Дневники преступной памяти

– Мне переслали фото этих записок. Они всегда содержали одни и те же имена. И среди них нет имен тех, кто был убит или пострадал от рук грабителей. Как-то так. Скорее всего, это кто-то из ее родственников или знакомых. Бывший муж Царевой сказал, что слышал эти имена от бывшей жены. Кто-то из умерших родственников, есть даже студенческие друзья.

– Но все равно мне кажется, что она причастна, – настырно ответила Ася.

– Это утверждение требует доказательств.

Они как раз спустились на первый этаж и остановились в паре метров от дежурной части.

– Как требует доказательств тот факт, что мы с тобой идеальная пара, – с легким фырканьем добавила она.

Про идеальную пару им, помнится, в больнице говорил Сергей Сергеевич Воронков. Называл их очень красивыми, умными и невероятно подходящими друг другу. И они потом на обратном пути шутили над этим, все пытаясь выяснить, кто из них красивее, а кто умнее. Веселились беспечно, невзирая на сложность расследуемого дела. И их отношения казались им идеальными. И думалось, что так будет всегда.

– А дело все в том, что нет и не было никакого «мы с тобой», – продолжила говорить Ася, не дождавшись никаких комментариев от Коровина. – Был ты. И была я. И еще была широкая койка в твоем доме. И ничего, кроме этой койки, нас не связывало.

Он мог бы поспорить, но не стал.

– Значит, все?

Вот этот вопрос он обязан был задать. Он ненавидел неопределенность. Ощущал себя мыльным пузырем, болтающимся в сером воздушном пространстве, готовым вот-вот превратиться в ничто. Отвратительное ощущение.

– Все, Коровин. Все, – покивала Ася и все же решилась на пространное объяснение: – Мое отношение к созданию семьи не изменилось. Я хочу замуж. Хочу детей. Тебе этого ничего не нужно. В чем тогда смысл наших встреч? Мне снова восемнадцать не будет. Мои часы тикают.

Он не хотел и все же отозвался со странным бульканьем в горле:

– Но нам же хорошо было вместе.

– Ключевое слово – было, Коровин. – Ася сделала широкий шаг к выходу, но перед тем, как пройти через турникет, обронила с досадой: – И найди ты уже Цареву! У нее ответы на многие вопросы!

Глава 22

Сергей Сергеевич Воронков жаждал выписки. Ох, как он уже хотел поскорее очутиться у себя дома! Принять ванну, и да – выпить чашечку кофе, который сварил бы себе сам, переодеться из больничной пижамы в свою одежду. И приступить, наконец, к написанию стихов, не дающих ему покоя даже на больничной койке.

Что удивительно, здесь – в больничных застенках – стихи вдруг стали складываться будто сами собой. Если раньше приходилось вымучивать рифмы, то теперь они неистово рвались на волю. И казались ему такими удачными, такими благозвучными.

У него не было возможности записывать собственные стихи на бумаге. Он наговаривал их на телефон. И сохранял в специальной папке аудиофайлов. За те полторы недели, что он провалялся на больничной койке, он успел сочинить пятнадцать стихотворений! И они были одно другого лучше! Потому что он наговаривал их с выражением. И ему это понравилось даже больше, чем черные буквы на белой бумаге. В том исполнении не было его души. А вот его голос – чувственный, порой страдальческий – все менял.

Телефон ему в больницу принесла Римма Федоровна. Она присутствовала при осмотре квартиры полицией. По его просьбе, вместе с участковым сняла пломбу с квартиры. И носила теперь Воронкову то, что он просил.

Телефон он запросил сразу. Римма Федоровна, попытавшись возразить с целью сохранения его покоя, получила от него жесточайшую отповедь. И возражать больше не пыталась. Зато пробовала сделать кое-что похуже!

Сергей Сергеевич не сразу понял, с чем связаны ее ежедневные визиты с невозможными переодеваниями в новые платья и всякий раз вычурными прическами. Делал дежурные комплименты и тут же переключался на какие-нибудь деловые новости. Римму Федоровну, понятно, это не очень устраивало. И она вдруг принималась поправлять ему то подушку, то одеяло. Поить без особой надобности. И всякий раз при этом пыталась излишне наклониться, демонстрируя морщинистую кожу на груди и родинки на толстой шее.

И ее духи…

Они были такими сладкими, такими навязчивыми, что Воронкову казалось, что он весь пропитался этим отвратительным запахом. И постельное белье, и стены больничной палаты – от всего воняло ее духами.

– Если она еще раз так сделает, – поморщился он как-то, жалуясь медсестре, – я выгоню ее!

– Женщина к вам неровно дышит, Сергей Сергеевич, – лукаво улыбнулась девушка, колдуя с капельницей. – Мне кажется, она в вас влюблена.

– Еще чего! – фыркнул он, настойчиво стирая из памяти тот момент, в который его застал убийца.

А застал тот его как раз за сборами на свиданье с Риммой Федоровной! Воронков перебирал одежду в своем шкафу, пытаясь вырядиться помоднее и поэлегантнее. Но тогда он был крайне зол на Варвару, которая влезла в ящик его стола и прочитала его стихи.

Зачем она туда полезла? Она обыскивала его дом? С какой целью? Мошенница! Соучастница бандитской группировки! Все ее заверения о том, что она попала в скверную ситуацию из-за своей доверчивости, – вранье.

Разочарование в женщине, которую он боготворил, стало для него таким ударом, таким потрясением, что он на какое-то время даже ее возненавидел. И готов был броситься за утешением к Римме Федоровне – со всех сторон положительной, надежной, как скала.

Но уже на третий день госпитализации Сергей Сергеевич Воронков принялся тосковать по Варваре Царевой. На четвертый начал искать оправдания ее действиям. А на пятый готов был в бинтах и повязках броситься на ее поиски.

Римму Федоровну на тот момент он уже не мог видеть. И бульонами ее давился. И от ее пирогов у него приключалась изжога.

Одним словом, он жаждал очутиться дома. Подальше от уколов и капельниц, а заодно и от Риммы Федоровны. Уж дома-то он не позволит ей все время находиться рядом. Он ей просто-напросто не станет открывать дверь.

А что касается Варвары Царевой…

Он попытается найти ее. Самостоятельно, без всякой посторонней помощи. Полиции ничего не скажет. Римме Федоровне – тем более. А где искать, Сергей Сергеевич приблизительно догадывался. Когда Варвара уходила из его дома, она вызвала такси. Не в его квартире, нет. За его дверью. А он просто услышал.

Ну хорошо, хорошо! Он намеренно подслушивал. Ему было страшно интересно, куда она поедет. И, отчетливо услышав адрес пункта назначения, он удивился. Это не был ее домашний адрес. Варвара рассказывала, где живет. Он снова на нее разозлился, решив, что она едет к какому-нибудь своему любовнику. И постарался забыть обо всем.