Девушка с экрана. История экстремальной любви

Он садится напротив меня и наливает себе вина. Я замираю в ожидании разноса.

Он по-лисьи улыбается:

— Ты хорошо пишешь. Очень интересно. Но знаешь, какая книга мне понравилась больше всего?

— Нет. — Я не выдыхаю воздух. Когда я мог мечтать, что сам Великий Актер и Режиссер будет говорить о моих книгах!

— «Факультет». Вот там ты дал! Вот там есть космос, срез целого поколения. А какая героиня!

Я выдыхаю задерживаемый воздух.

— Я ожидал, что вы разнесете меня за язык. Он слишком развязный в «Факультете».

— А каким языком, по-твоему, должны говорить студенты! Все там сделано классно.

— Вы правду говорите?.. — Я не верю.

— Всю ночь не спал, читал. Не мог остановиться.

Набираю глубоко воздух и выдыхаю его.

— Дыши спокойней. Давай выпьем за тебя как за писателя. У тебя впереди большое будущее. Поверь мне (он улыбается), если не зазнаешься!

— Спасибо за добрые слова.

У меня неожиданно влажнеют глаза.

— Это не добрые слова. Это правда.

Мы чокаемся. Он выпивает до дна и еще час говорит о моих персонажах.

— Скажите, а как вам «Желтый дом»?

Он дает оценку, считая, что слишком трагический финал.

Осмелев, я задаю ему вопрос:

— Скажите, а возможно поставить этот роман на сцене… вашего театра.

— Все возможно, почему нет? Только сначала нужна пьеса. Романы в театре не ставят.

Его серо-голубые глаза с пьяной добротой смотря на меня.

— Я не верю, что вы за трое суток прочли четыре книги. И очень тронут этим.

— А знаешь, что еще лучше… Ты когда-нибудь был в Сибири?

— Нет, не успел…

— Вот ты шутишь! Как же ты можешь быть русским писателем, не побывав на Лене, на Енисее?

Я пожимаю плечами.

— Приезжай завтра в театр. К четырем часам. У нас обед с губернаторами и представителями регионов Сибири. В июне театр едет на самые большие гастроли. На теплоходе. Захочешь — поплывешь с нами.

— Правда?! — я радуюсь как ребенок.

— Иначе, какой же ты русский писатель, если не видел Енисея? Хотя ты — американский писатель. Но на русском языке! Это потрясающая красота. Вот о чем писать надо.

Три часа провожу я у своего кумира, а потом несусь к маме в больницу.

Там заседание: Маришка, Светка и Анечка решают, стоит ли ее переводить в кремлевскую больницу.

— Как ты, мамуля? Лучше?

— Сыночек, — силится говорить она, — там в день отдельная палата стоит сто долларов. Плюс все остальное. У тебя же денег нет…

— Займем, мамуль. Лишь бы ты была довольна.

— Спасибо, мой родной… — слезы начинают течь у нее из глаз.

Светка успокаивает маму. Мы выходим с Маришкой в коридор.

— Алеша, ты похудел. Носишься небось целые дни и ничего не ешь? Зашел бы в гости — поесть.

— Зайду. Хоть сейчас.

— Все грозишься. — Она улыбается.

Я смотрю на ее фигуру у окна. Хорошая фигура. Я знаю, что Маришка тайно влюблена в меня. Но все это маскируется многолетней дружбой. Почему бы мне не хотеть ее и не быть с ней? А не с какой-то поблядушкой, которая, подстилаясь, получает роли. И все — раздетые.

У Маришки высокие бедра и чуть смуглая кожа. Когда-то она была замужем за моим другом и очень мне нравилась. Была худой и привлекательной. С потрясающим загаром.

Она упрашивает и убеждает поехать к ней пообедать, пока я не свалился с ног. От беготни, суеты и бесконечных проблем.

По пути к ней я специально заезжаю в странное издательство и покупаю книгу «Мифы и предания Древней Греции». Идиот! Беспросветный идиот…

Я обедаю у Маришки, она печет великолепные пирожки. И невольно оглядываю ее фигуру, когда она стоит ко мне спиной.

— Алешенька, может, ты хочешь остаться, ночевать? Я тебя накормлю завтраком, — я же знаю, у тебя дома никакой еды нет.

— Спасибо, Маришка. Я… жду важных звонков…

Звонки от бляди стали важными… Интересно.

— Давай я дам тебе хотя бы пирожков с собой!

Я благодарю и целую ей руку. Какое счастье, что на земле еще осталась доброта. Совершенно не просящая и не желающая ничего взамен.

В десять вечера звонит Инга, подруга актрисы, у которой мы встречали Новый год.

— Алеша, с приездом.

— Рина передала вам с мужем подарки?

— Да, спасибо большое, Кирилл был очень рад и удивлен.

— Прошу прощения, что «после драки».

— Рина переживает, что наговорила вам кучу гадостей, и боится, что вы ее бросили навсегда. Она вас очень любит. Но не знает, что делать, так как вы живете в Америке. Ей очень трудно быть одной и ждать… Она звонила и целый час говорила только о вас.

Я даю яду влиться в мои уши, потом в мое сердце. А там и до души недалеко. Это которая находится у нас между двумя сосками. Рукой подать…

Сорвавшись, я еду к ее дому. У подъезда стоят три машины, я переписываю их номера. В полночь я набираю ее телефон. Тишина. Автоответчик. Где ее муж, я никак не могу понять?

Посреди ночи звонок:

— Это я. Во сколько ты улетаешь?

— Все переменилось из-за мамы. Я буду еще три дня, до субботы.

— Как жаль, я не смогу с тобой увидеться.

— Да что ты?

— У меня дела. Я же просила сказать мне заранее, чтобы я могла тебя проводить. Тогда бы я смогла поменять свои планы.

— А сейчас?

— Это невозможно.

— А как же любовь?

— А я люблю тебя.

— Одно другому не мешает?

— Ты о чем?

— А ты о чем?

— Мне надо уезжать. Но к твоему отлету я постараюсь вернуться. Скажи мне только честно: когда ты улетаешь?

— В субботу.

— Это точно?

— Сегодня вечером нас… пригласили в один экспериментальный театр. Есть такой режиссер Ливанский, когда-то был очень хорошим актером. Спектакль называется «Паяцы».

— Ой, я так мечтала его посмотреть.

— Я приглашаю тебя.

— Я не смогу, я занята, муж…

Полчаса я уговариваю ее (я все равно хочу понять, что происходит), пока актриса не соглашается. Но только на спектакль. Потом ее будет ждать дома муж.