Дикарка для Хулигана

— Извини. — выталкиваю еле слышно сквозь искусанные губы.

Он крепче сжимает челюсти. Раздаётся характерный скрежет зубной эмали. Кожа на скулах натягивается, чётко очерчивая ходящие на них желваки.

— Что случилось? — размеренно повторяет вопрос сквозь зубы.

Как ему сказать? Я не знаю.

— Диана, пожалуйста, говори как есть.

Его ладони замирают на лопатках, не давая возможности отстраниться. И я сдаюсь.

Сиплым полушёпотом, спотыкаясь на словах, запинаясь о воздух, выворачиваю наизнанку душу.

— Я заглянула в твою тумбочку. Увидела презервативы. Четыре пачки! — по-новой проживая испытанную ранее ревность, повышаю голос. Растопыриваю разбитые пальцы и яростно трясу перед его офигевшим лицом. — И всё полупустые! Сколько их было, Егор?! Скольких ты ебал на кровати, на которой предлагаешь спать мне?! Мне даже находиться здесь стало противно!

Проигнорировал мою гневную тираду, стирает пальцами новые потоки слёз, ползущие по щекам.

— Ты собиралась уйти? — спрашивает без каких либо эмоций.

Будто ему на это насрать.

— Я не собиралась! Я ушла! — выкрикиваю прямо в его спокойное лицо.

— Тогда почему вернулась? — высекает безразлично, опустив руки вдоль тела.

Он полностью закрывается. Ни на лице, ни в глубине проклятых глаз ничего не отражается.

— Потому что!.. Потому…

— Что, блядь, потому? — отвернувшись, берёт со змеевика полотенце и обматывает бёдра. Опирается спиной на стиральную машину. Переводит на меня тяжёлый взгляд. — Я уже предупреждал тебя, что терпеть не могу сцены ревности. Ты сказала, что принимаешь меня таким. В чём, блядь, теперь проблема? — сжимает кулаки. — У меня был пиздец какой хуёвый день, и мне, блядь, не до твоих детских истерик и капризов. Ушла? Молодец, блядь! Надо было сделать это ещё раньше! — тоже берёт повышенные, скрипя зубами. — Какого хера вернулась? Спать со мной в одной постели ты не собираешься. Или ты думаешь, что я только там ебусь? Ты так, блядь, думаешь, Диана?! Какого ебаного дьявола ты трахаешь мне мозг?!

Понимаю, что он из последних сил сдерживает ярость. Но и я не могу больше молчать. Я не боюсь того, что будет, если он сорвётся. Я боюсь, что случится, если этого не сделаю я.

— Я вернулась, потому что не могу без тебя! Потому что ты, Егор, мать твою, всё и сам понимаешь! Ты знаешь! Ты просто боишься признать очевидное! Давай, прогони меня теперь! Выстави за дверь! Исчезни из моей жизни, потому что я… блядь, соврала! — не понимаю, как сдержалась и не прокричала «люблю». Такое простое слово. Пять долбанных букв, и всё обратится крахом. Для нас обоих. Стягиваю челюсти до боли. — Я никогда не уйду сама! Не оставлю тебя, сколько бы ты не делал мне больно!

Зажмурившись, сжимаю кулаки. Кислотные слёзы выжигают веки, плавят кожу на щеках. Вгрызаюсь зубами в язык. Не дышу, пока кровь не заполняет всю ротовую полость. Сглатываю её вместе с кислородом, вмиг ставшим тяжёлым, вязким и ледяным.

— Твою же налево, Дикарка!

Слышу тяжёлые влажные шлепки мокрых ног по кафелю, а потом с размаху влетаю в сталь его грудной клетки.

— Дура. Какая же ты дура. Хотя другого ожидать и не стоило. Моя Дианка. Блядь, нельзя было этого допускать. Ты расплавила меня. Не просто убиваешь. На кровавые ошмётки рвёшь. Не так всё должно было случиться. — хрипит сорванным от недавнего крика голосом.

— А как, Егор? — поднимаю на него заплаканное лицо. — Скажи мне, как. Потому что я не понимаю. Если бы мы могли с этим бороться, то меня бы здесь не было. Мы проиграли ещё задолго до нашей встречи. Признай это. Смирись, Егор, что я не оставлю тебя. И ты тоже не можешь уйти от меня. Не можешь выгнать. Оторвать от себя. — бомлю обличительным шёпотом, делая между словами крошечные глотки необходимого воздуха.

С непонятным мне трепетом проводит костяшками пальцев по щеке. Стирает бесконечный водопад слёз. Его взгляд неуловимо меняется. В нём появляется боль. Такая глубокая. Острая. Невыносимая. Тяжёлая. Убивающая.

Глазами выдаёт то, что не может произнести. И куда больше, чем я сейчас способна принять и вынести.

Не выдержав этой боли, прячу лицо на его шее и беззвучно шевелю губами:

— Я никогда не уйду, потому что люблю тебя.

Он не слышит этих слов, но вздрагивает. Все мышцы в его теле разом резко сокращаются. Дыхание замирает на вдохе.

Он опускает подбородок мне на макушку и тоже что-то говорит. Понимаю это только по колебанию воздуха в волосах.

По спине прокатывается опаляющая волна дрожи. На сердце вдруг становится так тепло и спокойно. Душа перестаёт содрогаться в конвульсиях обиды и ревности.

Безмолвные слова, сказанные Егором, работают как волшебный целебный бальзам. Как заклинание мудрого шамана.

Подтягиваясь выше, обнимаю его за шею. Парень судорожно втягивает кислород, когда руки смыкаются на его спине.

— В этой спальне никогда не было ни одной девахи. Я не трахаюсь там, где сплю, Диана. А сплю я всегда один. Ты — исключение из всех правил. — толкает сиплым шёпотом. — Что ты хотела найти, Ди? — ничего не ответив, вжимаюсь в него всем дрожащим телом. Егор давит ладонями на лопатки. — Если бы я хотел что-то спрятать, то не стал бы оставлять тебя одну в спальне. Если есть вопросы, то говори прямо.

— А если ты не захочешь на них отвечать? — шуршу еле слышно.

— Значит, не отвечу. Блядь, Ди, ты обещала дать мне больше времени. Хочешь, чтобы я спросил тебя о панических атаках? Об аварии? О шрамах на твоих ногах?

— Спроси. — отбиваю с дрожью в хриплом от рыданий голосе. — Спроси, если хочешь знать. Спроси, Егор, почему пятилетняя девочка расплатилась за грехи родителей двумя годами жизни и половиной своего детства! Спроси! — крик срывается на хрип. Долбанные нескончаемые слёзы выходят на новый уровень. — Почему ты не спрашиваешь? — сиплю немногим позже, успокоившись.

Он перебрасывает руки мне на плечи, отходя на пол шага. Сжимает пальцами подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.

— Потому что больно, Диана. И тебе, и мне. Разве не поэтому ты и сама не задаёшь вопросы? Не по той же причине стараешься выяснить что-то за моей спиной?

Понимая его правоту, виновато опускаю взгляд. Вожу кончиками пальцев вокруг оставленных на его груди царапин, кусая губы.

— Очень больно?

Он кривит губы, но отрицательно ведёт подбородком. Цепляет мою правую руку, ведя вокруг разбитых костяшек и вдоль разодранной кожи до самого локтя.

— А тебе?

— От того, что натворила — больнее. И того, что наговорила тебе. Я не могу контролировать свою ревность. Когда выбежала на улицу, не смогла уйти. Думала, что успокоилась, но потом… Опять… Прости меня, Егор. Я и правда веду себя как ревнивая психопатка. Ты никогда не скрывал, что у тебя было много… — запинаясь, не могу продолжить. — Это мой триггер. — выдаю часть рвущей на части душу правды. — Та авария случилась из-за папиной измены. Только не говори. Никому, Егор. Никто не знает. — рывком перевожу дыхание. Сменяю тему. Сбивчиво тарабаню. — Я боюсь, что разочарую тебя. Что после других, с которыми ты был, тебе будет неинтересно со мной. У меня же нет никакого сексуального опыта. Ты для меня во всём первый. Понимаешь? Во всём! Первый поцелуй был с тобой, первый оргазм, первая ночь с парнем, первая… — закусив губу, сглатываю вязкую слюну. Никак не могу набраться смелости, чтобы посмотреть ему в глаза. Так же, как и произнести вслух "любовь". Зависаю на приоткрытых губах, не рискуя подняться выше. — Я не такая бесстрашная, какой кажусь. Совсем. Я столько всего боюсь. Но больше всего… Я боюсь… Душевной боли… Разбитого сердца…