Когда уселись вы у пышного столаИ революция к барьеру подошла,Дика и яростна, пугая сов полночных,Та революция, что марабу восточныхИ западных попов, факиров, дервишейБез церемонии всех прогнала взашей, —Гнев, судьи, обнял вас. Действительно, отнынеРой пап и королей исчез, как тень пустыни:В них паразитов мы узнали и солдат;По бледным лицам их сны ужаса скользят;И вы, о трибунал, полны негодованьем!Ужасно! Черный лес весь наводнен страданьем;Окончились пиры прожорливых ночей;Мир сумрака хрипит в агонии своей;Ужасно: рассвело! Нетопыри ночныеОслепли, и хорьки блуждают, чуть живые;Червь утерял свой блеск; заплакала лиса;Зверье, привыкшее опустошать лесаИ гнезда разорять во мраке, еле дышит;Невозмутимый лес рыданье волчье слышит;Гонимых призраков отчаялась семья;И если этот блеск направит острияНа крылья воронов, что в страхе в небо взмыли, —Вампир от голода умрет в своей могиле…Свет пожирает мглу, пронзает мрак, — смотри!..Вы, судьи, судите пришествие зари!14 ноября 1871 г.
ИСКУССТВО БЫТЬ ДЕДОМ
ВЕЧЕРНЕЕ
Перевод Л. Пеньковского
Сыроватый туман, вересняк сероватый.К водопою отправилось стадо быков.И внезапно на черную шерсть облаковЛунный диск пробивается светлой заплатой.Я не помню когда, я не помню, где онНа волынке поигрывал, дядя Ивон.Путник шествует. Степь так темна, неприютна.Тень ложится вперед, сзади стелется тень,Но на западе — свет, на востоке — все день,Так — ни то и ни се. И луна светит мутно.Я не помню когда, я не помню, где онНа волынке поигрывал, дядя Ивон.Ткет паук паутину. Сидит на чурбанеВислогубая ведьма, тряся головой.Замерцал на болотных огнях домовойЗолотою тычинкою в красном тюльпане.Я не помню когда, я не помню, где онНа волынке поигрывал, дядя Ивон.Пляшет утлая шхуна в бушующем море,Гнутся мачты, и сорваны все невода;Ветер буйствует. Вот они тонут! Беда!Крики, вопли. Никто не поможет их горю.Я
не помню когда, я не помню, где онНа волынке поигрывал, дядя Ивон.Где-то вспыхнул костер, озаряя багровоОбветшалый погост на пригорке… Где тыУмудрился, господь, столько взять чернотыДля скорбящих сердец и для мрака ночного?Я не помню когда, я не помню, где онНа волынке поигрывал, дядя Ивон.На отлогих песках серебристые пятна.Опустился орлан на обрыв меловой.Слышит старый пастух улюлюканье, вой,Видит — черти летают туда и обратно.Я не помню когда, я не помню, где онНа волынке поигрывал, дядя Ивон.Дым стоит над трубой пышно-серым султаном.Дровосек возвращается с ношей своей.Слышно, как, заглушая журчащий ручей,Ветви длинные он волочит по бурьянам,Я не помню когда, я не помню, где онНа волынке поигрывал, дядя Ивон.Бродят волки, бессонные от голодовки,И струится река, и бегут облака.За окном светит лампа. Вокруг камелькаМалышей розоватые сбились головки.Я не помню когда, я не помню, где онНа волынке поигрывал, дядя Ивон.5 августа 1859 г.
ЖАННА СПИТ
Перевод А. Арго
Спит Жанна мирным сном до утренних лучей,Сжимая палец мой ручонкою своей!Я берегу ее и между тем читаюБлагочестивые журналы, где от краюДо краю мне грозят, где говорят о том,Чтобы немедленно отправить в желтый домЧитателей моих, где некто со слезамиЗовет желающих побить меня камнями;Писания мои — сосуд с кромешным злом,В них сотни черных змей переплелись узлом;Тот говорит, что я из ада мог явиться;Тот зрит антихриста во мне, а тот боится,Как бы в глухом лесу не встретиться со мной,Тот мне подносит яд. «Пей!» — мне кричит другой.Я разорил весь Лувр, я учинял расстрелы,Я нищих подбивал на хищные разделы,Парижским заревом горит мое чело,Я гнусен, мерзок, зол, но, коль на то пошло,Я мог бы стать иным необычайно быстро,Когда б тиран меня пожаловал в министры!Я отравитель! Я убийца! Мелкий вор! —Так оглушительный жужжит мне в уши хор,Неукоснительно грозя мне казнью лютой…А Жанна между тем спокойно спит, как будтоБез слов мне говорит: «Будь весел, не робей!»И руку жмет мою ручонкою своей!2 декабря 1873 г.
Давнишнюю припомнил быль я!Ну, рифма, — дай мне имена!Ее ведь звали Инезилья?— Нет, Пепою звалась она!Как будто ей связали крылья,В полете рифма не вольна:Я повторяю: Инезилья!— Пепита! — мне твердит она.Сколь властно прошлое над нами!Пепита… Все, что позади,Как море, теплыми волнамиКолышется в моей груди,Всплывает то, что было скрыто…Я вижу детство и отца…Его сопровождала свита,И жили мы в стенах дворца…В Испании, столь сердцу милой,Однажды в ранний час, весной, —А мне тогда лет восемь было, —Пепита встретилась со мнойИ молвила с улыбкой чинной:«Я — Пепа!», — поклонившись мне.Я почитал себя мужчинойТам, в завоеванной стране…Ее шиньон был в тонкой сеткеС каскадом золотых монет,И в пламенных кудрях кокеткиСтруился золотистый свет;Под солнечным лучом блисталиЖакета бархат голубой,Муар на юбке цвета сталиИ шаль с каймою кружевной.Дитя — но женщина… И ПепеНе покориться я не мог:Сковали душу мне, как цепи,Одетый в бархат локоток,Янтарное колье на шее,Куст роз под стрельчатым окном…Пред ней дрожал я, цепенея,Как жалкий птенчик пред орлом.И каждый день к ее балкону,В часы, когда алел закат,Являлись нищий и влюбленный —Бездомный старец и солдат.Пока один надутым франтомПод окнами печатал шаг,Другой надтреснутым дискантомМолил о нескольких грошах.Она же — пусть уловку этуХанжи суровые простят, —Бросала нищему монету,Влюбленному — лукавый взгляд,И оба удалялись вскоре,Равно довольные судьбой,Влюбленный с торжеством во взоре,Старик — неся два су с собой,А я, стоявший у окошка,Не видя их, — так был я мал, —Не знал, что сам влюблен немножко,И, что смешон, не понимал…«Давай поженимся!» — сказалаШалунья как-то мне шутя, —В поклонники она избралаЖандарма, а в мужья — дитя.Смущенный, сам себя не слыша,Я что-то ей пролепетал…Она шепнула строго: «Тише!» —Но пыл мой только жарче стал…А рядом, во дворце, где в залеОт витражей полутемно,Солдаты в домино игралиИ пили старое вино.
490
Пепита. — В этом стихотворении отразились далекие воспоминания детства, когда поэт, мальчиком, сопровождал своего отца — тогда генерала наполеоновской армии — в военный поход в Испанию.
ЧЕТЫРЕ ВИХРЯ ДУХА
НАПИСАНО НА ПЕРВОЙ СТРАНИЦЕ КНИГИ ЖОЗЕФА ДЕ МЕСТРА
Перевод Ю. Корнеева
Зловещий храм, сооруженныйВ защиту беззаконных прав!По этой плоскости наклоннойАлтарь скатился, бойней став.Строитель жуткого собора,Лелея умысел двойной,Поставил рядом два притвора:Для света и для мглы ночной.Но этот свет солжет и минет;Его мерцанье — та же мгла,И над ПарижемРим раскинетНетопыриные крыла [491] .Философ, полный жаждой мести,Своим логическим умомИзмыслил некий Реймс [492] , где вместеСидят два зверя за столом.Хотя обличья их несхожи:Один — блестящ, другой — урод,Но каждый плоть народа гложетИ кровь народа алчно пьет.Два иерарха, два придела:В одном венчает королейБональд, в другом де Местр умелоКанонизует палачей. [493]Для тирании нет границы —Ее поддерживает страх.На тронах стынет багряница,Стекающая с черных плах.
491
…и над Парижем Рим раскинет нетопыриные крыла. — Намек на одну из основных идей Жозефа де Местра (см. прим. к стр. 604) о светской власти папы.
492
…измыслил некий Реймс… — В реймском соборе венчались на царство, начиная с XIII в., французские короли.
493
…в одном венчает королей Бональд, в другом де Местр умело канонизует палачей. — Французский реакционный политический писатель виконт Луи де Бональд (1754–1840) в книге «Теория политической и религиозной власти» (1796) и других сочинениях высказался за неограниченную власть монархии в союзе с церковью. Жозеф де Местр в своих сочинениях прославлял палача как необходимую и полезную в монархическом государстве фигуру.
С женою и детьми, покрыт звериной шкурой,Под проливным дождем, взлохмаченный и хмурый,Бежал от лика Иеговы Каин прочь;И прибыл наконец, когда спустилась ночь,К подножию горы, где полные печалиИзмученные сыновья ему сказали:«Мы здесь уляжемся на землю и заснем».Но Каин спать не мог: он думал, а потомВверх посмотрел и там, в глубинах небосвода,Глаза увидел вдруг, не скрыла непогодаИх взора. На него тот взор был устремлен.«Путь пройден небольшой!» — дрожа воскликнул он.И, разбудив жену и сыновей, он сноваВозглавил их побег. Не говоря ни слова,Шел тридцать дней подряд и тридцать шел ночей,От шума вздрагивал, не расправлял плечей;Боясь взглянуть назад, он шел, с пространством споря,Без сна и отдыха. И вот на берег моря,В край, названный потом Ассуром, он пришел.«Здесь остановимся, — сказал он. — Я нашелСебе убежище, достигнув края света».И в небо мрачное он глянул, молвив это,И увидал глаза в бездонной глубине.Охвачен дрожью, закричал он: «Дайте мнеУкрыться где-нибудь!» И сыновья в печалиСмотрели на него и головой качали.Иавалу, отцу тех, кто живет в шатрах,Раскидывая их в пустыне и песках,Так Каин приказал: «Здесь натяни полотна!»И возвели шатер с его стеной неплотной,Камнями придавив полотнища к земле.«Ты видишь что-нибудь?» — спросила в полумглеДочь сыновей его, ребенок нежный Цилла.«Глаза! — ответил он. — Мне жизнь моя постыла».Иувал, предок тех, кто в барабаны бьетИ с гуслями в руках по улице бредет,Воскликнул: «Я могу соорудить иное!»Он Каина укрыл за бронзовой стеною.И Каин вновь сказал: «Глаза! Опять глаза!»«Мы крепость возведем, — Енох ему сказал.—Построим город, цитадель и много башен.Никто не подойдет — так будет город страшен.И все ворота в нем закроем на засов».И Тувалкаин, этот предок кузнецов,Стал город воздвигать ужасный, как проклятье.Покуда строил он, все остальные братьяПрочь гнали тех, кто смел приблизиться к стенам,Глаза выкалывали им, а по ночамИз лука целились, пуская в звезды стрелы.Не полотно шатров — гранит рукой умелойБыл поднят к небесам. Все плиты меж собойСвязали намертво железною скобой,И толщина стены горе не уступала,И тень от башен тьмой равнину наполняла,И на вратах был знак: «Вход богу воспрещен».Когда ж увидели, что труд их завершен,То в башню каменную предка поместили.Он мрачно в ней сидел и так ответил Цилле,Спросившей у него, исчезли ли глаза:«Нет! Здесь они опять». А сыновьям сказал:«Хочу я под землей, как мертвецы в могиле,Укрыться навсегда, чтоб обо мне забылиИ чтобы ничего не видеть мне вовек».Могилу вырыли. Спустился человекПод своды мрачные — он не считал ступениИ в полной темноте уселся на сиденье.Потом прислушался. Не слышно ничего.Он был один. Глаза… смотрели на него.
494
Совесть. — В этом стихотворении Гюго развивает библейский сюжет о Каине, сыне Адама, убившем своего брата Авеля и проклятом за это богом (Иеговой).
Я Меша, Кема сын [496] , могуч и венценосен.Я чащу вырубил
столетних черных сосенИ город в Африке воздвиг, Ваал-Меон,Двумя надежными стенами обнесен,И рек: тюрьма грозит владеющему домом,Который не снабжен проточным водоемом,Чтоб в пору зимнюю двухмесячных дождейМогли стада коров, овец, козлов, свиней,Что к пастбищам гурьбой идут при зное мая,Быть в городской черте, ее не покидая.Там я врата возвел, там башню я возвел.Я за Астарту в бой победоносный шел [497] ,И Кем, Астарты муж, отец мой, всех грознее,Со мной Гад-Омри гнал, владыку Иудеи [498] .Ароэр я воздвиг, несокрушимый град —Там башню я возвел, возвел твердыню врат.Меня за доброту народы все хвалили,Подвластны мне, царю, Дибона [499] рати были,Что с песней гибель пьют, когда нужда есть в том,И цедят кровь орла с верблюжьим молоком.Судья и царь, я шел, мне лился на знаменаСвет Кема, Бела свет, Астарты и Дагона —Сиянье четырех властительных светил.Из Ура к Тиру я подземный ход прорыл,Я Нево стал царем, вершины благородной,Лишь то я совершал, что небесам угодно.И ныне в склепе я смежил навеки взор,Но камень будет вам святыней с этих пор,Сжигайте же бетель перед моей могилой:Ведь это мощь моя всех в Нево истребила [500] ,Все стаи воронов я вволю накормил,Я рынки голыми рабынями забил,Четыреста слонов добычу мне влачили,Все дети малые распяты мною были,Десницей я во тьму смёл злые племенаИ городам вернул былые имена.17 июля 1870 г.
495
Надпись. — В 1868 г. археологами была найдена надпись на монументе, воздвигнутом древним моавским царем Мешой в память победы над Иудеей.
496
Я Меша, Кема сын… — Кем (точнее, Кемош или Камош) — главный моавский бог.
497
…за Астарту в бой победоносный шел… — Астарта, так же как упоминаемые ниже Бел (Ваал) и Дагон, — вавилонские божества.
498
…Гад-Омри гнал, владыку Иудеи. — Омри или Амврий (X в. до н. э.) — израильский царь, долгое время притеснявший Моав и завоевавший его северную часть. Как следует из упоминаний в Библии и из «надписи Меши», был разбит последним. Гад — одно из семитских племен, живших в древности к востоку от Иордана.
499
Дибон — один из городов, подвластных Гаду.
500
…мощь моя всех в Нево истребила… — Нево — гора, упоминаемая в Библии; такое же название носит один из городов, согласно «надписи Меши», отвоеванных им у Омри. Та же надпись гласит, что Меша умертвил в честь бога Кемоша всех жителей другого захваченного им города — Ахаба.
Пред нами дочь царя, чей город — груда тлена.Как только довелось вкусить ей горечь плена,Она все клонит взор и уст не разожмет.Ни мрамор Пароса, ни Фулы чистый ледНе холодней ее, недвижной, бессловесной.Знать то о будущем, что смертному безвестно, —Сей дар внушил ей бог, пугающий, немой.Зловещий Аполлон, что полнит, скрытый тьмой,Додону шелестом и звоном лирным Фивы,Дал ясность мрачную троянке несчастливой.Она увидеть ход грядущего смогла;Отмщенья отсвет лег на гладь ее чела;Царевной, пифией, и жрицей, и рабынейПришлось ей быть — удел, невиданный доныне!В квадриге узница сидит и не встает.Вслед пленным воинам глядит, смеясь, народ,Босым, измученным — их подгоняют пики, —И немота страшна, хотя забавны крики.
Клитемнестра
Эй, женщина, вставай. Ты не в стране своей.
Хор
Царица говорит. О, будь покорна ей.
Клитемнестра
Спеши. Тебя ль мне ждать? С тебя взыщу я строго,Я выхода царя жду ныне у чертога.Быть может, ты понять не в силах наш язык?Что ж, если за море к тебе он не проникВ далекую страну, где ты взята добычей,Ответь мне знаками — то варваров обычай.
Хор
О, если б знать язык, родной ее краям!Такое же она внушает чувство нам,Как разъяренный зверь, безжалостный и грубый.
Клитемнестра
Я больше не могу. Сковал ей ужас губы.О Трое, скорбная, все думает она:Чтоб трепет испытать, на долгий срок должнаПокрыться, как плащом, кровавой пеной дева.
Хор
Склонись перед судьбой. Я не питаю гнева.Сойди. Тебя зовет цепей тяжелых звон.
Кассандра
О небо и земля! О боги! Аполлон!
Аполлон Локсий
(во тьме)
Я здесь. Еще узришь ты зарево большое:Пыланье Аргоса, ответ сгоревшей Трое.7 ноября 1876 г.
501
Кассандра, Клитемнестра. — В трагедии Эсхила «Агамемнон» (из трилогии «Орестея») царь Агамемнон, вернувшийся домой после победы греков над Троей, привез с собою пленницу, троянку Кассандру, наделенную пророческим даром; в темных исступленных речах она предсказывает убийство Агамемнона неверной женой его, царицей Клитемнестрой, и свою собственную гибель от руки царицы; все это скоро сбывается.
Достиг я возраста эфеба [503] ,Шестнадцати лазурных лет;Война, владычица Эреба,Чей клич — суровый вестник бед,Иду к тебе в ночи беззвездной!И пусть у Ксеркса больше сил,Я твой для славы, битвы грознойИ смерти; но молить решилТебя, в чьем взоре вспышки гнева,Кому пребудет меч слугой:Да будет избрана мне деваТвоей зловещею рукой,Та, что смеется безмятежно,Не ведая житейских гроз,Та, что на мир взирает нежноИ чьи сосцы — бутоны роз.Мой черен рок, но я от юнойМук не узнаю никогда —Так благотворна для НептунаРассвета яркая звезда.Я крепко обниму ей плечи…О, дай мне сердца жар излить!Готов я пасть на поле сечи —Успеть бы только полюбить.4 января 1876 г.
502
Песнь Софокла при Саламине. — Древнегреческий поэт-трагик Софокл (496–406 гг. до н. э.) юношей принимал участие в сражении при Саламине (480 г. до н. э.), где афиняне разбили персов.
503
Достиг я возраста эфеба… — Эфеб — в Древней Греции — юноша, который получал право сражаться вместе с взрослыми воинами.
ПОМОЩЬ МАЙОРИАНУ, ПРЕТЕНДЕНТУ НА ИМПЕРАТОРСКИЙ ПРЕСТОЛ
Перевод В. Рогова
Германия. Лес. Сумерки. Лагерь.
Майориан у бойницы. Все пространство до горизонта заполнено несметной ордой.
Человек из орды
Ты хочешь помощи, Майориан. Прими.
Майориан
А кто здесь?
Человек
Океан, составленный людьми.
Майориан
А кто вам вождь?
Человек
Никто.
Майориан
Вас кто-то угнетает?
Человек
Да, жажда с голодом.
Майориан
А кто вы?
Человек
Кто шагаетПо всем краям земли сквозь темень и грома.
Майориан
Отчизна ваша?
Человек
Ночь.
Майориан
А имя ваше?
Человек
Тьма.
Майориан
Строй ваших колесниц я вижу на равнине?
Человек
Ничтожная их часть перед тобою ныне.То, что скопилось тут, — наш головной отряд.Увидит разом всех один лишь божий взгляд.
Майориан
Чего ж вы на земле желаете?
Человек
Скитаться.
Майориан
До вашего числа возможно ль досчитаться?
Человек
Да.
Майориан
Нашего орла увидеть рати всей —Какой вам будет срок потребен?
Человек
Восемь дней.
Майориан
Что нужно вам?
Человек
Тебе мы нашу мощь предложим.Из ничего создать мы государя можем.
Майориан
Вас Цезарь одолел.
Человек
Кто, Цезарь?
Майориан
Вашу рать,Уверен я, Дентат смог в битве разметать.
Человек
Об этом ты спроси скелет Дентата белый.
Майориан
Сприкс вас погнал.
Человек
Смешно.
Майориан
Побил вас Цимбер смелый.
Человек
У кой-кого из нас побит стальной шелом —И только.
Майориан
Кто ж сюда пригнал вас?
Человек
Ветер, гром,Дождь с градом, ураган, ненастье грозовое,Неистовство стихий — не что-нибудь живое.Сильней нас ничего не знает этот свет.Пред богом робки мы, пред человеком — нет.Нам нужен в мире край, где можем жить раздольно.Нам обещай его — и мы с тобой. Довольно.За нас ты? Мир. А нет — готов к сраженью будь.
Майориан
Я страшен вам?
Человек
Ничем.
Майориан
Известен вам?
Человек
Чуть-чуть.
Майориан
Что я для вас?
Человек
Ничто. Так, человек из Рима.
Майориан
Чего ж хотите вы?
Человек
Земля необозрима,Цель — в бесконечности, и нам всю жизнь идтиТуда, где зарево сияет нам в пути, —И там лишь завершит поход свой наша сила.
Царь Персии себя охраной окружил.Жил в Исфагани он, в Тифлисе летом жил.Родных своих страшась, он на тропинках садаРасставил часовых из верного отряда.Однажды в том саду взяла его тоска,И вышел в поле он, и встретил старика,Который стадо пас, был юный сын с ним рядом.«Как звать тебя, скажи?» — царь смерил старца взглядом.«Карам, — ответил тот, песнь оборвав свою.—Живу я в хижине, стоящей на краюУщелья. Вот мой сын, и он моя отрада.Поэтому пою, когда пасем мы стадо,Пою, как пел Гафиз и как теперь поетСаади, радующий песнями народ».Пока он говорил, царь слушал и дивился.А юноша пастух перед отцом склонилсяИ нежно руку у него поцеловал.«Сын, любящий отца! Как странно!» — царь сказал.