Директивы и документы по вопросам пионерского движения
Шрифт:
В июле и августе 1943 года немецкая артиллерия израсходовала так много боеприпасов, как никогда ранее во Второй мировой войне. Начальник 200-го отдела комплектования и обучения штурмовых орудий подполковник Хельмут Крист посетил Восточный фронт в период с 30 августа по 22 сентября 1943 года для обобщения полученного войсками опыта. В своем докладе он написал: «Немецкая артиллерия превосходна, без всяких оговорок. Она хребет фронта. Если уже где-то нет пехоты, то есть выдвинутый вперед наблюдатель. Командир дивизии сказал: “Артиллерия мое последнее спасение“» [252] .
252
Bericht uber die Ostfrontreise des Kommandeurs der Sturmgeschutz-Ersatz und Ausbildungsabteilung 200 vom 30.8.1943 bis 22.9.1943, Abschrift, BArch, RH 10/58, Bl 383–389, Zitat Bl. 385.
Еще одной причиной больших потерь Красной Армии, которую нельзя недооценивать, были очень эффективные атаки немецких штурмовиков и пикирующих бомбардировщиков. Прежде всего, это знаменитые «Штуки» — Юнкерсы Ju 87, которых так боялся противник. Тут играла свою роль не только хорошая подготовка летчиков и их большой боевой опыт, но и качества этих боевых машин. Хотя Ju 87 являлся устаревшим и мог эффективно выполнять свои задачи только при
253
Brown, Flugzeuge, S. 48 f.
Эффективность немецких тактических воздушных атак увеличивалась тем, что при всех крупных соединениях вермахта и войск СС находились офицеры по связи с люфтваффе, координировавшие совместные действия между наземными войсками и авиацией и передававшие летчикам цели для поражения. Кроме этого, использовались и «наводчики “Штук“» или «наводчики штурмовиков», которые находились на передовых позициях в войсках на земле и имели прямой радиоконтакт с подразделениями люфтваффе. Насколько действенной могла быть эта совместная работа между наземными войсками и авиацией, показывает фраза в дневном докладе одного из танковых полков дивизии «Великая Германия» от 9 июля 1943 года: «Результаты деятельности люфтваффе в течение второй половины дня очень существенны. В то время как неприятельские ВВС ограничиваются атаками при помощи штурмовиков и бомб на отступающие части, люфтваффе, в особенности “Штуки“, независимо от хода боя, великолепным образом и с большим успехом, приспосабливаясь к атакам танковых клиньев, поражают танки, зенитки и артиллерию врага» [254] . В дневном докладе 9-й армии от 11 июля 1943 года говорится о боях в районе XLI танкового корпуса: «Около 18:00 при помощи “Штук“ была полностью отбита атака противника на высоту 253,5 из 6–8 танков, сопровождаемых пехотой на грузовиках» [255] . Советский солдат, захваченный в плен 31 июля 1943 года на участке немецкой 6-й армии в районе Миуса, на допросе рассказал, что запланированная за два дня до этого атака его подразделения быта отменена по причине недостаточной артиллерийской поддержки: «Штуки» полностью уничтожили прибывший артиллерийский полк. С немецкой стороны в течение всей летней кампании 1943 года неизвестно ни одного случая, когда целое подразделение было бы уничтожено советской авиацией.
254
Panzerregiment «Grossdeutschland», la-Tagesmeldung 9 7.1943, BArch, RH 39/631, unpaginiert.
255
Anlage zum Kriegstagebuch Nr. 8 des Armee-Oberkommando 9, la, Bd II, Tagesmeldungen, Berichtszeit: 1.7—17.8.1943, BArch, RH 20-9/144, unpaginiert.
Вдобавок к их меткости, необходимо отметить, что «Штуки» оказывали сильное деморализующее действие, в особенности на неопытных советских солдат, когда они пикировали на цели со своим инфернальным воем сирен. Эти сирены, по большей части ошибочно называемые «Иерихонскими трубами», создавались маленькими пропеллерами, закрепленными на обшивках шасси с обеих сторон и включаемыми перед началом пикирования. Официальное название звучало как «шумовое устройство», но экипажи «Штук» называли их в большинстве случаев просто «Сиренами». Напротив, как об «Иерихонских трубах» можно говорить о другом устройстве, также должным оказывать деморализующее действие на противника, а именно о маленькой трубке, вмонтированной в оперение авиационной бомбы и при сбросе бомбы издававшей нервирующий звук. Чем более устрашающими были эти звуки для солдат противника, тем более мотивирующими они были для собственных солдат: «Завывания “Штук” — это музыка для наших ушей», — записал солдат 7-й пехотной дивизии 5 июля в своем дневнике [256] .
256
Haag, Berichte, S 81.
Кроме военно-технического и тактического превосходства вермахта и лучшего обучения его солдат, большие потери Красной Армии в Курской битве имели под собой и другие причины. Во время оборонительной фазы было показано, что Красная Армия умела строить выдающиеся оборонительные сооружения и упорно сражаться на относительно неподвижных рубежах. Однако при этом советские командиры, прежде всего при контратаках, постоянно совершали фатальные ошибки. Их войска постоянно распылялись, размывались или попросту «сгорали». Разумеется, советские военные и историки прилагали все усилия, чтобы замолчать подобные бесславные явления. Однако в немецких военных документах и в докладах участников сражения мы находим многочисленные высказывания об этом. Так, 8 июля 1943 года советский 3-й танковый корпус и 307-я стрелковая дивизия предприняли не менее 11 безуспешных атак частью своих сил, вместо того чтобы собрать все войска в один концентрированный кулак и ударить по относительно слабой немецкой обороне на этом участке, причем этот удар для немцев был бы фатальным. Антон Бюмюллер, радист 18-й танковой дивизии, 8 июля наблюдал вблизи, как советская атака у Понырей была отбита одним-единственным «Фердинандом»: «На расстоянии 600 или 700 м, параллельно линии фронта, была впадина, достаточно глубокая, чтобы скрыть любой танк. Русский командир послал вперед первый Т-34. Он вскарабкался наверх и, как только появился его нос и орудие, тут же с первого выстрела получил прямое попадание под корпус. Появился язык пламени, и он откатился снова назад. И так происходило до 14-го танка, все они были подбиты. Только после этого одновременно выехало сразу два танка, рядом друг с другом. Как только первый появился, задрав нос, он тут же получил снаряд. Второй почти выехал на ровную поверхность, но и он получил свое и загорелся. После этого русский командир прекратил попытки» [257] .
257
Interview mit Anton Bumuller, 18.2.2013.
В
военном дневнике LXVIII танкового корпуса 10 июля 1943 года отмечено: «В ходе обмена опытом боевых действий между начальником [штаба корпуса] и начальником штаба танкового корпуса СС однозначно выявилась картина того, что многочисленные и хорошо обеспеченные танками танковые подразделения противника на участках обоих корпусов никогда не прибегали к концентрированным большим наступлениям. Противник в большинстве случаев наступал небольшими группами по 20–30 танков. Возможно, причину этого следует искать в низкой боеспособности русской пехоты, которая в основной своей массе сформирована из очень старых и очень молодых людей. Люди среднего возраста почти полностью отсутствуют. Тем самым противник вынужден использовать свои танки для поддержки морального духа своей пехоты» [258] .258
Kriegstagebuch Generalkommandos LXVIII. Panzerkorps, la, 1.7.— 31.7.1943, BArch, RH 24–48/115, Bl. 54.
Можно привести много подобных высказываний, причем не только для оборонительной фазы, но и для советских контрнаступлений «Кутузов» и «Полководец Румянцев». В отчетном докладе I батальона 35-го танкового полка (4-я танковая дивизия) от 21 августа 1943 года говорится об отражении советской танковой атаки на участке немецкого XLVI танкового корпуса во время проведения операции «Кутузов»: «Продолжающиеся потери, наконец, подвигли противника к тому, чтобы на открытой местности держаться на больших расстояниях. В атаке он передвигался только вместе с пехотой через деревни и овраги и тем самым спровоцировал “дружественный огонь“, так как потом был обстрелян собственными танками, находящимися на заднем склоне в засаде. Гибкость в выборе благоприятного места для атаки отсутствует. Даже там, где уже стояло множество подбитых танков, он продолжал упрямо атаковать. Кроме использования танков для поддержки пехоты, он пытался применить их на немецкий манер, для прорыва обороны силами танковых бригад. Однако русские командиры явно недостаточно обучены, чтобы после прорыва пехотных позиций продвигаться дальше. Танки останавливались и осматривались вокруг до тех пор, пока их наконец не подбивали» [259] .
259
Kriegstagebuch der 4. Panzerdivision, Fuhrungsabteilung, 1.7.-31.7.1943 Anlage Gefechts- und Erfahrungsberichten, NARA, T-315, R. 220, F. 149.
Последний пример, на этот раз о потерях советской пехоты во время летней кампании 1943 года, взят из уже упоминавшегося доклада подполковника Криста: «Русская пехота повсеместно очень плоха и начинает атаку в целом только с сопровождающими танками. Она несет немыслимые потери, вряд ли вообще обучена, идет вперед без борьбы и почти без руководства. В плен был взят лейтенант, который до войны работал в регистратуре, получивший без обучения 30 человек в подчинение и этот, так называемый взвод, должен был вести в атаку на немецкие укрепления» [260] . В этих отчетах речь идет не о пропаганде, а о секретных материалах, подготовленных для военного руководства в целях изучения опыта боевых действий.
260
Bericht uber die Ostfrontreise des Kommandeurs der Sturmgeschutz-Ersatz und Ausbildungsabteilung 200 vom 30.8.1943 bis 22.9.1943, Abschrift, BArch, RH 10/58, Bl 383–389, Zitat Bl. 384.
Помимо недостаточного обучения солдат и отсутствия опыта у советских командиров нижнего и среднего звена, также и ошибки на высшем командном уровне явились причиной огромных потерь Красной Армии. Снова и снова советское руководство посылало свои войска во фронтальные атаки против мощнейших сил немецкого фронта. Так было 12 июля у Новосиля и Прохоровки, 15 июля у Понырей и Теплого и 17 июля у Дмитриевки и Куйбышево. Для многих советских военачальников потери просто не играли никакой роли, и они и в дальнейшем раз за разом посылали своих солдат в «бессмысленные и кровавые атаки» [261] . Немыслимые потери, разумеется, полностью скрыть было нельзя. Советские командиры были вынуждены оправдывать их таким образом, чтобы не возбудить подозрение, что высокие потери возникли из-за их собственной некомпетентности. Ведь Сталин уже арестовал и даже расстрелял не добившихся успехов некомпетентных полководцев.
261
So Sokolow, Cost, S. 181.
По сравнению с огромными советскими потерями немецкие потери в Курской битве кажутся умеренными. Но такой вывод неверен, поскольку по германским меркам потери вермахта были очень высоки, и боеспособность германских сухопутных войск к концу лета 1943 года была исчерпана. Однако это не являлось следствием провалившейся операции «Цитадель», поскольку материальные потери в обороне во второй фазе операции были выше, чем при наступлении на Курск. Если бы вермахт в начале июля не начал наступление, Красная Армия все равно бы провела свое запланированное наступление. В своих мемуарах Гудериан говорил об имевшейся возможности избежать крупных сражений на Восточном фронте, с тем чтобы пополненные весной танковые подразделения сохранить в качестве резерва, но в действительности это было невозможно. В любом случае вермахт был бы втянут в тяжелые бои и понес большие потери. И эти потери совершенно точно были бы не меньше, чем понесенные в ходе операции «Цитадель». Эту гипотезу можно подкрепить многочисленными примерами. Командование группы армий «Центр» 9 августа 1943 года представило Генштабу Сухопутных войск сводку танковых потерь, понесенных танковыми подразделениями группы армий «Центр» за период с 5 июля по 1 августа 1943 года. Этот период включал в себя как наступательные бои в рамках операции «Цитадель», так и оборонительные бои против советских атак в рамках операции «Кутузов», начавшейся 12 июля. Из восьми сражавшихся танковых дивизий самые большие потери в 55 безвозвратно потерянных танков понесла 5-я танковая дивизия. Но эта дивизия не принимала участия в операции «Цитадель».
Второе место по потерям с 45 танками заняла 2-я танковая дивизия, за ней — с 41 танком 8-я танковая дивизия, которая также не участвовала в наступлении на Курск. По остальным пяти танковым дивизиям потери составляли от 14 до 27 танков. Все эти дивизии участвовали после прекращения операции «Цитадель» также и в оборонительных сражениях у Орла.
Обе танковые дивизии СС «Дас Райх» и «Мертвая голова» 30 и 31 июля 1943 года безвозвратно потеряли при контратаке у Миуса 23 танка и САУ. Это было ровно столько же, сколько было списано за весь период с 5 по 18 июля, то есть за все время проведения операции «Цитадель». При этом нужно учесть, что обе дивизии у Миуса имели значительно меньше боеготовых танков, чем в начале «Цитадели», и эти потери для них имели относительно больший вес.