Директор

— У нас сейчас полным ходом идет военная реформа, — первым начал Ворошилов. — Она еще не окончена, но уже есть части, сформированные по новому принципу, — здесь Климент Ефремович имел в виду, изменение статуса «политруков».

Теперь они не имели той власти, что еще год назад и не могли отменить любой приказ командира. Далеко не все с этим согласились, было много жалоб, предостережений об опасности отстранения их от власти в подразделениях, и если бы не нажим «сверху» еще неизвестно, чем бы все закончилось. Однако выкладки института анализа и прогнозирования были неумолимы: двоевластие в подразделениях ведет к хаосу и не выполнению боевой задачи. Поэтому члены политбюро, ознакомившись с докладом института, согласились с предложением лишить «политруков» их права отменять приказы командиров, особенно в боевой обстановке. Но чтобы это все было проведено на деле, некоторых заместителей командира по политической подготовке пришлось уволить из рядов Красной армии, а на их место назначить более покладистых. Правда даже с «нажимом сверху» дело шло туго. Это и имел в виду Ворошилов, говоря не обо всех подразделениях, а лишь о части войск. Хотя конечно это было далеко не единственное изменение, но самое «громкое» и приживающееся в войсках с трудом. Другой момент — новые звания и знаки различия приживались проще, но с нюансом — если в подразделении был лояльный политрук, не требовавший ему вернуть право отмены приказа. Изменение штата техники, новое ручное оружие, комплектование по новым стандартам на фоне таких распрей просто терялись из виду, хотя тоже входили в реформу.

— Недавно была инициатива проверить переформированные войска в учениях, чтобы выявить слабые места, проверить теоретические выкладки нашего штаба и его тактических схем применения переформированных войск, но она была свернута.

— Вот кстати, — сразу же зацепился за это Сталин. — А кто был инициатором этих учений?

Ворошилов замялся, искоса глянул на Орджоникидзе, и выдохнул.

— Я, товарищ председатель.

— Вы сами решили проверить наши войска, или вам подсказали? — продолжал давить вождь.

Климент Ефремович понял, что попал. Сказать, что сам — подставить себя. Сказать, что ему посоветовал Орджоникидзе — показать или свою некомпетентность на посту, или чрезмерную зависимость от чужого мнения. Особенно — от мнения не самого товарища Сталина, а людей, которые идут к нему в оппозицию. Но кто же знал, что Серго решится пойти против Вождя?!

Молчание затягивалось, и Ворошилов все же выдавил из себя.

— В связи с трудным введением реформы в жизнь требовалось показать, что новый формат войск гораздо качественнее старого. Идею сделать это сейчас, не дожидаясь окончательного завершения реформы, мне высказал Григорий Константинович. У него в наркомате как раз высвободились составы, что позволяло внепланово, не затрагивая хозяйство СССР, перевезти в краткие сроки личный состав на место учений, заодно проверяя мобильность войск и скорость их доставки.

— Получается, это из-за предложения товарища Орджоникидзе у нас могли состояться учения, которые наши враги использовали на дипломатическом фронте против нас же? — задал словно риторический вопрос Сталин. — И что интересно, товарищи, вот судя по этим отчетам, прямые диверсии при сборе урожая начались как раз, когда мы только озвучили о прохождении этих учений. На лицо — прямая попытка капиталистов занять нас внутренними проблемами, чтобы мы не вмешивались, пока они давят наших немногочисленных союзников в Европе. Вам так не кажется? Еще кто-то может выскажется насчет идеи отправить помощь испанским коммунистам?

— Предложение является своевременным, — прокашлявшись, начал Молотов. — СССР вполне по силам оказать всемерную поддержку коммунистам Испании, не в ущерб нашему собственному хозяйству.

— Это пойдет вразрез с нашей прежней политикой сближения с Францией и Англией, — осторожно заметил Литвинов — нарком иностранных дел. — Германия набирает все большую силу. С приходом их нового канцлера — Адольфа Гитлера — она взяла явный антисоветский уклон. Промышленность Германии в разы выше нашей, численность населения Германии тоже не маленькая. Да, меньше чем у нас, но и расстояния там — не чета нашим. И население более монолитно и дисциплинировано. Если дойдет до войны, в одиночку нам с ней не справиться. Польша с Румынией, что нас разделяют, скорее всего примкнут к рейхстагу, а не к нам. Прямая поддержка коммунистов Испании не даст нам собрать союз с Францией и Англией. А без него Германия точно попробует взять реванш за империалистическую войну. И плевать им, что у нас царя больше нет.

Здесь, в кулуарах, о подобных вещах было принято говорить прямо, поэтому заявлению Литвинова никто не удивился.

Кроме Литвинова об опасности поддержки испанских коммунистов высказался лишь Орджоникидзе. Остальные были «за», что и подтвердило голосование.

— Хорошо, товарищи, — подвел итог голосованию Сталин. — Тогда проработаем детали помощи нашим союзникам. Жду ваших предложений.

* * *

— Сергей Федорович, готово, — зашла ко мне поздним вечером в кабинет Ольга. — Путевка оформлена, через две недели сможете ехать.

— Не рано ли? — засомневался я. — Работы — непочатый край.

— Я поговорила с Рымовым, — деловито сообщила женщина, подходя ближе. — Аврал у них закончился, прототип собран, идет тестирование платформы, поэтому все находящиеся в его подчинении инженеры ему не нужны. Как раз за две недели введете в курс дела Стручко, он и продолжит работу. Вы сами не раз говорили, что надо растить свои кадры и «давать ребятам волю», — закончила она.

— Да, вы правы, — вздохнул я.

Да, ответственность большая, но основной этап проектирования закончен. Осталась доводка, с этим точно должны справиться. Если уж я, давно не стоявший у кульмана, сделал самое основное, то проверить все расчеты и воплотить первые контейнеры «в металле» сможет любой из инженеров. Зато у них появится больше уверенности в себе, на что я очень надеюсь, и можно будет поручать собственные задания. А там и штат увеличить, раз уж количество задач растет.

Тут Ольга запнулась, и папка с бумагами выскользнула из ее рук и улетела мне прямо под стол.

— Ой, извините, — смутилась она и полезла за папкой.

Стол у меня состоял из двух тумб с ящиками и положенной сверху столешницей, так что ей даже обходить его не пришлось.

— Да я сам… — попытался я остановить Ольгу, но та уже была под столом и собирала разлетевшиеся бумаги, лишь ее попка торчала.

— Сейчас-сейчас, — проговорила она. — Я почти все.

Внезапно дверь раскрылась и в нее без стука впорхнула радостная Люда.

— Сереж, ты опять заработался? А я вот решила за тобой… зайти…

Секундный ступор от представшей ей картины: я сидящий за столом и Ольга, возящаяся под ним, закончился у любимой побледневшим лицом и поджатыми губами. Ничего не говоря, она выскочила за дверь также внезапно, как и зашла.

— Вот блин, — протянул я, осознавая, во что вляпался.

И зачем я пошел у нее на поводу и сделал ей пропуск? После ухода Люды, из-под стола выползла красная как рак Ольга, прекрасно осознавшая всю ситуацию. Положила на стол папку и, пискнув «извините», тоже выскочила за дверь.

Глава 21

Сентябрь 1935 года

Когда я вернулся домой, меня впервые никто не встречал. Я уж испугался, что Люда какой фокус выкинет на эмоциях — к родителям побежит, взяв детей, или еще что, но та просто сидела в спальне и плакала. Леша сидел рядом, поглаживая ее по руке, а Ира беспокойно возилась в кроватке.

Надо было объясниться, подобрать нужные слова, чтобы она поверила, что это просто недоразумение… Но как назло ничего в голову не приходило.

— Она мне бумаги с путевкой принесла, а те упали, — вздохнул я, когда молчание затянулось. — Ольга исполнительная, вот и полезла их собирать. Я даже не успел ничего сказать ей. Сам бы поднял. А тут ты… глупо вышло.

Любимая подняла на меня заплаканный взгляд, и столько боли в нем было, что я не выдержал и обнял ее. Та прижалась доверчиво.

— Надеюсь, это правда, — прошептала она. — А то девочки столько говорят о том, как некоторые помощницы себе карьеру делают… Да и та же Женя, которая к тебе… с тобой… — она снова начала всхлипывать.