Девушка с экрана. История экстремальной любви

— С кем ты была, когда меня заразила? — спрашиваю я и взмахиваю ремнем. Она визжит, но я бью ее не сильно, а символически. Я размахиваюсь еще два раза. Она мычит.

— Ты будешь говорить? — Я смотрю на ее совершенно голое тело. И хочу его, хочу…

Она кивает согласно головой. Я отклеиваю пластырь от губ.

— Я ни с кем не была.

Я приклеиваю пластырь обратно и берусь за кожаный ремень. Я начинаю стегать ее, но несильно, она приглушенно визжит и делает всяческие гримасы, чтобы я открыл ей рот.

— Где ты была, когда меня заразила?

Я освобождаю ее губы от пластыря.

— Я ни с кем не была, клянусь тебе, Алешенька!

Как корабль не оставит следа на воде, так ничто не оставит следа на теле женщины.

Я хватаю ремень, она переворачивается на спину. Теперь я вижу ее грудь, бедра. Я начинаю бить ее по бедрам, поперек лобка. Она визжит, пластырь отклеивается.

— Я ни с кем не была, клянусь тобой. Не бей меня, Алешенька!

Ее глаза полны чистой голубизны, в них нет ни одной слезы. Я быстро расстегиваю рубашку, молнию на брюках и, не выдерживая, опускаюсь на нее.

— Любовь моя, возьми меня, я так хочу тебя, — шепчет она.

Я целую ее шею, щеку, скулу, плечи. Не ожидая, я вхожу в нее с силой.

— Я люблю тебя… я люблю тебя… я люблю тебя.

С каждым толчком и ввинчиванием я говорю это. Она движется подо мной, крепко обхватив мою спину ногами.

— Да, да, да, — вскрикивает она.

Моих движений еще хватает на минуту, чтобы продлить ей удовольствие, после чего все взрывается и застилает сознание.

Я без сознания. Неужели я это ей сказал?!

— Алешенька, — возбужденно восклицает она, — я кончила пять раз! Со мной такого никогда в жизни не бывало.

Я встаю, молча подбираю одежду с пола. Душ, зубы, рубашка, галстук, костюм.

Она начинает цепляться ко мне, говорит, что хочет ребенка. Потом — что я своим мальчикам не разрешил бы жениться на ее племяннице. И, устроив легкий скандал, уезжает. Даже не спросив, есть ли у меня что-нибудь на завтрак.

Самые прекрасные создания и самые ужасные исчадья на свете — женщины! Как в них это все умещается? Райское и адское. Божественное и бесовское. Дьявольское и ангельское.

Поразительно, что на ее теле не осталось ни одного рубца, ни одного синяка. Как корабль не оставит следа…

В четыре часа я подписываю книги в «Книжном дворе». Они так и не распродали тираж до конца. Издательство совершенно не рекламирует роман, пустив его на самотек.

Без пятнадцати восемь я подъезжаю к филиалу театра на набережной. Жимуркин пригласил меня на свой новый спектакль по пьесе «голубого» Уильямса «Кошка на раскаленной крыше».

Я жду Арину двадцать минут — она тоже была приглашена, — но она не появляется. Около театра вертится молодая симпатичная девочка, оказывается, из училища Алоизия Сигарова. Я приглашаю ее с собой. Жимуркин проводит нас в первый ряд, и спектакль сразу начинается. На балконе сидит голый барабанщик. И бьет по тамбуринам.

Я так и не понял, понравилась ли мне эта постановка. Но невзрачная актриса в ней играла классно.

После спектакля я проезжаю мимо ее дома, машина стоит у подъезда, но окна темны.

Она появляется рано утром.

— Где ты была вчера вечером? Вместо театра, который ты так любишь?

— Я? A-а… ездила с мужем на дачу.

— На чем?

— На нашей машине, конечно. Алешенька, я очень хочу тебя. И хочу, чтобы ты мне верил. Я никогда тебя не обманываю. И всегда говорю правду.

Сразу после акта, не простого, а полового… она начинает:

— Откуда у тебя такая книжка?

— Какая?

— «Мифы и предания Древней Греции».

— Купил в одном издательстве.

— И я хочу такую, подари мне ее.

— Она нужна мне для работы, зачем тебе?

— Я люблю читать.

— Я заеду в издательство и куплю тебе.

— Нет, я хочу именно эту. Сейчас, подари мне сейчас же!

Она уже одета и стоит в позе воительницы. Ей, видимо, куда-то надо сматываться…

— Я подарю тебе завтра, когда куплю.

— Не надо мне ничего покупать. Дай мне эту!

— Завтра.

— Господи, какой же ты скупердяй! Ты только что встал с меня, кончил в меня и не можешь подарить несчастную книжку!

— Я не понимаю твоей прихоти. Один день ничего не изменит.

— Пошел ты к черту со своими рассуждениями!

— Рина, не оскорбляй меня.

— Ты жмот, ты самый жадный мужчина, которого я встречала!

— Я рад, что другие были щедрые.

— Господи, какой ты мелочный и жадный! А я-то дура готова была ему жизнь отдать.

— Отдала ты мне свое венерическое заболевание, а не жизнь.

— Врешь ты все, это ты заразил меня. Думаешь, я не знаю, что ты спишь с другими женщинами. Изменник!

Мы стоим в коридоре. Я резко бью ее наотмашь по лицу. Она пытается ударить меня коленом в пах.

— Подлец! Какой же ты подлец!!

Я сгребаю ее за волосы и швыряю на пол. Она ударяется головой об тумбочку и, суча ногами, бьет меня в живот. Я зверею. И наотмашь даю ей две звенящие оплеухи. Она вскакивает и первое, что делает, — хватает свой плащ.

— Подлец, подонок, негодяй!

Я распахиваю дверь и невероятным усилием воли сдерживаюсь, чтобы не прибить ее. Кулаком.

— Пошла отсюда…

Она раскрывает рот и дико орет:

— Ненавижу, скотина, ненавижу тебя!!!

И выносится на лестничную клетку. Я захлопываю дверь. Кто это сказал: «Милые бранятся, только тешатся». Внутри меня всего колотит и трясет. Если б я сорвался, я бы убил ее.

— Господин Репин, здравствуйте. Это говорит…

— Узнал, узнал. Прочитал все твои книги.

— За три дня?!

— И две ночи. Приезжай сейчас же!

Я несусь сломя голову в центр. Маэстро открывает мне дверь и проводит в большую кухню, которая скорее напоминает комнату.

— Будешь пить чай?

Я еще не пил чай, из меня пили кровь… и согласно киваю. Большой бордовый чайник ставится на плиту (и будет вскипать целый час). Не надо быть особо наблюдательным, чтобы заметить, что маэстро абсолютно не приспособлен к повседневной жизни. Или просто не хочет к ней приспосабливаться. Как течет, так и течет…