Диверсантка
Шрифт:
Орлов в это время методично собирал материал. Сводки о диверсиях поступали регулярно - сожжённые баржи из Астрахани, разрушенные переправы, взорванные склады. Эшелоны с Урала, пущенные под откос. Лейтенант Госбезопасности мотался по обоим берегам Волги, вниз и вверх по течению, искал следы. Искал диверсантку. Но та уходила, скользила где-то рядом, но не в поле зрения, просачивалась в невидимые щели, растворялась в толпе эвакуированных гражданских лиц.
Иногда лейтенанту казалось, вот-вот он вновь встретит её. Может быть, опять возле рынка, в небольшом поволжском посёлке, а может, в комендатуре или просто на улице. Теперь-то Орлов не ошибётся, теперь он знает, как обращаться с этой девчонкой. Да и девочка ли она? Коварный, изворотливый враг, подлая убийца, не имеющая ни чести, ни сострадания. Вообще никаких человеческих чувств...
Предмет
Глава 11
1942 год, недалеко от Сталинграда. Гондукк
На эвакопункте было холодно. Сквозняки продували тесное помещение - покосившиеся, щелястые двери, разбитые, наспех поправленные окна. Люди сидели на лавках, на полу, где придётся. Все с мешками, с чемоданами. Плакали маленькие дети, их успокаивали мамы, и в этой толчее девочка лет десяти не бросалась в глаза. Сидит тихонько в углу, прижимая к груди игрушку, плюшевого медвежонка с одной лапой. Наверное, где-то рядом и родители. Быть может, её мама - вот та измождённая женщина лет сорока, что сидит справа, а может, молодуха, что слева?
Между акциями Гондукк предпочитала находиться среди людей, на виду. Тут не пристают с вопросами, не подходят патрульные, вообще никто не обращает на тебя внимание. Если не высовываться. Каждый считает, что если ребёнок не твой собственный, то, значит, соседский. Ну действительно, кто оставит нынче маленькую девочку без присмотра? А приспеет время грузиться в транспорт, она найдёт возможность тихонько скрыться, ускользнуть. И перебраться в другое место, затеряться в толпе.
Да и прохладно, октябрь месяц на дворе. В помещении хоть и сквозняки, а всё ж не на улице. Одно плохо, стоит прикрыть глаза, и начинают одолевать воспоминания. В последнее время это случалось с Гондукк всё чаще. Память послушно отматывала ленту прошедших месяцев назад, услужливо подсовывала картинки прошлого. Вот и сейчас...
Лето сорок первого, начало июня. Тогда её отправили с «Объекта Зета» в окрестности Эрфурта, в школу Абвера, что расположилась в Тюрингском лесу. Неожиданно Катрин оказалась недалеко от Гарцкого горного массива и школы Кнохенхюте, где всё начиналось. Ностальгические чувства не беспокоили её, тем более что на прощание Шлезвиг рассказал о незавидной судьбе школы и воспитанниц. Не вышло у господина директора ничего, и у профессора ничего не вышло. А вот у неё всё получится...
В программу обучения входили знакомые уже по большей части дисциплины. Маскировка, выживание в экстремальных условиях, минное дело, шифрование и обращение с рацией. Начатки всего этого она уже проходила в помянутой школе. А выживание и вовсе преподавали такие учителя, равных которым вряд ли найдёшь. Разве можно сравнить нынешние тренировки с истязаниями инструктора Ло? Или рейды по Шварцвальду в сопровождении доблестного Стефана Кляйна? Сейчас это так - прогулки по летнему лесочку!..
Тем не менее, Катрин, со свойственными ей дотошностью и рвением, осваивала упражнения одно за другим. Чуть позже добавились стрелковая и физическая подготовка, лекции по агентурной работе, владение русским языком. Со всеми заданиями она справлялась на «отлично». Инструкторы лишь диву давались и докладывали наверх, что подготовка может быть сокращена. Вместо положенных трёх месяцев Катрин обучали диверсионным премудростям сорок дней.
Погожим ясным днём четырнадцатого июля курсантку вызвал начальник лагеря майор Гросс. Офицер был толст и лыс, но служил в армейской разведке давно и толк в людях понимал. Это он настоял на сокращении программы и скорейшей заброске агента Гондукк на восточный фронт. Причиной тому послужил высокий исходный уровень подготовки курсантки. О кристалле Тор знать ему не полагалось, испепеляющая энергия Врил оставалась секретом Гиммлера.
Рейхсфюрер дал Канарису лишь самые общие, достаточно туманные сведения о магическом оружии, оговорив передачу агента условием: сохранить артефакт на полигоне под Мюнхеном. Адмирал не торговался - один только способ маскировки будущей диверсантки вызывал у него восхищение. А нанести
урон противнику можно и традиционными средствами. Сможет применить девушка своё нетривиальное оружие - хорошо, нет - тоже неплохо...– Не позднее шестнадцатого июля вы должны быть на территории Белоруссии, - без предисловий перешёл к делу Гросс.
– Заброску осуществим в районе Бобруйска, точнее разберётесь на месте. Обстановка там меняется каждый день: сегодня на рубеже стоят наши войска, на утро следующего дня уже русские, а к вечеру опять наши. Линии фронта как таковой нет, всё перепутано. Понятно, что заброска в таких условиях представляется опасной. Поэтому проведёте её в составе разведывательно-диверсионной группы. Задание и подробные инструкции получите у капитана Штольца. На сборы - сутки. Вопросы?
– Никак нет, герр майор, - отчеканила Катрин.
В это время в кабинет вошёл подтянутый крепкий мужчина в камуфляже без знаков различия. Щёлкнул каблуками:
– Гауптштурмфюрер Кляйн, командир разведывательной группы.
Катрин лишь кивнула в ответ. Секретному агенту можно не представляться по всей форме.
– Если нет вопросов, свободны, - продолжил Гросс.
– Пока знакомьтесь с командиром разведгруппы, а с завтрашнего утра вы, агент, переходите в его распоряжение. И... желаю вернуться с победой.
Разведчик и диверсантка покинули кабинет. Сердце Катрин билось учащённо, она едва сдерживалась, чтобы не броситься эсэсовцу на шею. Но не бросилась, конечно, однако и до выхода из здания не дотерпела. Ухватила за рукав камуфляжного комбинезона там, где коридор делал поворот. То есть, не на виду.
– Стефан! Господи, поверить не могу! Уже капитан... рада за тебя.
– Волчонок...
– сдавленно проговорил бравый разведчик.
– Ты... ты совсем не изменилась...
Было непонятно, чего в его словах больше - то ли радости, то ли удивления. Не очень приятного удивления.
– Ну да, это я. Что тебя смущает?
– Во-первых, я совершенно не ожидал тебя здесь встретить.
– Стефан попытался улыбнуться, но получилось не весело.
– Во-вторых, ты совсем не выросла. Точно такая, как была. Три года прошло, да каких! Порой кажется, что событий за это время произошло больше, чем за всю мою жизнь. А ты прежняя...
– Так только кажется, Стефан, - тихо ответила она.
Будь ты проклят, профессор Бертольд! Со всеми твоими экспериментами. Одна девчонка умерла, другая ума лишилась, а её собственный внешний вид пугает старого боевого товарища. Помолчали. Катрин не смотрела на разведчика. Тот тоже прятал глаза, мял в руках форменную кепи. Как видно, придётся пройти и через это: встречи со старыми знакомыми не сулят ей ничего хорошего. Что ж, она пройдёт. У неё есть цель, и до цели осталось совсем чуть-чуть.
Больше говорить оказалось не о чем. Условились увидеться завтра с утра и разошлись. А к вечеру пятнадцатого добрались самолетом в Бобруйск. Город был разрушен до основания. Подобные картины мелькали внизу в течение всего перелёта над советской территорией. Вместо городов и сёл - развалины и пепелища. Неубранные поля, истерзанные леса, и дымы вокруг, куда ни посмотри - впереди, сзади, слева по борту и справа. Только колонны немецких танков и грузовиков пылят по дорогам в сторону Москвы.
Неожиданно вспомнился Первомай в русской столице. Интересно, там и сейчас повсюду флаги и цветы? Вряд ли, русским сейчас не до праздников. Вспомнился Манфред, хоть она и запрещала себе думать о нём. Со смертью Зигфрида умерло что-то в ней самой, умерло окончательно. Никому она не нужна, всем чужая. Для русских - враг, для немцев - слепое орудие. С Терезой Вюрст не виделась с тридцать третьего года, а ведь считала её приёмной матерью. Папочку совсем не вспоминает вот уже сколько времени...
Ну и пусть. Теперь ей остаётся одно - сеять огонь и смерть везде, где появится. Только Тор, магический кристалл, будет верен ей всегда. Только он!
Переночевали в полуразрушенном здании, укрываясь десантными куртками. Гондукк входила в образ: три дня не мылась и не чистила зубы, сама чувствовала, как от тела неприятно пованивает. Плюс простенькое платьице, платок на голове, какие-то чудовищные нитяные чулки, разбитые ботинки. Всё советского производства, ношенное, порядком потёртое и потрёпанное. Сон урывками на жёстком топчане, под непрерывный грохот канонады на востоке, придал лицу необходимую бледность и синяки под глазами. То, что надо, последние мазки на полотно.