Директория IGRA

Хохотали долго и всласть (у черта смех был сухой и злой), а башка, копируя ясно кого, смеялся так заразительно, что и Мустафа не выдержал: только что глаза выражали ужас, а уже хохочет с мучителями.

– Какой неподдельный пафос!
– сказал башка, вытирая слезы.

– Да, владеет мудростью, - это святой.

– А замыслы? Замыслы-то прекрасны!
– молвил черт, а башка, чтоб окончательное выговорилось им, произнес что-то о повелениях, которые отменны.

Мустафа тотчас ощутил бессилие в теле, грохнулся на сиденье, не соображая, что это - стул-экспонат, и они могут... пусть! исчезло ощущенье боли.

Реагируя на шум, залаял Титан.

– Впусти его, - велел черту святой, и пес, спрыгнув вниз, - прямо к Мустафе.

Ну вот, новый мучитель!.. Но слабость пересилила страх, он даже не отшатнулся, лишь вздрогнул: будь что будет.

Титан разверз у самого носа Мустафы черную свою пасть, Это конец, я не выдержу! схватил, взяв в нее целиком, всю окровавленную кисть руки, и Мустафа напрягся в ожидании чего-то страшного: Сейчас прокусит! и вдруг стал заботливо лизать ладонь, тщательно обсасывая большой палец, лижет и лижет, Мустафа ощущает острые зубы и крепкую челюсть, но они бережно держат руку, и от прикосновения мягкого, теплого, липкого языка, обволакивающего раны, боль стихает, будто ее слизали.

Пес проделал то же с левой рукой и, словно почувствовав, что перестарался - хозяин разгневается!
– подскочил к святому, лизнул руку черта, глянул, завиляв хвостом, на башку, а потом, мол, надоело дурачиться, сел в сторонке и навострил уши: что будет дальше?

Святой зевнул, прикрывая рукой рот:

– Охх... Да-с, поиграли и хватит. Надеюсь, гость не в обиде.

– Что с ним делать?
– спросил черт, будто Мустафа вещь какая.

– Захочет - останется на мальчишник, нет - скатертью дорога.

Неужто кончилось?

– Может, - черт произнес по слогам нечто непонятное Мустафе, раньше времени радовался!
– по-па-у-чччить? А то я не вполне удовлетворен.

– Выдержит?

– Такую речь толкнул! Не мешало б наказать, спасибо нам потом скажет!

– Ну-с, пошли!
– и все двинулись к лестнице, будто забыв про Мустафу, - собака первая, за нею святой.

– Как же я?
– вырвалось у Мустафы невольно.

– За нами, друг, за нами!
– позвал башка.

Та же скатерть, и кружка, из которой пил - как давно это было!.. Что-то торчит из кармана: ах да, маска МУСТАФЫ - сорвал и не помнит, когда сунул в карман.

– Ан-нет!
– Черт увидал.
– Наш экспонат уркали (обыграл урку)! За такое!.. ай-яй-яй!..

– У нас дубликат, пусть берет на память, - распорядился святой.

Черт отошел, но лишь с тем, чтобы... что он несет? Какую-то сетку, - и не успел Мустафа додумать, как черт проворно накинул ему на голову клубок капроновые!
– нитей, сетка тотчас захватила его всего, запуталась в ногах, Мустафа, не удержавшись, упал на скользкий линолеум, забарахтался, пытаясь выпутаться, и только тут понял: попаучить! паучья сеть!.. 0 и он, как муха, попавшая в нее! Нет, не смеет - уйти в себя, не мельтешиться, не тратить силы - нить не рвется!

– Открой глаза!
– скомандовал черт.
– Ну?! Ищи концы и выпутывайся, я помогать не буду!

Мустафа лихорадочно перебирал нити. И по мере того, как искал выход, в нем вздымалась паника, никогда не найдет! Нити липли к пальцам, снова сразу вспотел, соль въелась в глаза.

– Ищи!
– торопил черт.

– Не могу!
– глотал слюну. Молить о пощаде! И тихо - к святому: Помогите мне...
– Просить нельзя, вспомнил.

– Такое легкое дело. Отчего вы такой неумелый?

Нет, не спешить: дышать-то ты можешь!

– Ищи, ищи, а не то я, - пригрозил, - так запутаю!

Есть критическая точка, и он должен ее пройти!.. Скрючился, будто кто-то тянет нить, собирая и путая концы. Закрыл глаза, ловит ртом воздух, не отдышится.

– ... Эй!
– стал теребить его черт.
– Мустафа не отзывался.
– Умрет еще!

Впал в забытье - голос, даже визг (башки) как издалека:

– Я предупреждал!

Титан нагнулся над Мустафой, лизнул лицо. От запаха пса - у его носа!
– Мустафу передернуло. То ли Титан нащупал спасительную нить, то ли черт потянул ее ловко, - Мустафа высунул голову из сети и, все еще не веря в свое избавление, не торопился из нее вылезти, не спеша встал... Вот она, сеть, - в его руках!

Спасибо, - Титану.
– Я плохо о тебе думал.

Не напрашивайся на дружбу.

– Может, останетесь на мальчишник? Вы так рвались сюда.

Не говоря ни слова, Мустафа побрел к выходу, держась за стену, открыл дверь и вышел, забыв ее закрыть за собой, на террасу.

И только тут пес залаял, признав в нем чужого, который ходит по его владениям.

Прощай, Титан!

По ступенькам вниз (сырость обожгла горящую глотку), дотащиться б до ворот! Хотел прикрыть рукой рот, чтоб не дышать холодным воздухом, и острая боль пронзила локоть, Мустафа аж вскрикнул, и тут снова - на сей раз грозно - раздался за спиной лай.

Из-за туч появилась луна, и при ее свете различил в конце улицы какую-то фигуру: Ника?.. Вышла следом: он - из музея (?), она - из дома напротив. Молча смотрят друг на друга, не понимая, что с ними: неузнаваема, ничего из прежнего - трещинка у рта, придававшая затаенную робость, раскололась и не склеить.

– Мустафа, что они с тобой сделали?

Нет сил говорить.

Устало побрели в сторону, кажется, станции, может, к лесу? Идти, так легче, - забыл о машине, смутно помнил, как сегодня 0днем, нет, это было вчера, открыл ворота и въехал на площадку перед домом.

Пойдут и остановятся, вглядываясь на узкую дорогу, которая тянулась меж двух рядов высоких сосен, и просвет неба суживался вдали.

Ника что-то шептала, отвлечется и снова шепчет - что-то про маму: Нет, нет!..

Предрассветные сумерки? Становится светлее. Земля под ногами твердая, побаливают руки и тяжесть в теле, видят небо, оно розовеет, кажется, запели птицы... нет, какие птицы? давно улетели... И о машине вспомнил - но вернуться назад?!

Еще чуть-чуть побыть одним в тиши, идти, выдыхая из себя отраву, и гарь в горле. А он и не знал, какая у него душа (и что она есть), неспособная устоять. Смутно лишь виделась его атака - как бросился на них, сообразив про маски.

Что-то случилось, и тишина, как уже не раз было в последнее время, обманчива. Надо вернуться.

– Ты подожди здесь!
– Ника не слышит будто.
– Я сейчас за машиной, мы поедем.

– Не оставляй меня одну, я боюсь.

В тех домах, казалось, не было жизни: темные окна, за которыми ничего не видно. Лязгнули ворота, когда их распахнул. Нет страха, лишь стремленье бежать. Они нас видят! Выскочат, схватят их, обессиленных, втащат обратно... Машина, к счастью, быстро завелась, и они выехали на дорогу.