Девятнадцать лет спустя...

Гермиона не спросила, почему он не обсудил это с отцом, но не нужно было быть гением, чтобы понять это, поэтому она позвала Поппи и попросила принести поднос с закусками.

Ожидая ту, она тихо сидела и наблюдала за Драко. Тот был такого же роста и телосложения, как и отец, но в то время как у Люциуса все еще была густая шевелюра с шелковистыми светлыми волосами, волосы Драко были редеющими на макушке, а лицу не хватало сильных черт Люциуса, и Гермиона предположила, что это, должно быть, семейные черты Блэков.

Когда в дверях появилась Поппи с подносом, Гермиона налила себе бокал белого вина, а Драко налил себе бренди. Она поблагодарила Поппи и подождала, пока та уйдет, прежде чем начать говорить.

Драко сидел совершенно неподвижно, пока она повторяла историю, которую ей рассказали. Она не подслащивала ее, не приукрашивала и не добавляла никаких личных чувств по поводу какой-либо детали, и просто смотрела в лицо Драко, пока говорила. Выражение его сменилось с жесткой обиды на гнев, печаль, недоверие и, наконец, снова на гнев.

К тому времени, как она закончила, Гермиона говорила уже почти тридцать минут, она уже допила бокал вина и наполовину выпила другой, когда были произнесены последние слова. Она ждала, что Драко прокомментирует ее спич, но когда он не сделал этого, она добавила еще несколько фраз.

— Драко, мне очень жаль, что тебе пришлось услышать все это от меня, не буду притворяться, что хорошо знала твою мать, но то, что Нотт и Эйвери сделали с ней… — она была прервана резким голосом Драко, его боль и гнев были очевидны.

— Ты имеешь в виду то, что сделал мой отец? То есть, что это жалкое подобие мужчины сделало с ней за всю ее жизнь? — сердито прорычал он. — И всю мою жизнь. Он, наверняка, все это подстроил, ведь они были его приятелями. Да так хорошо, что убил мою мать! — Драко начал расхаживать по комнате, и Гермиона, почувствовав, как в ней нарастает гнев, начала защищать Люциуса.

— Драко, я не отрицаю, что твой отец совершил ошибки… но он не имеет никакого отношения к ее смерти, — она сердито посмотрела на Драко и поняла, когда он смотрел ей в лицо, что в нем вспыхнул гнев.

— МОЙ ОТЕЦ — ЛЖЕЦ! — взревел он, и Гермиона почувствовала запах бренди в его дыхании, — И все, что он говорит — это ложь… Конечно, за ее убийством стоял он, он не любил ее… она говорила мне это много раз, так что не корми меня этими дешевыми сказочками и не жди, что я их проглочу, — он со стуком поставил стакан и направился к двери.

Гермиона знала, что, возможно, пожалеет об этом, но гнев взял верх, палочка оказалась в ее руке, и заклинание было произнесено еще до того, как она осознала, что наделала. Теперь Драко оказался связан, и он издал рев ярости, когда боролся, Гермиона добавила к своему заклинанию еще и "Силенцио".

— Я отпущу тебя, Драко, только в том случае, если выслушаешь меня, но не раньше. Я собираюсь рассказать тебе о некоторых вещах, которые не являются общеизвестными. Я не буду лгать тебе, но если ты предпочитаешь, я расскажу тебе их под "Веритасерумом", хотя тебе просто придется остаться здесь, пока я не добуду ее. Тебе нужно, чтобы я принесла немного? — спросила она и подождала, пока он неохотно покачал головой, прежде чем продолжить.

— Ну, по крайней мере, спасибо и за это, — добавила она, снова усаживаясь, — итак, твой отец предоставил аврорату инсайдерскую информацию, которая привела к гибели и/или пленению двадцати четырех бывших Пожирателей Смерти, — увидев недоверие на лице Драко, она добавила: — Гарри — главный аврор и будет счастлив подтвердить мою историю, если захочешь, чтобы я позвонила ему.

— С тех пор, как они поселились здесь, мы с твоим отцом стали своего рода друзьями, — заметив поднятую бровь Драко, она добавила: — Нет, не любовниками… Я же сказала друзья, — Драко совсем не нужно было знать, что она отчаянно хочет переспать с Люциусом, и она готова была приберечь этот пикантный кусочек на другой раз… или на никогда вовсе.

— Пойми, Люциус — человек, искалеченный чувством вины, и оно пожирает его заживо. Он не только несет в себе ужасную вину за тебя, — она заметила шок Драко и продолжила: — но теперь он винит себя еще и за действия твоей матери. Мне нравится твой отец, и мне больно видеть его таким побежденным. Сейчас он — это оболочка человека, которым был когда-то, и в некотором смысле это может быть хорошо, но его дух сломлен, и я не уверена, что это можно исправить.

Гермиона уставилась на Драко, пока он обдумывал ее слова, и почти против воли следующие слова сорвались с ее губ.

— Драко, я совершила много ошибок в своей жизни, как и ты, разница между нами в том, что я не боюсь признавать свои ошибки и возлагать вину за них исключительно на себя… на меня! Ты и твоя мать обвиняли твоего отца в решениях, за которые отвечали ты и она, а не твой отец.

Гермиона взяла себя в руки и сделала еще один глоток вина, пока Драко пытался освободиться от пут. Она затеяла этот фарс с разговором, так что вполне могла бы закончить его, и если Драко никогда больше не заговорит с ней, то это будет уже не ее проблема. Но ради Люциуса она должна была попытаться.

— Я магглорожденная, или, как ты ласково называл меня, "грязнокровка": и это преследовало меня все время обучения в Хогвартсе и несколько раз чуть не убило меня. Ты видишь, как я превращаюсь в злобного, подлого человека, который ненавидит каждого чистокровного волшебника только из-за того, как со мной обращались? Нет! — крикнула она, напугав Драко.

— Ты должен принять вину за свои решения и поступки. Твой отец не заставлял тебя принимать темную метку, вот и все, и вдруг, когда ты вляпался по уши, это все стало вдруг его виной. Знаешь ли, как тебе повезло, что ты вообще жив? Ты знаешь, что сделал твой отец, чтобы обеспечить тебе безопасность? — Гермиона явно была в ударе, Драко уже смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

— Разве твой отец виноват в том, что Нарцисса решила завести роман с Ноттом через двадцать лет после смерти Волдеморта? Разве твой отец виноват, что она забеременела от человека, которого нелегально навещала в Азкабане? Был ли виноват твой отец, если после того, как она помогла сбежать осужденному Пожирателю смерти, он отравил ее?

Глаза Драко расширились, и Гермиона поняла, что не рассказывала ему о беременности. Ой! Возможно, пришло время покончить с этим, прежде чем она скажет или сделает что-то совсем уж непростительное.

— Драко, — она опустилась на колени, чтобы встретиться с ним взглядом и показать свою искренность, — Люциус — это единственная семья, которая у тебя осталась, и он тонет. Готов ли ты потерять и его, потому что слишком боишься признать свои ошибки и возложить вину на других? — она надеялась, что по крайней мере дала ему пищу для размышлений, и положила обе руки ему на колени.

— Я действительно верю, что люди могут измениться, Драко, и я верю в то, что надо бы дать людям второй шанс, когда вижу, что это необходимо. Твой отец любит тебя больше, чем ты можешь себе представить, и он нуждается в твоем прощении и понимании, но больше всего он нуждается в твоей любви, и если я не ошибаюсь, ты мог бы воспользоваться и его любовью, — она пристально посмотрела ему в глаза, и ей показалось, что в них мелькнула искорка вины, но она не была уверена.