Дипломат

– Красивое здание, – сказал он громко, чтобы все кругом слышали. – Иниго Джонс строил. Видите вон то окно? – Асквит сошел на мостовую и показал палкой на верхний этаж; многочисленные прохожие шли мимо с каменными лицами, силясь не смотреть вверх. – Четвертое слева.

– Вижу.

– Из этого окна вытащили Карла Первого и отрубили ему голову, – во все горло кричал Асквит. – Надо было оставить плаху посреди Уайтхолла, чтобы она напоминала людям о том, что можно сделать, если крепко захотеть. – Он опустил палку и зашагал дальше. – Знаете, Мак-Грегор, кто мы такие? Мы последние жертвы Реставрации. Роковая ошибка в истории Англии. Как по-вашему, Мак-Грегор?

– Никогда об этом не думал, – рассеянно ответил тот.

– Напрасно, напрасно. – Асквит наставил на Мак-Грегора свою трость, словно перст указующий. – Вы до тех пор не поймете, почему мы делаем глупости, пока не поймете нашей истории, сделавшей нас глупцами.

– Наша глупость очевидна, – сказал Мак-Грегор. – Слишком очевидна.

– Неправда. Вы только теперь начинаете узнавать ее на собственном опыте. И какое у вас теперь огромное преимущество перед этой мелкотой! – Асквит взмахом трости словно рассек толпу прохожих. – Но это можно назвать преимуществом лишь в том случае, если вы им воспользуетесь, Мак-Грегор.

– Воспользоваться? – спросил Мак-Грегор. – Каким образом? Писать доклады, которых никто не читает?

– Это уже кое-что.

– Но разве этого достаточно?

– Нет.

– Так что же еще?

– Не знаю, – мрачно ответил Асквит. – Это вы сами должны решить.

– Тут нечего решать. Никто по-настоящему не хочет знать правду об Азербайджане. Для Эссекса путь открыт.

– Разве дело в одном Азербайджане!

– Нет, – сказал Мак-Грегор. – Тут и курды, и Средний Восток, и русские, и американцы, и все прочее.

– Если вы это поняли, то вы должны понимать и значение происходящих событий. – Асквит помахал рукой кому-то, проезжавшему мимо в большом черном ролс-ройсе. – Вы заняты почти исключительно своими азербайджанскими и курдскими друзьями. Это хорошо. Очень хорошо. Но они все-таки только жертвы спора, а не предмет его.

– Это ясно.

– Тогда имейте терпение. – Асквит сжал локоть Мак-Грегора. – На карту поставлено очень много, и никто, кроме вас, не обладает достаточными знаниями, чтобы повлиять на серьезные политические решения, касающиеся ваших друзей. Зная страну, вам очень легко было прийти к выводу, что азербайджанское восстание возникло самостоятельно и что оно было неизбежно. Вы это очень хорошо разъяснили в своем докладе. Ваша страстная защита независимости курдов тоже делает вам честь, Мак-Грегор, и это тоже прекрасно изложено у вас. Но понимать положение в Азербайджане и Курдистане и горячо отстаивать их право на самоопределение – это еще далеко не все. Их самоопределение не есть нечто обособленное от остального мира. Сейчас этот вопрос собираются использовать в международном плане, как орудие для достижения других политических целей. Если вы хотите оказать влияние на ход событий, Мак-Грегор, вам нужно понять цели, тактику и политическую линию каждой страны и каждой международной организации. Особенно тактику! Сейчас Азербайджан – это рычаг, на который давит сотня различных сил. В зависимости от того, как разрешится этот вопрос, определится позиция в целом по отношению к русским и ко всей Организации Объединенных наций.

– Да, это верно, – сказал Мак-Грегор.

– Хорошо, что вы это понимаете, но не воображайте, что этого достаточно. Вникните в причины, Мак-Грегор, и вы поймете тактику, а только поняв тактику, вы сумеете вмешаться в эти дела. Учитесь у Гарольда, хотя вы, вероятно, теперь считаете его оппортунистом и дураком. Это ваше дело, но помните, что он весьма ловко умеет внушать другим свою точку зрения. Это не так уж трудно, если знаешь, как действовать, но нужно знать, как действовать! Вам незачем, как Гарольду, приглашать какого-нибудь Хэмбера, чтобы тот изобразил дело так, будто источником ваших взглядов служит нью-йоркская пресса. Гарольд любит разыгрывать Макиавелли, и хотя такая тактика полезна для пропаганды его взглядов, в конечном счете она обернется против него же. Для вас, Мак-Грегор, есть более простые и честные пути. Не спрашивайте меня, какие это пути, потому что я не знаю. Когда-то я, быть может, и знал, а теперь – нет. Я только знаю, Мак-Грегор, что трудно восставать против враждебного мира, и чем дальше – тем труднее. Если ждать слишком долго, рискуешь упустить время или стать чудаком, вроде меня, который бунтует против мелких недостатков общества, но никогда не восстает против самого общества.

– Я готов восстать, – сказал Мак-Грегор. – Но я знаю, что тот, кто восстает в одиночку, становится мучеником, а это ничего не решает.

– Не говорите глупостей. Людей, которые готовы восстать, сколько угодно. Найдите их – с ними ваше будущее.

– Эти люди в Иране.

– Так поезжайте туда!

– Я раньше посмотрю, чем здесь кончится, – сказал Мак-Грегор.

– Правильно! – Асквит стукнул тростью о тротуар, и они зашагали дальше, к ресторану «Лайонс корнер-хауз» у вокзала Чэринг-кросс. Здесь, к удивлению Мак-Грегора, Асквит повел его вниз по лестнице в дешевую закусочную. – Мое бомбоубежище, – сказал Асквит.

Можно сидеть за столиком, в глубоком молчании пить чай с пирожными и все же чувствовать себя близкими друзьями. Когда трапеза была окончена, Мак-Грегор заметил, что у Асквита, вероятно, своих дел по горло и незачем ему сидеть тут, ломая голову над чужими заботами.

– Все мои дела таковы, что от них хочется сбежать, – сказал Асквит более задушевным тоном. – Вся эта мелкая дипломатическая возня – не занятие для умного человека. С вами приятно поговорить, Мак-Грегор. Я могу работать с Гарольдом, но разговаривать только с вами. Ситуация сложная! Но вы сами виноваты, если я смущаю ваш ум: что это вам вздумалось искать у меня опоры? Я вас запутал, Мак-Грегор?

– Нет, но я теперь вижу, что все это еще сложнее, чем я думал.

– Вы понимаете, против чего вы идете?

– Да.

– Что же, сказать вам, что это безнадежное дело? Что вы все равно ничего не добьетесь?

Мак-Грегор молчал.

– Какой-нибудь план у вас есть?

– Нет. – Мак-Грегор, как и Асквит, понизил голос. – Одно дело понимать положение вещей, другое – сделать что-нибудь, чтобы изменить его.

– Могу сказать вам только одно, – медленно проговорил Асквит, – все будет впустую, пока вы не отдадите себе отчета в том, что делаете. Если уж вы решите бросить Эссексу вызов и выступить на защиту Иранского Азербайджана, делайте это основательно, Мак-Грегор. Основательно, обдуманно, по-настоящему. Иначе ничего у вас не выйдет.

– Это я уже слышал. Кэтрин только и знает, что твердит об этом.

– Вот как? Кэти делает большие успехи, правда, Мак-Грегор?

– Не знаю, – ответил Мак-Грегор. – Она слишком поддается своим настроениям.

– Вы видели ее после приезда?

– Нет.

– Почему?

Мак-Грегор пожал плечами.

– Не упускайте Кэти, Мак-Грегор. – Асквит потер руки. – Вы отлично друг друга дополняете. Не ждите от Кэтрин особых приглашений. Вы знаете, где она живет?

– Знаю.

– Почему бы вам просто не пойти к ней?

– Я ходил, но не застал ее. Она, повидимому, очень много выезжает, и все с Эссексом.

– К чорту Гарольда! – крикнул Асквит. – Все покажется вам легко и просто, если Кэти будет вас поддразнивать и подгонять. Я думал, что у вас с ней все наладилось.

– Кэти в Иране – это не то, что Кэти в Лондоне. – Мак-Грегору не хотелось распространяться на эту тему.

Но Асквит не отличался деликатностью в такого рода делах. – Ей нужно обрести почву под ногами. Не торопите ее. Она еще сама себя не нашла. Ступайте к ней. Вы ей нужны.

– Сомневаюсь.

– Я знаю, что Кэти капризная и взбалмошная. Сегодня она куда-то рвется, а завтра – опять за старое. И так будет до тех пор, пока она не решит окончательно, кем ей быть. Сейчас она изо всех сил старается казаться тем, чем была раньше, – высокородной Кэтрин Клайв. Но вы не смотрите на это, Мак-Грегор. Это пройдет.

– Ее громкое имя, видимо, кружит ей голову, – сказал Мак-Грегор.

– Вот еще новость! Это вас смущает? Не ожидал, не ожидал от вас. Вот, пожалуйста, я именуюсь досточтимый Джон Энтони Ахав Асквит, но вы сидите здесь со мной, а не с моим именем. Какое значение может иметь имя? В моем, например, нет ничего интересного, кроме «Ахава», которым я обязан пристрастию моего дедушки к романам Мелвиля.