Длинные руки нейтралитета

Отец Александр хорошо учился богословию и потому сразу же ухватил важнейшую деталь.

– Разум - это понятно. А как же душа?

Несостоявшаяся прихожанка ответила не сразу и очень медленно, тщательно взвешивая слова:

– Не знаю точно, могу лишь сказать о собственных впечатлениях. Драконы дают клятвы и держат их, но они способны лгать, как и люди. Они восхищаются героями. У них существуют огромные по объему сказания... вообще драконья память лучше человеческой, это всем известно. И они в некотором смысле способнее к магии, чем люди: каждый дракон может управлять энергетическими потоками, а у людей один из ста. Вот еще. Это мне кажется наиболее важным. Драконы способны к состраданию даже в отношении к тем, кто с ними не в родстве. К людям, например. Понимаете? В этом смысле они такие же, как мы.

– Да. Как люди, - произнес настоятель Михайловской церкви слишком спокойным голосом.

После некоторого молчания он добавил:

– Как понимаю, могущественные Великие, о которых шла речь, более не существуют?

Мариэла чуть помедлила с ответом.

– Вы правы. Об этом не говорят вслух, но считается, что и Великие, и умения их исчезли навсегда.

Этика мага разума разрешала сканировать людей исключительно в лечебных целях. Разумеется, Мариэла не собиралась это делать с собеседником. Но обычная человеческая проницательность не подвела. Священник усиленно думал и, наконец, принял решение, хотя прозвучало оно иносказательно:

– Я буду молиться за твою душу, дочь моя.

Мариэла поняла, что встреча окончена.

– Спасибо, отец Александр. Я знаю, вы делаете много дел, угодных богу. Вот, возьмите.

Коротко звякнул серебряный рубль, легший на дерево.

Многие заметили, как госпожа доктор выходила из церкви, и запомнили это.

Капитан второго ранга Семаков получил приказ Нахимова прибыть к нему в кабинет к семи вечера. Разумеется, не выполнить таковой было бы невозможным. Но до этого был разговор с мичманом Шёбергом о возможности применения магического взрывчатого вещества, так что на встречу с адмиралом пришел также магистр Тифор.

В кабинете уже находился полковник Тотлебен. Он и задал сакраментальный вопрос, ради которого пришел. Тифор изобразил на физиономии глубокую погруженность мудреца в решение труднейшего вопроса философии. Получилось не особо убедительно, ибо ответ нашелся быстро:

– Господа, никаких принципиальных препятствий к тому не вижу. Однако надо учитывать ряд условий, - последовал типичный лекторский округлый жест, - и главное из них: то место, откуда будет... э-э-э... подаваться взрывчатка, должно находиться в прямой видимости от того места, где она будет... э-э-э... действовать. Насколько понимаю, основная цель взрыва - разрушение вражеского подкопа, не так ли?

Российский военный инженер солидно наклонил голову.

– На какой глубине он проходит?

– Обычно от двух до трех сажен. Не более четырех.

– Тогда наши тяжелые гранаты (те, которые шестьдесят фунтов) должны обрушить этот подкоп. Надо лишь правильно нацелить...

– О, я выделю вам людей, которые будут наводить.

Но у Семакова были также планы другого свойства.

– Павел Степанович, вот какая сложилась ситуация с 'Морским драконом'. Он сейчас плотно занят с доставкой боеприпасов сухопутных гранатометов. Я осмелюсь предложить вашему вниманию оборудование двенадцативесельного баркаса двигателями от наших иностранных партнеров. Думаю, узлов шестнадцать удастся выжать. Вооружение, к сожалению, поставить вряд ли удастся. Как мне кажется, он будет вполне в состоянии доставлять боеприпасы. А 'Морской дракон' тем временем попробует пощипать неприятельские транспорты. Как думаете, Тифор Ахмедович - возможное дело?

– Поставить двигатели, разумеется, я могу, но насчет предельной скорости обращайтесь к Риммеру Карловичу.

Но Нахимов проигнорировал явную попытку свалить часть ответственности на иноземного моряка и обратился напрямую к Семакову:

– Кого хотите командиром поставить, Владимир Николаевич?

– Боцманмата Кроева, Павел Степанович, больше некого. Могу я ему пообещать боцманский чин?

Думал адмирал недолго:

– Будь так. Я подпишу.

С самого утра на Камчатском люнете контузило контр-адмирала Истомина. Его тут же отвезли к госпоже доктору. Та уверила, что поставит пострадавшего на ноги в три дня. История не сдавалась.

Планы Тотлебена относительно обрушения вражеских камуфлетов остались невыполненными. Виной тому были действия французов и англичан. Началась пехотная атака одновременно на Волынский редут и Камчатский люнет.

Те офицеры, которые придумали новый образец тактики, так и остались в незаслуженной безвестности. Окажись она действенной, такого бы не случилось.

Союзники оценили мощь русской артиллерии, оказавшейся в состоянии быстро и качественно сокрушить полевые укрепления. Атака началась почти на закате солнца, когда запас гранат на Камчатском люнете оказался минимальным. Уже после боя мичман Шеберг доложил на разборе операции, что до начала атаки боезапас составил по одиннадцати выстрелов на ствол. Солдаты выбегали из траншей, разворачиваясь в плотную цепь и становясь неудобной целью для гранат. Впрочем, цепь была не одна: за ней бежали еще три.

Атака началась и на Волынский редут, Однако малый гранатомет на этом редуте, в отличие от больших на Камчатском люнете, имел хороший боезапас. А поручик Боголепов замедленностью мышления не страдал.

– По левому флангу пехоты, дистанция триста двадцать, пали! Картечница -товсь! Огонь по команде!

Расчет оказался верным: англичане не успевали развернуться и попадали под губительные разрывы. Комендор Патрушев снова проявил выдающиеся способности, пристрелявшись с четырех залпов. А после десятого разрыва английские пехотинцы откатились на исходные позиции. Разумеется, поручик приписал это успешному действию вверенного ему гранатомета. К тому же выводу пришли моряки у обычных орудий, все еще ожидавшие команды, и все офицеры редута. Вот почему и гранатометчики, прекратившие пальбу, и артиллеристы застыли в ожидании нового штурма. Никому и голову не пришло, что противник лишь имитировал атаку.

На Камчатском люнете все пошло иначе, хотя атака неприятельской пехоты поначалу ничем не отличалась от таковой на Волынский редут.

Мичман Шёберг сообразил, что боеприпасов к гранатомету может не хватить для отражения натиска, и гаркнул во всю силушку:

– А ну, Фрол, запускай картечницу!

Стрелок потратил, наверное, секунду на то, чтобы поухватистее вцепиться в скорострелку. Первая очередь пошла по центру разворачивающегося строя. Сшибло, наверное, человек семь-десять.

– Фролка, твою ж якорем поперек... да с цепью...
– хорунжий Неболтай заимствовал часть выражений из лексикона боцманмата Кроева, - что ты садишь в одно место?! Води стволом, распертудыть тебя!

Неболтай только-только закончил давать ценные указания, когда пули на одной стороне блина закончились. Отдать должное молодому картечнику: он довольно ловко отщелкнул тяжелый диск, перевернул его, присоединил к винтовке и снова повел стволом под глухое 'дух-дух-дух-дух'.