Дитя четырех ветров
Шрифт:
К еде я за ночь так ни разу и не притронулась.
Я соскользнула с чердака еще до рассвета. Направилась в трактир, где ранним утром обычно перемывали грязную с вечера посуду. Откуда мужики брали деньги на выпивку - для меня загадка, но почти каждый вечер пара-тройка работяг да напивалась и устраивала традиционные пьяные песнопения. За счет таких вот пьяниц, да заходящих время от времени путешественников, трактир и держался, хотя держался крайне плохо.
Я зашла с черного хода, чтобы лишний раз не показываться на главной улице, хотя вряд ли кто-то прямо сейчас меня заметит. После случившегося вчера в лес идти совершенно не хочется. Лучше пересижу
Столкнувшись прямо в дверях с Илией, я поняла, что заработок мне не светит - она сегодня успела раньше, а хозяин трактира - Отис - обычно берет только одну работницу. Ту, которая пришла первой. Мы с Илией договорились, что работать будем за одинаковую цену, чтобы этот торгаш не наглел, но, подозреваю, она эту договоренность нагло нарушает. Уж не знаю, зачем ей деньги.
Высокая, здоровая, но не толстая девица с длинной русой косой перегородила мне проход, уперев кулаки в бока. Я знаю, что она метит замуж за Илая, да и тот на нее заглядывается, но из-за нашего с парнем общения Илия возомнила меня своей конкуренткой и при случае пытается мне напакостить. И не объяснишь же овце этой, что не нужен мне ее ненаглядный в качестве мужа.
– Чего тебе?
– низкий, грудной голос Илии не отличался от голосов остальных деревенских баб.
– Посидеть пришла, - огрызнулась я и, не дожидаясь, когда эта туша пропустит меня, пихнула ее острым локтем в бок. Илия посторонилась. Проходя мимо, я услышала за спиной шипение почище змеиного. Правда, с теткой Илия и рядом не стояла, но какие-то в этом селе бабы одинаковые. Что молодые, что старые, все толстые, белые, косы до земли, голоса низкие и гнусавые. Не удивительно, что подругами я так и не обзавелась.
Спрашивать о работе у трактирщика, который уже создавал видимость работы за стойкой, я не стала: заметила уже до блеска выскобленную посуду. Работать Илия умела, нечего сказать...
– Ты на весь день ко мне?
– Отис - мужик лет сорока, одетый в потрепанные, но городские вещи, носатый, низкого роста и широкоплечий, давно привык к тому, что я могу просидеть в его заведении и двое суток, скрываясь от гнева мачехи.
– Да, - подтвердила я и плюхнулась на стул за стойку.
– Может, повеселю твоих гостей парочкой историй про дальние страны...
– Это дело хорошее, - одобрительно кивнул Отис. Еще бы не хорошее: мужики, когда узнают, что я тут сказки рассказываю, приходят, и жен с детьми иногда притаскивают. Все сидят, слушают, на еду и питье не скупятся. После особенно хороших историй Отис мне парочку обедов насчитать может: за привлеченных клиентов. И тетка в людных местах ругать меня вроде бы стесняется, поэтому люлей я получаю уже в доме.
Вспомнив, что давненько ничего не ела, я спросила с Отиса честно отработанную порцию. Он не поскупился, и вскоре я уплетала картошку и салат. Но еда не притупила мое внимание, и появление в таверне двоих мужчин я не пропустила.
Я не видела их, слышала только тяжелые шаги и голоса: один совсем хриплый, будто обладатель его только и делает, что скитается по дорогам и курит, другой намного более звучный, и хрипотца придает ему своеобразную мужественность.
Поначалу
я не вслушивалась в их разговор, но вскользь оброненная хриплым голосом фраза заставила меня навострить уши:– Мерзкая баба эта Марфа, - сказал один из посетителей. Я быстро проглотила остатки салата и замерла, ожидая ответа.
– Да...
– согласился второй, приятный голос.
– И дочери у нее страшные.
– Хах! Правильно я понял, она тебе смотрины, что ли, устроила? Дочек своих сватает?
– мужчина с хриплым голосом и, кажется, старший в компании, раскатисто засмеялся.
– Представь себя на балу с эдакой фифой!
– Тише, - попытался успокоить товарища молодой голос, но и сам не удержался - захохотал.
Да что там, и я не удержалась от смешка: представить любую из дочерей Марфы, разряженную в платье из дорогих тканей, идущей под руку с каким-нибудь аристократом... Со смеху умереть можно.
– Не хочу я у нее задерживаться, - первым прекратил смеяться молодой.
– Она скрывает что-то, и в окно постоянно глядит, заметил?
– Заметил...
– меня ищет, не иначе. Боится, что я на глаза им покажусь.
– Но надо. Мы еще не всех деревенских опросили. Вдруг кто знает про этого аристократишку?
– И дернул его черт на поиски в одиночку отправиться, - процедил молодой.
– Ареаске никогда особым умом не славились, но их младший сын превзошел себя.
Ареаске?! Морис Ареаске? Они ведь говорят о нем...
– Я просил его подождать, но он все пытался выслужиться, поднять авторитет рода, - в хриплом голосе слышалась досада.
– На его отца было больно смотреть. Любимый сын, даже магическую академию не завершивший, отправился к дивам на рога... С ним что-то случилось, не иначе: не мог след ни с того ни с сего пропасть...
После этого долгого монолога оба замолчали.
Это судьба. Такой случай упускать нельзя!
Уходить из таверны посетители, похоже, не собирались. Тот, что моложе, попросил у трактирщика выпивку, тут же расплатился так щедро, что Отис засиял, как начищенный чайник, и их разговор перешел на совершенно не интересные мне темы.
Я медленно повернулась лицом к залу, оперлась локтями о стойку и принялась лениво водить взглядом по грязной таверне, как бы невзначай разглядывая и ее посетителей. Очевидно, человек с хриплым голосом сидел лицом ко мне. Его кожа была испещрена морщинами, и если бы я оценивала только лицо, то дала бы ему лет пятьдесят. Но могучая фигура, широкие плечи и белые волосы намекали, что передо мной боевой маг, ведьмак или паладин, проживший несколько сотен лет. Его янтарные глаза напоминали чем-то глаза зверя, но вряд ли он был оборотнем: круглые зрачки развеивали большую часть сомнений.
Второго я могла видеть лишь со спины: доспехи из темной кожи, явно сделанные на заказ или подогнанные за большие деньги, делали фигуру несколько объемнее, чем она есть на самом деле. Хотя в искусственном увеличении размеров этот мужчина не нуждался: высокий, гибкий, со смолянисто-черной косой - явным признаком принадлежности к очень знатному роду.
Человек со звериными глазами быстро заметил, что от местных я отличаюсь не только цветом кожи, но и формой ушей, поэтому на молчаливый вопрос товарища кивнул в мою сторону. Молодой аристократ обернулся и удивленно замер на несколько мгновений, а я дала себя рассмотреть. Чтобы в моей принадлежности к эльфийской расе не оставалось сомнений, я заправила за ухо выбившуюся из косы темную прядь. Маленькие белые клыки же продемонстрировала, широко зевнув.