Дизель и танк
Шрифт:
— Тысяча восемьсот метров, — докладывала Варвара. — Давление масла падает… три и восемь атмосфер.
Двигатель работал на пределе возможностей. Разреженный воздух и крутой подъем требовали полной мощности.
— Держи левее! — вдруг крикнул проводник. — На том камне зарубка есть, здесь обоз купеческий под откос ушел в девятнадцатом веке.
Травников что-то быстро записывал в блокнот, не забывая фиксировать все показания приборов. Его педантичность теперь казалась очень уместной. Каждая деталь могла оказаться важной для будущих горных маршрутов.
Джонсон
— Еще два поворота, — подбодрил всех Михей Степанович. — А там уже сам гребень. Место особое, оттуда сразу два склона видно, европейский и азиатский.
Пока механики колдовали над перегревшимся «Фордом», я разглядывал открывающийся вид. Несмотря на высоту, воздух был удивительно прозрачным. Внизу, в глубоких ущельях, клубились облака, а над головой возвышались заснеженные пики.
— Смотрите, как интересно работает система охлаждения американцев, — Варвара с любопытством заглядывала под капот «Форда». — У них совсем другой принцип циркуляции.
Джонсон, весь перепачканный маслом, что-то объяснял через переводчика. Марелли тоже подключился к обсуждению, активно жестикулируя:
— No-no, sistema di raffreddamento… Система охлаждения должна быть другой для гор!
Михей Степанович неторопливо обошел машины:
— В горах железо по-особому работает. Здесь что человек, что машина, все иначе дышит.
Велегжанинов, закончив регулировку клапанов на нашем двигателе, подошел к «Форду»:
— Можно попробовать изменить настройку термостата. На такой высоте штатная регулировка не подходит.
После часа работы двигатель «Форда» остыл, и колонна снова начала подъем. Последние повороты дались особенно тяжело, машины шли на пониженной передаче, моторы ревели от напряжения.
— Тысяча девятьсот метров, — Варвара не отрывалась от приборов. — Давление в норме, но расход топлива увеличился вдвое.
Каждый новый поворот открывал все более впечатляющие виды. На последнем участке подъема тучи вдруг расступились, и перед нами открылся главный хребет во всем величии. Михей Степанович придержал коня:
— Вот он, перевал. Отсюда уже видно обе стороны Урала.
Действительно, когда мы поднялись на гребень, западный и восточный склоны открылись одновременно. На европейской стороне громоздились темные ельники, уходящие к горизонту. На азиатской простирались бескрайние светлые долины, где угадывались дымки Свердловска.
— Две тысячи сто метров, — объявила Варвара. — Это наша высшая точка.
Все машины благополучно поднялись на перевал. Даже «Форд», несмотря на недавние проблемы с охлаждением, справился с подъемом. Велегжанинов методично записывал показания всех двигателей, такие данные бесценны для будущих конструкторских работ.
Спуск оказался не менее сложным, чем подъем. Приходилось постоянно тормозить двигателем, чтобы не перегреть тормозные механизмы. Но к вечеру мы уже были в предгорьях, а на следующий
день показались окраины Свердловска.Михей Степанович провожал нас до самого города:
— Ну вот, теперь вы знаете, как Урал переваливать. Не каждому такое дается.
В Свердловске нас ждала телеграмма от Орджоникидзе. Нарком требовал подробный отчет об испытаниях в горных условиях.
Глава 19
Свердловск
Свердловск встретил нас заводскими гудками и чадящими трубами. После величественной тишины гор индустриальный шум казался оглушительным. Длинные корпуса цехов тянулись вдоль дороги, над ними висела серая пелена дыма.
У въезда в город нас ждала целая делегация. Среди встречающих выделялся высокий человек в военной форме с тремя шпалами в петлицах и орденом на груди.
— Командир полка Медведев, военная приемка, — представился он, протягивая руку. — А это товарищ Студеникин, директор механического завода.
Рядом с комполка стоял грузный мужчина лет пятидесяти в потертом кожаном пальто. Его окладистая борода с проседью придавала сходство с доктором, но цепкий взгляд выдавал опытного производственника.
— Наслышаны о вашем дизеле, — прогудел Студеникин. — Особенно заинтересовала работа на высоте. У нас есть схожие задачи специального характера.
Варвара, выбравшись из кабины, принялась записывать последние показания приборов. Бережной, как обычно, осматривал машину.
— А это что за конструкция? — неожиданно спросил Студеникин, указывая на необычный прибор на приборной панели.
— Высотомер собственной разработки, — ответил я. — Позволяет точно регулировать подачу топлива в зависимости от давления воздуха.
— Интересно, интересно… — пробормотал директор, разглядывая прибор. — А у нас, знаете ли, тоже есть кое-какие наработки.
Медведев бросил на него предостерегающий взгляд:
— Вы для начала разместитесь в гостинице. А через час жду в штабе. Есть серьезный разговор.
К нам подошел молодой человек в очках, представившийся Кошкиным, сотрудником горсовета:
— Позвольте, я провожу вас. Номера уже готовы в «Центральной».
По дороге в гостиницу я заметил, как изменился город с довоенных времен. Старые купеческие особняки соседствовали с новыми конструктивистскими зданиями. У проходных заводов толпились рабочие первой смены.
— А это наша гордость, — Кошкин указал на огромное здание из стекла и бетона. — Дом промышленности. Там сейчас заседает правление треста «Уралмаш».
Гостиница «Центральная» сохранила былую купеческую роскошь. В вестибюле поскрипывал граммофон, играя что-то из Вертинского. Швейцар в потертой ливрее с медными пуговицами принял наши пальто.
— Знаете, — неожиданно сказал Кошкин, когда мы поднимались по лестнице, — у нас тут месяц назад американцы были. Из Форда делегация. Все высматривали, записывали. А потом главный инженер говорит: «У вас тут не завод, а поэма в металле».