Дипломатия фронтира

— У нас не очень-то любят контракторов с севера, особенно в эти непростые времена! Стоит мне сообщить шерифу Джеми Кэсседи, и месячные работы на каменоломне вам обеспечены! Вы же пришли сюда, чтобы опозорить всех нас, — здесь он широко махнул рукой, охватывая одним движением весь зал, — и нашу любимую «Лагуну» перед очень важным человеком! Поприветствуем Её Превосходительство, госпожу Посла России и Русского Союза в Южных Американских Штатах Катрин Селезнёву! Hip hip hooray!

Мужчины, которые и так стояли, зычно подхватили приветствие, прикладывая пальцы к воображаемой шляпе, а их спутницы моментально почувствовали себя светскими дамами, как же этого не хватает в Додже…

В этот миг наглецы, что стояли по краям, неожиданно начали плавно взмывать в воздух с изумлёнными лицами. Позади троицы возникла ужасная голова какой-то фантасмагорической гориллы! Человекоподобное чудовище легко подняло их вверх, удерживая до команды. На широком поясе «того самого вышибалы» висела сделанная на заказ резиновая дубина размером с хороший лом.

Хозяйка кухни что-то ему сказала, и вышибала волоком, умудрившись прихватить третьего, утащил борзую компашку на улицу.

— Прошу за стол, господа, я распоряжусь насчёт хорошей еды и вернусь, с вашего позволения… Всем виски за счёт заведения!

Зал взревел снова, обстановка нормализовалась.

Нет, ребята, никто не умеет делать безупречное шоу так, как это делают американцы… Придётся заключать с ним договор, а у Кати впереди званые вечера, местные дамы с неё теперь не слезут!

Причём именно здесь, в закрытой на спецобслуживание «Лагуне».

Аб Слени вернулся раньше. Сев за стол, он внимательно посмотрел на нас, и вдруг сказал:

— Знаете, что, друзья мои? А ведь года два назад я уже беседовал здесь с одним из ваших… И тоже говорили про пиратов. Удивительно, но они втроём прибыли откуда-то с севера: русский, вьетнамец и шустрый юноша. Слышали о таких?

Хорошо, что в этот момент в зале вспыхнули, побежали по стенам и столикам огни цветомузыки, и на сцене опять появилась милая Лейзи.

Однажды утром, когда все спали И легкий ветер качал волну Пришел в Додж-Сити красивый парень Искал он Бетти, швею одну И, первым делом, идёт в таверну Спросить бармена — тот знает всех Но слов не может найти он верных, Чтоб не подняли его на смех И вдруг он имя своё услышал: 'Ну, здравствуй, Мартин, я так ждала! Твой милый образ в картине вышит Пока ночами я не спала' Стояла Бетти в дверях таверны… А Мартин сделал навстречу шаг! И были счастливы они безмерно Любовь всей жизни обрел рыбак

Глава 9 Тайна №1

Из окна прибрежной таверны или с городской набережной этот высокий маяк постройки конца XIX века на мысу напоминает о книгах Александра Грина и Бориса Житкова. А смотритель маяка представляется повелителем стихий, которому счастливо досталась собственная крепость на стыке этих самых стихий. Что уж, работа смотрителя всегда казалась людям героическим и благородным занятием, когда нужно стоять на страже безопасности кораблей, освещая им путь сквозь тьму и штормы. На деле же эта профессия издавна таила в себе негласную страшную сторону.

Дело в том, что смотрители маяков нередко самым натуральным образом теряли рассудок, а слухи о безумии и странных происшествиях вокруг этих молчаливых мужчин в брезентовых плащах с капюшонами передавались из поколения в поколение. Суровые условия, изоляция, как непременный атрибут профессии — с этим понятно, хотя обыватели находили и более зловещие, мистические причины. Однако главная из скрытых угроз того времени, разрушающая работников изнутри, находилась буквально у них под носом.

Одним из технологических прорывов XIX века стало изобретение французом Огюстеном Френелем линзы со сложной ступенчатой структурой из ряда концентрических колец. В линзе Френеля световые лучи, падающие на кольца под разными углами, преобразовывались в строго параллельный поток. Это позволяло минимизировать рассеивание и увеличить дальность, с которой можно было увидеть свет маяка.

Но судоводителям важна была не только мощность луча. Для точной навигации маяки с вращающимися огнями должны были строго выдерживать частоту вспышек. Если в лоции указано, что определенный маяк мигает каждые 20 секунд, то механизация устройства должна была эту точность обеспечить.

Чтобы вращение линзы происходило плавно, без рывков, с минимальным трением, её устанавливали на поворотную платформу, плавающую на опоре в круговой дорожке из жидкой ртути — лучшего из доступных и пригодных для такой цели материалов.

Однако инновация стала смертельной ловушкой. Ртуть — штука крайне токсичная, о чём в XIX веке мало что знали. Люди, работающие с линзами, не только вдыхали пары, но и регулярно контактировали с ртутью напрямую. В ртутной канавке со временем накапливались загрязнения, и смотритель должен был её очищать, процеживая ртуть через тонкую ткань. Что неизбежно сопровождалась испарением ртути и прямым контактом с ней.

Это и есть меркуриализм — человек долго травится парами ртути и её соединений. А если к медленной интоксикации добавить ещё и постоянное одиночество, то получается гремучая смесь: постоянный стресс, галлюцинации и прочие «радости».

Два в одном, как говорится.

Из десяти смотрителей маяка трое-четверо точно сходили с ума, а у остальных начинались проблемы — от жутких головных болей до лёгкой неадекватности. Но они как-то с этим жили.

Старина Полоумный Лерой, заслуженный сменный смотритель маяка форта «Диксон», — он как раз из таких, сдвинутых. Его история — типичный пример итогов этой жуткой комбинации факторов.

Работа смотрителя маяка — не просто служба, порой это каторга, которая выжимает из тебя все соки. Ты должен быть железным, несгибаемым, как гитарный рифф, потому что твой маяк — это не просто яркий огонёк, периодически вспыхивающий в ночи, это путеводная звезда для всех, кто в море.

Сложная и крайне ответственная работа смотрителя требует полной отдачи, выносливости и отменного здоровья, ведь сигналы маяка нужны в любое время года и в любую погоду. И неважно, кто там плывёт — американцы или турки с их самодельными фонарями и факелами на корме. Ты держишь фронт, пока можешь стоять на ногах.

Вот и начальник гарнизона берегового форта держал Полоумного Лероя на посту до последнего, пока тот не перешёл черту крайнего из возможных допусков. После торжественных проводов Лерой ушёл на пенсию с приличным пенсионным жалованьем и прозвищем «Полоумный».

Тем не менее, его периодически привлекают, как консультанта и высококлассного специалиста, потому что этот человек знает о морской навигации, а так же об американском и турецком флоте, решительно всё. Он был первым в этой профессии, настраивал и запускал маяк, и накопленный им опыт перекрывает таковой даже у старшего диспетчера порта.

Семьёй ветеран за годы службы так и не обзавёлся, а потому большую часть времени он слоняется по набережной, у причалов и пакгаузов, общаясь с рыбаками, докерами, охраной и флотскими.