Длинные руки нейтралитета

Грозная красно-синяя волна пехоты накатывалась на люнет. Артиллеристы получили команду разрядить заряженные ядрами пушки в набегающий строй и зарядить снова картечью. Хорунжий залег рядом с картечницей и посылал из собственной винтовки пулю за пулей в атакующих.

Шёберг решил, что экономия уже ни к чему, и скомандовал:

– Гранатомет, к бою!

– Эка их много, - пробормотал Тароватов. Он аккуратно, даже нежно двигал ползунок, пытаясь прикинуть расстояние пальбы - а оно неуклонно уменьшалось.

Как-то неожиданно пули в диске закончились. Заряжающий шустро подвинул запасной. Фрол даже не успел защелкнуть стальной блин, когда Неболтай зарычал:

– Степка, набивай, набивай, набивай пули, тетеря сонная!

Оскорбительный эпитет был совершенно незаслуженным: заряжающий, передав полный запасной магазин, тут же принялся запихивать пули в пустой. Дело шло не так резво, как надо бы: и опыта в этом деле у казачка было маловато, и волнение первого боя сказывалось.

Пока уходил второй диск, Неболтай подбадривал стрелка - во всяком случае, свои слова он полагал именно подбадривающими:

– Да что ты тратишь заряды на каждого вражину, как на любимую тещу! Ты сберегай, сберегай, на одного басурмана не более пульки. Куда ж глядишь, справа совсем близко добежали, приголубь их! А теперь слева!

Строй французской пехоты начал рассыпаться. Летели на землю ружья с примкнутыми штыками. Падали вместе с ними люди - и корчились, дергались, кричали, стонали... Но их уцелевшие товарищи все еще надеялись на успех.

Второй пустой магазин ткнулся в руку заряжающего. Третий с щелчком встал на место. А заряжающий снова отвлекся: набивка первого далеко не закончилась.

Где-то в глубине ахнул, взметая землю, взрыв: это гранатомет по приказу догадливого командира батареи начал отсекать волну нападающих еще до того, как они полезли из траншеи.

– Еще подале на осьмушку! Пали!
– надрывался мичман.

На этот раз Плесов попал со второй гранаты. Первая пошла уж слишком большим недолетом, хотя, похоже, кого-то осколками зацепило, да и с ног не менее полдесятка человек посшибало.

Две гранаты подействовали хорошо: атакующие невольно оглянулись и увидели, что задние отнюдь не спешат поддержать атаку.

– Еще по одной, чуточку подале! Тароватов, чего зеваешь?

Еще два взрыва грянули, уничтожая участок траншеи вместе со всем живым, что там толпилось.

Третий блин опустел за считанные секунды до того, как заряжающий выдохнул: 'Хух!', закончив набивать первый. Последовал быстрый обмен магазинами. Защелка лязгнула, картечница снова задудукала, плюясь смертью.

Услышав звук присоединяемого магазина, Неболтай нехорошо сощурился: ему уже стало ясно, что зарядка пулями угрожающе медлительна по сравнению с темпом стрельбы. Хорунжий мог помочь, но пока что отвлекаться не хотел: оставалась пара пулек в пятом винтовочном магазине и полные двадцать в шестом.

Никто из защитников люнета, включая опытных артиллеристов, не сообразил, что более длинный ствол скорострелки (в сравнении с ее предшественницей) дает значимое преимущество в дульной энергии. Правду сказать, в Михайловском училище этого понятия не давали. Пули от картечниц, визжа на сверхзвуковой скорости, пробивали зараз два, а то и три тела; для этого строй все же оставался достаточно плотным.

Четвертый блин ушел, а замены ему уже не было.

Неболтай на мгновение отвлекся от опустошения своего последнего магазина, выкрикнув:

– Мичман, поддержи!

Шёберг колебался. Ему показалось, что атака уже захлебывается. Пока он думал, со стороны соседей послышалось:

– А ну, братцы, наводи на картечь!

Пушки ахнули роем смертельного свинца. Пыхнули облака белого порохового дыма.

– Штыки примкнуть! Ждать команды!

Командир гранатометчиков, наконец, решился:

– Тароватов, по передним дай пару, но не более! Плесов, держи прицел на траншее, без команды не пали!

Первая граната лопнула на большой высоте. 'Сажен десять', подумал комендор. Шёберг тоже это заметил и сделал вывод: сработал негатор. Вторая граната рванула, как и намечалось, чуть впереди передовых.

Может быть, эти два взрыва нанесли последний удар боевому духу нападающих. Или его сломил картечный залп. Или убийственная сила крошечных пулек оказалась одним из решающих факторов, определивших неудачу штурма. Как бы то ни было, началось беспорядочное отступление.

Фрол с огромным усилием выпустил из рук картечницу. Приклад тюкнулся о землю и сделал небольшую ямку.

– Дядь Тихон, как же так...
– вопросил молодой казак непослушными губами, - как же эта штука, она прям косой косит, ведь души живые были... Как же это?

Пока окружающие собирались с ответом, Фрол согнулся в рвотном приступе.

Неболтай с явным сочувствием глянул на двоюродного племянника.

– На-кось, испей воды, да рот прополощи, да лицо умой, - и достал медную флягу.
– Вспомни, племяш, ведь это они по наши живые души бежали. Со штыками, если заметил. Возьми-ка лопату, да присыпь за собой. Сдается мне, тут еще штурм встречать.

Фрол послушно поднял лопату. Через минуту пятно рвоты исчезло.

– А картечницу кто чистить будет, а?

Неболтай нашел наилучшее средство. К моменту, когда ствол был со всем тщанием вычищен, молодой картечник полностью пришел в себя.

У мичмана Шёберга нашлись свои дела. Он аккуратно фиксировал свои наблюдения в записной книжке. Неболтай, заметив это, добавил советы от себя:

– Иван Андреевич, еще надо бы сказать Владимир Николаевичу, что три запасных блина к картечнице - это во как мало. Самое меньшее, четыре надобно. Правду молвить, чем больше, тем лучше, запас, он лежит смирнехонько, есть-пить не просит. Да при том же заряжающих нарядить двоих, а еще способнее - троих, но уж никак не одного. Сам видел: у Фролки три блина улетели, а заряжающий только что один набил.

Шёберг утвердительно кивал, строчил карандашом, а про себя думал, что и запасной ствол тоже не повредит. Он хорошо помнил, что ресурс его составляет лишь восемнадцать тысяч выстрелов. Не будучи сухопутным офицером, он, тем не менее, резонно предположил, что на второй штурм могут бросить большее количество пехоты.

Шёберг также отметил явную нехватку боеприпасов для батареи гранатометов. На подавление неприятельской артиллерии впритык, а на отражение пехотного штурма так и вовсе мало. Но потом мичман решил, что этому горю легко помочь: достаточно лишь сменить тяжелые 'морские' гранатометы на более легкие. Ему уже доложили, что волынцы отбились лишь одним таким, а картечницу даже не задействовали.