для индиго?

– Хорошо, миз Лукас. Хорошо.

– У вас хватает кирпичей?

Мы пошли на изрядные траты, заказав доставку трех лодок кирпичей из Чарльз-Тауна, но без этой инвестиции было бы немыслимо продолжать работу над получением красителя.

– Да, миз Лукас. Но… – Квош замолчал в нерешительности.

– Что «но»?

Он поскреб затылок.

– Сара говорит, от кирпичей раствор заберет красный цвет. Плохо для индиго.

Я воззрилась на него с удивлением:

– А Бен что говорит?

– Бен говорит делать как велит Кромвель, – пожал плечами Квош.

– Вот как? – Я отвернулась к окну. Насколько мне было известно, индиго делилось на категории в зависимости от оттенка. Краситель с фиолетовым отливом ценился не так высоко, как чистый темно-синий. Или наоборот?.. Я разочарованно вздохнула, нащупав еще один пробел в своих знаниях. Восполнить этот пробел я могла с помощью одного-единственного человека, имевшего хоть какой-то опыт в торговле индиго. Причем в его воле было наболтать мне что угодно и увести в ложном направлении. Речь о Кромвеле.

Дорогая мисс Бартлетт,

только не смейтесь, но я так занята трудами во благо грядущих поколении, что едва успеваю выкроить время на еду и на сон, а на письма к Вам могу уделить не более минутки.

Наряду с индиго у меня не счесть других забот – я замыслила обширную плантацию дубов, каковую рассматриваю как свою собственность, независимо от того, дарует ли отец мне эту землю или нет; правда, пройдет еще много лет, как вы понимаете, прежде чем дубы мои обретут ценность и мы сможем заняться кораблестроением.