Дни мародёров

— Лучше бы я вообще сдох... — пробормотал он и вывернулся из рук Сохатого.

Миновав шумную гостиную, Сириус взлетел по лестнице, не оборачиваясь на звук собственного имени, ворвался в душевую в спальне мальчиков и так треснул дверью, что, кажется, что-то сломал.

Зато сразу воцарилась тишина.

Вот так.

Тишина, белый кафель, покой, запах трав. И никто не узнает, что он смертельно отравлен, и ему теперь конец...

Надо успокоиться...

Надо взять себя в руки.

Сириус стянул с себя рубашку и поморщился, когда ткань задела бок.

Посмотрел в зеркало — так и есть — и на плечах, и на боку распухали розовые царапины, из некоторых капельками сочилась кровь.

Что это вообще было такое?!

Он встал под душ прямо в джинсах и обуви, уперся ладонью в стену, зажмурился и коротко ударил по крану.

Ледяная вода обрушилась на спину и голову.

Он чуть не заорал в голос, но выстоял.

Джинсы мгновенно намокли.

Несмотря на холод, голова продолжала горячо пульсировать.

... кожа молочно-бледная, нежная... волосы как крем, как будто светятся... глаза как раскаленный шоколад... крошечная родинка над верхней губой... и губы красные, словно ягоды...

Сириус саданул кулаком по стене.

Гребаная Малфой.

Такая красивая...

Такая восхитительно соблазнительная... дрянь.

И это тело... как будто созданное для его рук.

— Черт... черт, черт, черт!

Сириус заколотил кулаком по мокрой стене, рискуя сломать себе пальцы.

— Уйди из моей головы, — рычал он, не осознавая, что рычит вслух. — Уйди же, уйди, уйди!

Ему до судорог и боли хотелось яростно отдрочить всё это и забыть, как страшный сон. Но он не мог себе это позволить, не мог позволить ей. Ей он не сделает такого одолжения. Он не станет на неё дрочить, пропади она пропадом!

Он простоял под ледяной водой не меньше сорока минут.

Просто стоял, не двигаясь, и упирался в стену руками, крепко сжав зубы, пока мучительное возбуждение не стало постепенно сходить на нет, а вода не превратилась из ледяной в теплую.

Мысли его, до этого напоминающие сумасшедший вихрь, постепенно замедляли ход.

«Это пройдет», — наконец твердо решил он, когда способность трезво мыслить вернулась в охлажденную голову. — «Сучка просто хотела меня завести и отомстить. Будем считать, что у нее получилось. Но на этом все. Все. Больше ни шагу в эту сторону, и все останутся живы».

Имя.

Роксана слышала его в себе, чувствовала, как оно билось в каждой вене.

Она стояла, прислонившись спиной к двери, в своей испуганно притихшей комнате и прижимала руки к шее. По коже как будто размазали огонь. Собственные дрожащие пальцы казались льдом.

«Ну же... ну перестань... успокойся», — говорила она сама себе, а упрямый узел внизу живота тяжело и мучительно требовал его.

Даже одежда пахла им.

Даже волосы.

Запах ветра. Странный необъяснимый запах уличного ветра.

Роксана поскорее содрала с себя одежду, сотрясаясь от омерзения и случайно оцарапывая руки и ноги.

Из зеркала на нее взглянуло собственное перепуганное отражение. Роксана пытливо всматривалась в нездорово горящие глаза, пытаясь найти в них объяснение случившемуся, но не могла.

А на шее расцветали свежей кровью размазанные кровоподтеки.

И не было ответа.

Завернув свой позор в уютный темно-красный халат, она прямо босиком по ледяному каменному полу побежала в ванную.

Смыть все это с себя.

Смыть его.

Скорее, скорее...

Горячая вода немного успокоила.

Роксана терла руки и шею губкой, всхлипывая от боли, когда грубая ткань задевала засосы.

Его теперь было слишком много на ней, в ней, повсюду, слишком много...

«Что я натворила, что натворила?»

Ноги немилосердно тряслись от напряжения. Не устояв, Роксана плюхнулась на теплый пол в облако пара, обняла колени руками и сжалась в комок под ласковым теплым водопадом.

Впервые в жизни ей хотелось броситься к матери и выложить все, чтобы она... что?

Что делают мамы в таких случаях?

Ответа нет.

Нет нигде никакого ответа.

Роксана запустила пальцы в волосы и спрятала лицо в коленях, глядя, как капли сбегают по ногам вниз.

Случившееся исполосовало ее, и теперь нужно будет очень много времени, чтобы ранки затянулись.

Ну а пока пускай кровоточат. Здесь достаточно воды, чтобы все это смыть...

Роксана подкрутила краны, усиливая поток, и трубы натужно загудели.

Может, поэтому она и не услышала, как дверь в душевую тихонько приоткрылась, и Блэйк Забини, заглянувшая в комнату, застыла, увидев на шее и плечах девушки, сидящей к ней спиной на полу, знакомые ярко-лиловые пятна...

Сириус разделся и без силы повалился на упоительно теплую постель.

Голова дико кружилась. Кровать качалась под ним, как лодка на волнах.

Пустая и скучная кровать...

... она стонет под ним, выгибается дугой, умоляет...

Сириус схватил подушку и закрыл ею голову.

Нет.

Спать.

Просто спать.

Завтра или послезавтра он сходит к Блэйк. Это же Блэйк, она его простит. Сбросит напряжение, и сразу станет легче.

Да, все завтра.

А пока спать...

Засыпая, он слышал, как открылась и закрылась дверь, но притворился, что спит.

Кровать все еще раскачивалась.

Его тошнило.

Долбанный огневиски.

Мысли путались и гудели, расцвечивая сознание чудовищными картинками, и кровь устало и тяжело билась в висках.

Спать, спать, спать...

Кровать раскачивается... только это уже не кровать, а лодка... он наклоняется, чтобы взглянуть на воду...

Где-то снова хлопнула дверь.

Скрипнули пружины, и зазвучали приглушенные голоса:

— ... ничего мне не сказал. Завтра узнаю, в чем дело. Ты выяснил, что это за зелье?

— Да, волчье противоядие. Готовят из волчьей ягоды, собранной в период зарождающейся луны...