Дипломатия фронтира

Во время одной из таких прогулок, Лерой и наткнулся на Бернадино, который с гитарой в руках сидел на берегу неподалёку от устья реки Арканзас, в приметном месте, которое народ называет «Брёвна». Название дадено неспроста. Давным-давно свирепый ураган выбросил далеко за кромку прибоя шесть огромных древесных стволов, разложив их на берегу, как это умеет природа, неожиданно, но живописно.

Со временем тяжелые лесины где-то на треть, и где и наполовину погрузились в песок и гальку.

Так как нормальных лавочек и даже скамеек на набережной всё ещё маловато, молодые ребята из Додж-Сити, да и не только они, приспособились устраивать на огромных стволах вечерние посиделки, пикники и джем-сейшены с танцами. На «брёвнах» можно лежать, сидеть поверху или на песке, в зависимости от погоды прислоняясь спиной к дереву с той или другой стороны.

Потом возникла пара очагов для вечерних костров, на которых всегда можно пожарить на рожнах свежую рыбу, выпрошенную у владельцев, вернувшихся с моря баркасов тут же.

Завершили тему обустройства «Брёвен» проведением массового народного мероприятия, которое у нас бы назвали субботником, во время которого с исполинских стволов удалили остатки коры и спилили все мешающие отдыхающим ветви, оставив только самые высокохудожественные элементы.

Дино немного напрягся, зная, кто стоит перед ним, но старик неожиданно спокойно и со знанием дела заговорил о рок-музыке, похвалил его игру и попросил гитару. Пацан рискнул и не прогадал. Лерой взял инструмент, и через минуту старик выдал такой мастер-класс, что мой парень обомлел.

Лерой начал одну за другой исполнять композиции из альбомов выдающегося музыканта Джо Сатриани, навеки занявшего видное место в истории электрогитарной музыки… Сатриани, как известно, велик в совокупности всех трёх своих проявлений — учителя, гитариста и композитора. Лерой оказался не просто рокером, а настоящим виртуозом, который знал, как заставить гитару петь. В какой-то момент Дино, по его признанию, показалось, что Сатриани самолично материализовался на Платформе-5.

С тех пор они стали часто встречаться на «Брёвнах», и юный рокер начал играть в разы лучше. А Лерой, хоть и не любил публичные места вроде молодёжного «Кентуккийского цыплёнка», где каждый второй гитарист из подъезда считал себя богом, нашёл в Дино родственную душу. Юность, конечно, безжалостна, и кто-то в «Цыплёнке» мог бы начать глумиться над стариком, но тут Лерой был в своей тарелке — среди музыки, моря и свободы.

Чёрт, в какой-то момент мне стало просто завидно!

И я напросился, чтобы познакомиться с мастером и взять у него пару уроков. Всё оказалось ещё круче, чем я себе представлял!

…Мы втроём сидели на берегу глубокой бухты Додж-Сити, где море, словно тёмный бархат, сливалось с южным небом, а луна рассыпала серебряные блики по волнам.

Лерой, руки которого, изборождённые морщинами, словно старая лоция, бережно держали «Эпи», и мы с Бернадино, чьи пальцы только начинали познавать магию струн, не сводили с рук мастера глаз.

Огоньки на склоне мерцали вдалеке, как звёзды, упавшие в море, а вокруг царила тишина, нарушаемая лишь шёпотом прибоя и удивительно красивыми аккордами, рождающимися под пальцами мастера.

Старик с седыми волосами, развевающимися на затихающем вечернем бризе, улыбался, глядя на парня. В эти минуты и часы в смотрителе не было ничего «полоумного», настолько он отвлекался от действительности. Глаза его, словно два омута, хранили в себе бесчисленные романтические и героические истории, которые могли бы заполнить целые книги, которые никогда не будут написаны…

Лерой говорил с нами о музыке, о её душе, о том, как она может быть не просто чередой звуков, а целой вселенной, где каждая нота — это частичка блуждающей звёздной пыли, а каждый аккорд — взрыв сверхновой.

— Видите ли, парни… — звучал низкий и тёплый голос, словно звук старого доброго Fender Precision Bass, — музыка это не просто техника, это дыхание. То, что ты чувствуешь здесь, — он приложил руку к груди. — И здесь, — коснулся виска. — Когда ты играешь, то не просто дергаешь струны или работаешь слэпом. Ты рассказываешь историю, потому что тебе уже есть, что сказать миру. А потом ты становишься проводником между мирами.

Он снова взял гитару, и его пальцы, словно по волшебству, заскользили по палисандровой накладке тонкого грифа. Зазвучала мелодия, которая, казалось, родилась из самого моря — глубокая, пронзительная, полная тоски и надежды. Это была композиция о бескрайних просторах, мечтах, которые никогда не умирают, и о любви, длящейся вечно.

— Это тоже Сатриани, — сказал старик, когда последний аккорд растворился в ночи. — Он не просто играет. Он рисует звуками. Его музыка — это полёт. Дино, ты чувствуешь, как она поднимает тебя выше звёзд, туда, где нет границ?

Парень кивнул, его глаза горели. Он смотрел на старика, как на волшебника, который только что открыл ему дверь в новый мир.

— А вы знаете, почему рок-музыка так сильна? — продолжил старик, его голос стал тише, почти шёпотом. — Потому что она настоящая. Она не боится быть грубой, а через два такта нежной, яростной или меланхоличной. Она как море — всегда разная и всегда живая. Играя, вы должны отдавать ей всего себя. И не бойтесь ошибаться! Это тоже часть рок-музыки, ошибки делают её человечной!

Он вручил гитару мне, но я передал её Дино, и тот, с трепетом взяв инструмент в руки, попытался повторить то, что только что услышал. Его пальцы немного дрожали, но старик лишь улыбнулся.

— Не спеши, не спеши, мальчик! — сказал он. — Музыка не терпит суеты. Её нельзя поймать в сети, но можно почувствовать, понять с помощью своей фантазии, импровизации…

В тот вечер мы сидели долго, пока луна не поднялась высоко в небо, а огоньки на склоне не начали гаснуть. Совсем не полоумный Лерой рассказывал о великих гитаристах, о том, как они меняли мир своими мелодиями, о том, что музыка становится спасением, когда всё вокруг уже кажется безнадёжным…

Бернадино слушал, затаив дыхание, и в его душе что-то менялось.

— Когда-нибудь, — сказал старик, с неохотой бросив взгляд на наручные часы, — ты сыграешь свою собственную мелодию. И она будет твоей историей, твоим полётом. И кто знает, может быть, кто-то, как ты сейчас, услышит её и почувствует то же, что чувствуешь ты.

Мы замолчали, и только море продолжало своё вечное пение. А где-то вдалеке, среди юношеских мыслей и звёзд над головой, рождалась новая мелодия — мелодия, которая однажды станет легендой.

Больше я не ходил с Дино к «Брёвнам», понимая, что буду лишним.

Там и без меня есть наставник.

Эта встреча произвела на меня столь сильное впечатление, что наиболее существенная грань Полоумного Лероя ушла куда-то в тень — я напрочь забыл, что ветеран-смотритель является память, честью и совестью всего морского дела Додж-Сити!

Соответственно, не смог подсказать Дино, что он должен сделать в интересах дипломатической миссии… Однако, как оказалось, adottato вполне освоился в роли разведчика, вспомнив о важном деле и главной в нашей корзине тайне самостоятельно.