Дичь для товарищей по охоте
Шрифт:
…Спустя час Савва стоял перед матушкой и двумя другими членами правления товарищества — Вачуриным и Колесниковым, в доме в Большом Трехсвятительском переулке.
Мария Федоровна выслушала сына внимательно, некоторые места в записке просила перечитать, а потом, без слов обменявшись взглядами с членами правления, отказала.
— Так, значит, не одобряете моей записки? — прищурился Савва.
— А ты как думал? — сухо спросила мать, поправляя чепчик на голове. — Мы за эдакие мысли тебя на руках носить будем? Делом своим надо заниматься, Савва, а не указывать властям, как им государством управлять. У нас не Англия и не какая-то Европа. А русскому мужику острастка привычней, чем неприкосновенность личности и свобода слова. Промеж собой пусть говорят.
Вскинула руку, заметив, что Савва хочет что-то возразить.
— Старообрядцы, сам знаешь, с властью не спорят — потому и в делах успешны. Записку твою не одобряю, от имени Правления мануфактуры ее отправлять в Кабинет министров
Секретарь откашлялся и зачитал медленно и внятно:
«Слушали заявление директора Правления Саввы Тимофеевича Морозова о необходимости подачи совместно с другими фабрикантами докладной записки по фабричному вопросу. Ознакомившись с ее содержанием и не разделяя изложенного в ней взгляда, директор-распорядитель М. Ф. Морозова и члены Правления И. А. Колесников и А. М. Вачурин от подписи таковой отказались, предоставив ему, Савве Морозову, право, если он найдет нужным, подписать докладную записку на его личную ответственность как директора, заведующего фабрикой, о чем составлен настоящий протокол».
— Так-то вот, душечка, — Мария Федоровна поманила сына и поцеловала в склонившуюся перед ней голову.
«…Мы поселились под Ригою, на взморье, в одном из пансионатов курорта Бильдерлингскоф. В крепости Алеша написал пьесу „Дети солнца“, а здесь начал наброски пьесы „Враги“ и фрагменты повести „Мать“. Весной ему разрешают поехать в Крым, чтобы поправить здоровье. Как вы, Савва Тимофеевич? Напишите о ваших делах, и приезжайте, коли сможете. Андреева». [34]
34
С. Морозов хлопотал об освобождении М. Горького под залог. Однако, под тем предлогом, что у С. Морозова не оказалось с собой требуемых 10 тысяч рублей наличными, Трепов отказался освободить Горького. Под поручительство Морозова деньги внес Пятницкий, и 14 февраля 1905 года Горького выпустили.
Морозов позвал секретаря:
— Телеграфируйте в Ригу Андреевой. «Нездоров. Несколько дней пробуду в Москве».
Откинулся на спинку кресла и закурил. Куда уж тут ехать… Плохие новости. На мануфактуре вот-вот начнется забастовка…
Поздно вечером Савва ехал от станции к фабрике. На сердце было тяжело. Не выходили из головы слова Зинаида, брошенные вслед: «Что, дождался благодарности!? Вот тебе твои театры, школы, библиотеки, детские сады, добротное жилье, больницы! Езжай Уговаривай рабочих! Получишь все обратно… одним общим плевком в лицо».
«Смутное время в предчувствии неизбежных перемен, — размышлял он. — И непривычное состояние: события бегут впереди, а я пытаюсь догнать. Хорошо, хоть с Машей подстраховался. Именно — подстраховался», — улыбнулся он, вспоминая недавнюю встречу в больнице в Риге.
…Маша полулежала на кровати и смотрела печальными глазами.
— Что грустите, Мария Федоровна? — спросил он тогда, присев рядом на неудобный больничный стул.
— Не знаю, Савва Тимофеевич. Одиноко очень. Вот, что-то последнее время все думаю — и зачем живу?
А он удивился, посчитав такой вопрос неуместным для нее, только что оправившейся от смертельного недуга.
Маша остановила его благодушное бормотание нетерпеливым жестом и, нахмурившись, сказала:
— Изволили спросить, Савва Тимофеевич, так извольте выслушать ответ. Так я говорю — грустно мне. Сами посудите: у Алеши — жена, дети. У вас — жена, дети. А у меня — дети и… — запнулась она. — Путано все — перепутано, — поморщилась как от боли. — Вот и думаю, может, вы и правы были, когда беспокоились, чтобы я под забором в нищете не умерла? — на глазах ее выступили слезы. — Что ж. И пусть, — всхлипнула она жалобно как ребенок. — Только бы дело наше, верное, честное, по всей земле победило, и все люди зажили счастливо и богато.
Потом подумала немного и добавила:
— Хотя бедной в старости быть не хочется…
А он тогда рассмеялся:
— Вы ж социалисты — богатых, вроде, не любите? У богатых же надобно все отнять и поделить поровну между всеми. Нет? Хоть и кажется мне, что недолго такое равенство в обществе продержится. Головы всем разом не переставишь.
Маша вздохнула и машинально поправила волосы, а он отогнул белоснежную простыню и пересел на краешек кровати.
— Зря вы так близко садитесь, от меня же пахнет, как от аптечной лавки, — немного отодвинулась она в сторону.
А он сказал, что запахи в последнее время различать перестал, врачи говорят — от нервов. А потом, осторожно взял ее руку и…
Савва прикрыл глаза, вновь переживая тот момент:
— Маша… Я решил… Не знаю, как выразить, слова выбирать не приучен, так что говорю, как ты любишь выражаться, «без вывертов». Я, Маша, жизнь
свою застраховал. На сто тысяч рублей. [35] Время такое сейчас, что, сама понимаешь, все может случиться. Полис страховой на предъявителя тебе отдаю. Коли что со мной случится — знаешь, как им распорядиться. Сочтешь нужным — партии своей деньги дашь, но не все, Маша, не все Упаси бог Себе хоть часть оставь. Словом, мне важно знать, что в случае чего и после смерти своей тебя оберегать буду, хоть умирать пока не намерен.35
Передавая М. Андреевой страховой полис на сто тысяч рублей на предъявителя, и отказывая в дальнейшей денежной поддержке РСДРП, С.Т.Морозов фактически подписал себе смертный приговор.
После смерти С. Т. Морозова, М. Ф. Андреева, используя свое обаяние и прекрасные актерские данные, продолжала активную деятельность в роли «финансового агента» или «Феномена», как называл ее В. И. Ленин.
М. Андреева, М.Горький, Л. Красин и члены его боевой технической группы добывали деньги для партии любой ценой. В 1905 году Николай Шмит (сын московского мебельного фабриканта, поставщика двора его Императорского Величества П. А. Шмита, внучатый племянник С. Т. Морозова — мать Н. Шмита — Вера Викуловна — урожденная Морозова, доводилась Савве Тимофеевичу двоюродной племянницей), молодой, энергичный, полный сил человек под «неким» влиянием написал вдруг завещание в пользу большевиков, а затем был арестован по доносу и погиб в тюрьме при загадочных обстоятельствах — то ли покончил с собой, то ли был убит уголовником.
Для того, чтобы завладеть остальными его деньгами, необходимо было войти в доверие к его сестрам, что и было сделано. Далее, без комментариев, предоставим слово самому Л. Б. Красину — «…образованному, милому, интеллигентному человеку…» Итак — выдержки из его письма А. М. Горькому и М.Ф. Андреевой, август-октябрь (до 24-го) 1908 года, Женева. «Между прочим, … передаваемая нам Елизаветой Павловной часть наследства составляет 1,5 миллиона. (Красин заблуждался. Фактическая доля наследства Е. П. Шмит составила 128 983 рубля. — Н.В.) Вопрос о выдаче ее замуж получает сейчас особую важность и остроту… Поэтому необходимо спешить реализовать ее долю наследства, а это можно сделать только путем замужества, назначения мужа опекуном и выдачи им доверенности тому же Малянтовичу (адвокат, который также занимался получением денег по страховому полису С. Т. Морозова в пользу Андреевой — Н.В.). Было бы прямым преступлением потерять для партии такое исключительное по своим размерам состояние только из-за того, что мы не смогли найти жениха. Надо вызвать немедля Николая Евгеньевича (Буренина — Н.В.). Он писал, что у него есть какой-то будто бы необыкновенно подходящий для этого дела приятель, живущий сейчас в Мюнхене. Надо, чтобы Николай Евгеньевич заехал в Мюнхен переговорить с этим товарищем и затем ехал в Женеву для совместных переговоров со всеми нами. Если же эта комбинация не удастся, тогда нет иного выхода, придется убеждать самого Николая Евгеньевича жениться. Дело слишком важно, приходится отбросить всякую сентиментальность в сторону и прямо уговаривать Н.Е., так как мы не имеем другого кандидата. Важно, чтобы Вы и Мария Федоровна прониклись этими доводами, так как без вашего содействия я не уверен, что нам удастся уговорить» (Буренина — Н.В.)
Кстати, именно Николаю Буренину М. Горький позже подарит свою фотографию с трогательной надписью — «ТОВАРИЩУ ПО ОХОТЕ ЗА ВСЯКОЙ ДИЧЬЮ».
Революционер Н. Н. Накоряков вспоминал: «Мария Федоровна пламенно служила революции. Она отдавала революции и силы и богатство своего сердца. Она была и деятельной помощницей А. М. Горького в его работе по изысканию средств». Сам Горький вспоминал: «Без Марии Федоровны не найти бы того фабриканта-мыловара, который дал съезду (5 съезд РСДРП, 1907 год, Лондон — Н.В.) взаймы на многие годы крупную по тем временам сумму».
И отдал ей конверт, запечатанный сургучной печатью.
А она тогда заплакала…
…- Здравия желаем, Савва Тимофеевич! — услышал он бодрые голоса и открыл глаза. Экипаж въехал в Орехово-Зуево. Наряд городовых под фонарем при въезде в город молодцевато поприветствовал хозяина. Повернув голову, Савва заметил мундиры городовых на соседней улице и на другой…
«Та-ак. Не иначе, как маменька через Назарова распорядилась», — подумал он раздраженно.
У входа в здание правления, несмотря на поздний час, собрались люди — фабричные старосты и делегаты от рабочих, ожидавшие его приезда.
Встреча началась спокойно. Савва выслушал список экономических требований.
— Значит, ежели итожить, то главное требуем: на тридцать процентов повысить расценки, до восьми часов в сутки укоротить рабочий день, допустить рабочих к прибылям наравне со служащими, — прочитал по бумажке худой, сутулый мужчина, сидящий за столом напротив.
— Поясню подробнее, — вступил коренастый делегат, грустные глаза которого говорили, что сидеть здесь ему скучно, потому что ничего хорошего от встречи не ожидает. — Это означает дважды в год, как сейчас служащим, к Рождеству и Пасхе, выдавать рабочим наградные.