Девятая жизнь нечисти

– Ты толком говори.

– Мошка, диббук то есть, полностью взял над ним власть. Если захочет, может разрешить стать самим собой… И уходить из тела Соловья он не собирается. А может, это и не Мошка вовсе, а демон? Я слышал, что и такое бывает. Он мне сейчас свои возможности продемонстрировал. Это, знаешь ли… – Хаим не договорил. – В общем, скверная история, – заключил он. – Теперь дело даже не в Соловье. Всем нам грозит большая беда. Нужно изгнать диббука любыми способами. Возможно, стоит позвать мать этого Мошки? Скверная, между нами, баба. Скандальная… А что делать?

Но Сарру не пришлось звать. Прослышав о событиях в доме Берковичей, она незамедлительно явилась.

– Здравствуй, Хаим Беркович! – Голос женщины звучал по-прежнему, агрессивно.

– Здравствуй, Сарра Горовиц. – Хаим старался не выражать своих чувств, однако это плохо ему удавалось. – С чем пожаловала? Опять проклинать будешь?

– Дважды не проклинают. Достаточно и одного раза. Но я пришла не извиняться…

– А зачем? Тебя ведь никто не звал.

– Убедиться, что люди не врут. Говорят, в твоего зятька вселилась душа Моисея… Правда ли это?

– Желаешь посмотреть, как действует твое проклятие? Что ж, полюбуйся.

Сарра, озираясь, словно боясь попасть в ловушку, вошла в дом. Толпа, стоявшая поблизости, загомонила, зашушукалась.

– Ну и где он?

– Сейчас увидишь. За этой вот дверью… – Хаим постучал и, не дождавшись приглашения, вошел в комнату.

Ента и Соловей, обнявшись, сидели на постели. Оба были одеты, хотя их туалеты находились в некотором беспорядке.

– Ну, прямо голубки, – саркастически заметила Сарра. – Мазл-тов вам, новобрачные!

– И тебе того же, мама, – отозвался диббук.

Сарра была крепкой женщиной, в обморок не упала, только покачнулась и смертельно побледнела.

– Ты ли это, сын мой? – после некоторого молчания спросила она.

– А то кто же, – без особого почтения сказал диббук.

– Зачем ты влез в гойское тело? Почему не находишься рядом со своим благочестивым мучеником-отцом?

– Не пускают меня туда, мамеле, – отвечал диббук. – Но мне, нужно сказать, и здесь неплохо. Тело надежное, крепкое… Не то что мое старое. Теперь-то я понимаю, как здорово быть сильным. А то тело, что дала мне ты, это так… недоразумение! Тут болит, там скрипит… А ведь я был молод. И все потому, что не занимался физкультурой, мало двигался, корпел над Торой, Талмудом и прочими премудростями. А зачем? Потому что издревле заведено. Кем заведено? Оказывается, праотцами. Подобную чушь внушала мне ты. Лучше бы я вступил в комсомол, стал инженером… А вместо этого изучал тайны каббалы… Вот и доизучался. Сам стал невесть чем. Но имеются и плюсы, мамеле. Любимая рядом. – Тут Ента звонко чмокнула Соловья в щеку. – Вот! – довольно констатировал диббук. – Тело сильное, крепкое…

– Мадам Горовиц, попросите вашего сына оставить в покое моего зятя! – шепотом сказал Хаим.

– Сколь же долго ты собираешься тут пробыть? – осторожно спросила Сарра.

– До его физической кончины.

– О горе мне, несчастной, – завопила женщина. – О горе мне! Сын мой, вместо того чтобы пребывать в райских кущах, обитает в гойском обличье. Да лучше бы ты попал в геенну огненную и жарился там вместе с закоренелыми грешниками или стал бы каменным изваянием в мире мрака! Вылазь оттуда сейчас же!

– Э нет, мамеле, – отвечал диббук. – Не вылезу. Ты же сама помогла мне сюда попасть, прокляв семейство Беркович. А потом еще этот косоглазый урод плюнул на мою могилу. Вот вам и пожалуйста! Результат!

Тут Хаим понял, что ничего путного из этой затеи не выйдет и нужно идти за помощью к профессиональному специалисту, то есть к раввину.

Раввин реб Зундл жил на соседней улице и был хорошим знакомым Хаима. В свое время тот не раз оказывал Зундлу услуги определенного рода. Дело в том, что раввин очень любил хороший французский коньяк, а также гаванские сигары. Святой человек никоим образом не походил на пьяницу. Скорее его можно назвать гурманом. Долгими зимними вечерами, изучая Гемару, он наливал в серебряный стаканчик солнечный напиток, зажигал сигару и пускал клубы ароматного дыма, время от времени макая кончик сигары в коньяк. Обычно к концу вечера стаканчик оказывался пуст. И французский напиток, и кубинский табак поставлял Зундлу (кстати, по весьма умеренным ценам) не кто иной, как Хаим.

Реб Зундл, конечно же, знал о событиях, разворачивающихся в доме Берковичей, но появляться там не спешил, полагая, что Хаим скоро придет к нему сам. Так и случилось.

Видом реб Зундл напоминал сказочного гнома, какими рисуют их на баварских рождественских открытках. Он был крайне мал ростом, имел окладистую серебряную бороду и носил круглые очки в стальной оправе. Если бы вместо ермолки его большую, несоразмерную тщедушному телу голову украшал остроконечный колпак, перед нами был бы истинный подземный житель.

– Проходи, Хаим Беркович, – пригласил раввин старого знакомого, после того как они обменялись приветствиями. – Наслышан, наслышан о твоих несчастьях.

– И не говорите, раби, – понурился Хаим. – Вот пришел за советом и помощью.

– Ну так расскажи все по порядку. Как дело было?.. Говори все без утайки.

И Хаим, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, поведал о происходящем.

– Н-да. Редкая напасть тебя постигла. И не только редкая, редчайшая. Я думал, диббуки только в сказках остались.

– Если бы… – удрученно произнес Хаим.

– Подобный случай, правда, очень давно, имел место в Шаргороде. Там диббук вселился в одну девицу, но вскорости был изгнан шаргородским цадиком, раби Меером из Ружинской династии. Большой святости был человек.

– Значит, выгнать нечистую силу можно, – обрадовался Хаим.

– Можно-то можно… – тут раби Зундл замялся.

– А в чем загвоздка?

– Не каждому по силам, – признался раввин. – Не уверен, что у меня получится. Процедуру обряда изгнания я знаю, хотя ни разу ею не пользовался. Попробовать, конечно, можно, но не гарантирую.

– Заклинаю создателем, – взмолился Хаим, – избавьте от этой нечисти! Все, что угодно, для вас сделаю, сколько хотите заплачу.

– Ну, ладно, ладно… Об этом потом. Приведи его сюда.

– А если он не пойдет?

– Можешь не сомневаться, пойдет. Гордыня его приведет. Он со мной побороться захочет.

Предложение отправиться к раввину вначале вызвало у диббука громкий, язвительный хохот. Хаим ни разу не слышал, как смеялся при жизни Моисей, но такой истошный, почти истерический визг мог принадлежать только сумасшедшему.

– Значит, раби желает со мной пообщаться, – заливался диббук, – наверное, изгнать меня хочет? Убедиться в своих истинных возможностях. Так вот что я тебе скажу, косоглазый олух: ничего не получится!

Хаим заметил: мертвый Моисей вел себя все более нагло, перейдя к прямому хамству. И это при Енте, которая никак не реагировала на то, что в ее присутствии оскорбляют отца!

– Можно, конечно, и сходить, – сообщил диббук без особого энтузиазма. – Заодно и косточки размять. А то засиделся я в твоем клоповнике. Пойду взгляну на этого глупого старикашку Зундла. – Диббук мерзко захихикал. – Ты тоже пойдешь со мной? – спросил он у Хаима. – Давай, давай… Убедишься, что этот ваш раввин – вонючий бурдюк с прокисшим вином.