Дисциплина и Портянки
Шрифт:
Турбины разгоняются — потом начинают сбоить.
На дисплее:
«АНОМАЛИЯ. МОДУЛЬ ГРАВИСТАБИЛИЗАЦИИ ОТКЛЮЧЁН.»
Он спокойно уходит.
Молча. Как и всегда.
Атлас
Механический вой. Скрежет гигантских стабилизаторов.
И затем — невероятный грохот, слышный по всей земле.
Остров начинает опускаться.
Медленно. С величественным ужасом. Как если бы небо решило вернуться на землю.
Гравиплатформы не выдерживают.
Некоторые
Отрываются купола, летающие особняки рушатся.
Крик. Паника. Элита в шоке.
Мантль
Ночлежки, заводские районы, убогие дома — впервые видят, как Атлас опускается к ним.
Не символично. Физически.
— Смотрите… они спускаются. С неба… к нам.
Толпа собирается.
— Они хотели, чтобы мы снова пошли на войну за них.
— Они думали, что мы безмолвны.
— Они забыли, что когда небо падает на землю — земля не прощает!
Толпа — уже не молчит.
Угоняются грузовики.
Здания закидываются коктейлями с горючими смесями.
Из городских казарм Атласа выходят войска.
Звучат первые выстрелы.
На улицах на трещине между Атласом и Мантлем возводятся баррикады и появляются самодельные лозунги:
«За Мантль!»
«За Атлас!»
* * *
В залах правительственных кабинетов и корпоративных комплексов — паника.
Те, кто привык смотреть на Мантль как на муравейник — теперь слышат рев муравейника в своих коридорах.
— Поднять баррикады! Защитить жилые сектора!
— Ввести армию! Пусть стреляют по этой черни из Мантля!
А где-то в тени разрушенного зала, некто наблюдает, как рушится символ старой эпохи.
Его голос — внутренний, спокойный, бесцветный:
"В каждом цикле одна истина: порядок нельзя навязать сверху.
Его можно только возродить — из праха, из ужаса, из утрат.
Я дал им выбор.
И теперь они — либо очистятся…
…либо сгорят, как всё, что было построено на лжи…"
И уходит в темноту.
Мистраль. Центр города.
Бывшая штаб-квартира Атласа — теперь занята.
Над ней — стяг Менажери. Золотой лев на зелёном фоне.
Под ним — толпа.
Фавны и Люди вместе — рабочие, учителя, дети. Все на улицах. Все кричат.
«АТЛАС УШЁЛ!»
«МЫ СВОБОДНЫ!»
Братья Альбины, в форме командиров, поднимают руки — крики усиливаются.
Сиерра, запылённая, в броне, с винтовкой за спиной, поднимается на платформу и смеётся — искренне, хрипло.
Её голос разносится по площади:
— Теперь здесь наши законы! Наш голос! Наша земля! Если у них что-то и осталось — пусть оставят это себе.
Мы забрали своё обратно!Толпа ревёт.
Гира Белладонна стоит в центре, с Кали рядом.
Он поднял её руку — как знамя.
И вдруг… не выдерживает. Протягивает другую — берёт её за плечи.
И целует. Прямо перед всеми.
Толпа замирает. А потом — аплодисменты, крики, хлопки в ладоши.
Они не просто радуются — они верят. Он стал символом.
И теперь уже не человек, а история, которая случается прямо на их глазах.
В это же мгновение — в штаб вбегает связист.
Молодой, запыхавшийся.
— Господин Белладонна… вы должны это увидеть.
Гира, всё ещё с рукой на талии Кали, поворачивается.
Ему дают планшет. На экране — кадры. Мантль. Опускающийся Атлас.
Толпы на улицах. Горящие особняки. Баррикады рабочих.
Солдаты идущие по улицам.
Голографические объявления с надписями «Тирания закончится!».
Он молчит. Его взгляд дрожит, но не от страха.
Сиерра подходит ближе.
— Это… правда?
Гира молча кивает.
— Да. Падает не только их остров. Падает их мир.
Он опускает планшет. Вся площадь смотрит на него. И он кивает людям.
— Празднуйте. Сегодня — наш день. Но завтра…
Он поворачивается и уходит в штаб. Кали идёт за ним.
Ночь. Штаб. Только тусклый свет.
Перед ним — стол. Карту уже свернули.
На ней не осталось фронта. Он — весь их.
Гира сидит. Перед ним — микрофон, камера, ручка, бумага.
Рядом Кали, тихо держит его за руку. Он отводит её — не с холодом, а с уважением. Ему нужно быть одному.
Он нажимает «запись».
"Вы хотели, чтобы мы были благодарны за цепи.
Вы хотели, чтобы мы умоляли, когда вы бросали крошки с вашего неба.
Но теперь… у нас нет цепей.
И неба у вас тоже больше нет."
Он смотрит прямо в камеру. Глаза — не ярость. Сталь.
"Пока мы боролись, вы стояли над нами.
А теперь вы — рядом.
И мы видим вас.
Без золота. Без стекла. Без лжи."
Он подаётся вперёд.
"Мы не будем искать мести.
Мы будем искать завершения.
И завершение — это не переговоры.
Это не амнистия.
Это стирание.
Атлас был машиной, построенной на костях.
Пора разобрать её до болтов.
Пора, чтобы никто и никогда не посмел подняться вновь за счёт тех, кто рождается с ушами, хвостом или когтями."
Он выключает камеру. Встаёт. Подходит к окну.
На улице — костры, песни, танцы, слёзы.
Кали подходит сзади, обнимает его.
— Ты знаешь, что теперь пути назад нет?
Он молча кивает.
— Именно поэтому… я выбрал идти вперёд.
Штаб уже давно опустел
Гира стоит у окна, усталый, но полный решимости.
Кали сидит рядом, гладит его пальцами по плечу.